Василий Ажаев - Далеко от Москвы
Залкинд вернул Беридзе нож и поднялся. Встал и главный инженер. Алексей прислонился спиной к стене, чтобы дать им пройти. Проходя, Залкинд нажал на него плечом и засмеялся:
— Приперли парня к стенке в прямом и переносном смысле!
— Чего вы хотите от меня, старшие товарищи? — спросил Алексей.
— Чего мы хотим от него, Георгий Давыдович? Скажи ему.
— Мы хотим, голубчик, чтобы ты перестал думать об отъезде. Я ведь очень рассчитываю на твою помощь, пора влезать в работу по уши. И еще соображение. Твой отъезд плохо повлияет на управленцев. И без того неспокойно. С Батмановым я улажу: возьму у него рапорт, и тебе не придется с ним объясняться...
Алексей внимательно посмотрел на поздних гостей:
— Не надо брать рапорт, я не боюсь объяснений. Сам, если надо, поговорю с начальником строительства.
— Это полезно, — усмехнулся Залкинд, видимо представив себе предстоящий разговор, и, ткнув Алексея пальцем в живот, вышел. Минуту постояв, за ним последовал Беридзе.
Под жалобный визг и стоны маятниковой пилы Алексей начал укладываться на своей жесткой постели.
Глава четвертая
Все хотят уехать
В солнечный, чистый и свежий день, какими богат Дальний Восток осенью, Беридзе и Ковшов первый раз пролетели в самолете над трассой. Она проходила по правому берегу реки, лишь в отдельных местах немного отступая от нее.
Сверху Адун еще больше ошеломлял своим широким разливом. Сплошной водный поток, открывавшийся взгляду на земле, распадался, если смотреть на него сверху: река двоилась, троилась и множилась в несметном числе заливов, протоков и рукавов. Они блестели, мерцали, искрились под солнцем.
По обе стороны реки, на сколько мог видеть глаз, простиралась тайга — величайшее нагромождение растительности. В ее безграничных дебрях суровые северяне — лиственница и голубица — жили в теснейшем соседстве с нежными детьми юга — бархатным деревом и виноградом, и хозяин тропических джунглей — тигр охотился за северным оленем.
Можно было подумать, что нога человека еще не ступала в этих диких местах. Но вот внезапно открылось первое селение с аккуратной линией домиков и свежей желтизной нив. Вскоре селения — обжитые и веселые с виду приюты людей у реки — стали проноситься под крылом самолета все чаще.
Трасса дважды пересекала Адун — под Новинском и у небольшого города Ольгохта, тоже стоящего на реке. Чуть ниже этого места река и трасса расставались: Адун величаво уходил вправо, трасса поворачивала налево, на север. Она приближалась к морю, тянулась побережьем до мыса Чонгр. Здесь — в самом узком месте — нефтепровод должен был пересечь бурный двенадцатикилометровый Джагдинский пролив и на мысе Гибельном выбраться на остров Тайсин. Нефтепромыслы находились в северной оконечности острова, в районе города Кончелан — к нему и должны были строители проложить нефтепровод.
Георгий Давыдович остался доволен осмотром. Несколько лет назад он исходил берега Адуна с изыскательской партией — и теперь, с высоты птичьего полета, узнавал знакомые места. У него рождались какие-то мысли, он еще не высказывал их, но многозначительно грозился двинуться в наступление на Грубского.
Выбравшись из самолета, севшего на маленьком аэродроме за березовой рощицей, неподалеку от управления, главный инженер кинулся в кабинет и, что называется с ходу, погрузился в синие глубины чертежей, бормоча под нос стихи Маяковского — он любил их и помнил во множестве:
Но оказывается:
Прежде, чем начать петься,
Долго ходят, размозолев от брожения...
На Алексея полет над трассой произвел удручающее впечатление. Он не обратил внимания на роскошный наряд красавицы-осени, недосуг было любоваться ею. Инженер старательно высматривал признаки жизни строительства. Увы, она обнаруживалась едва-едва: просекой в тайге, вырубленной далеко не повсюду, кое-где пробитой дорогой, опять сменявшейся десятками километров бездорожья, палатками или свежесрубленными постройками на участках. Трасса, как целое, существовала лишь в воображении изыскателей-проектировщиков, в их чертежах и расчетах.
Алексей с испугом сказал главному инженеру:
— Ведь ничего же нет на трассе, почти голое место!
Беридзе, хоть и настроенный бодро, не смог его утешить.
— Положение хуже, чем ты думаешь, Алеша, — сказал он, скаля в улыбке белые зубы, обрамленные черными усами и бородой. — На мой взгляд, у нас нет и трассы. Придется искать новую. Выходит, мы с тобой обозревали с высоты бросовую работу.
После памятного объяснения с Залкиндом в общежитии Алексей все еще ждал ответа Батманова на свой рапорт, однако перестал надеяться на отъезд. Заботы о строительстве все больше и больше осаждали его. Он удивлялся спокойствию Батманова и Беридзе.
— Сколько времени Батманов будет заниматься приемкой? — возмущался Алексей. — Нетороплив ваш хваленый начальник. В управлении все смешалось — и кони, и люди. Ничего не добьешься. Старое начальство почему-то не уезжает, во все вмешивается. Новое начальство созерцает происходящее, выжидает чего-то и не берет власти!
Беридзе и Ковшову не терпелось активно вмешиваться в дела. Работа над проектом требовала устранения Грубского, реорганизации производственного аппарата, перестановки людей.
Батманов одернул инженеров:
— Не торопитесь, дайте мне сначала принять хозяйство.
Выехать на трассу он им не разрешил, даже рассердился:
— С чем появитесь на трассе, товарищи инженеры? Очень вы нужны там с пустыми головами и голыми руками! На каждом участке на вас обрушат тысячи вопросов, а вы не сумеете их разрешить. Самое высшее образование не поможет, вы не способны еще распоряжаться — не готовы. Неизбежно начнете путать, а путаницы там и без того много. Пущу вас на трассу и поеду сам только после тщательной подготовки. Поймите: самое главное в первой, организационной стадии любого строительства — работа управления, штаба.
Единственное, во что решительно и сразу вмешался Батманов, была отгрузка материалов, оборудования и продовольствия и доставка их по воде на остров и в другие отдаленные пункты строительства. К бухтам острова и причалам таежных материковых участков не существовало иных подходов, кроме водных. Требовалось в немногие дни до ледостава на Адуне завезти на трассу возможно больше грузов, чтобы потом меньше мучиться с перевозкой их по зимнему пути. И Батманов налег на Сидоренко, бывшего начальника строительства, заставляя его по нескольку раз в день ездить на пристань, где грузились баржи и пароходы, ругаться по телефону с управлением речного пароходства, посылать десятки телеграмм в краевой центр — город Рубежанск, и Кончелан — город на Тайсине.
В остальном Батманов как будто и впрямь выказывал медлительность. Беридзе оправдывал ее и беспрекословно подчинялся его указаниям. Алексея удивляло такое, не свойственное главному инженеру, смирение.
— Ты судишь по первым впечатлениям, а я его давно знаю, — мягко говорил Беридзе. — Я привык подчиняться ему с полуслова потому, что верю ему, и он ни разу не оказался ниже моей веры... Ты присмотрись к нему получше, и тоже перестанешь брюзжать: он человек системы и действует всегда с большим смыслом. Может быть, подчас приятнее, если начальник носится запыхавшись и, тараща глаза, кричит зычным голосом, отдавая распоряжения направо и налево. Батманов — серьезный человек и не признает подобных свето-шумовых эффектов.
Беридзе был прав. Центр вмешался в положение дел на строительстве, дал новую установку и сменил руководство. Остальное полагалось сделать его новым хозяевам. И Батманов правильно понимал свою первую задачу: она сводилась к перевооружению людей, к подготовке их к большим трудным делам. Нельзя было и помыслить о полной замене старого коллектива новым — кто бы прислал сюда столько людей для замены? Оставалась одна возможность: создать новый коллектив из старого. Это было куда сложнее, чем если бы все начинать сначала. Батманову предстояло быстро разобраться в людях и решить их судьбу.
Болезнь коллектива заключалась в его несоответствии обстановке войны. Люди знали: где-то, очень далеко от них, идет война. Они знали, во имя чего она идет, тревожились и волновались, жадно слушали радио, собирались у карты, обсуждая прочитанное и услышанное. Но они не знали самого главного: какое место в войне должен занять каждый из них. Жизнь на стройке продолжалась почти по мирному распорядку и мирным нормам.
Прежние руководители строительства не сумели пойти впереди людей и повести их за собой. Задание — втрое ускорить постройку нефтепровода — было их первым испытанием в войне, они же стали его оспаривать. Проект мирного времени, рассчитанный на три года, продолжал оставаться законом на строительстве. Им казалось невозможным отменить его, так как он составлялся годами; на разработку нового проекта ушло бы, по крайней мере, не меньше года.
