Эмманюэль Бов - ЛОВУШКА
– Это просто какой-то лабиринт, а не гостиница, – сказал один из них. – Все в порядке на этой стороне?
– Да, кроме одного типа из шестьдесят четвертой, который никак не найдет документов.
– Что еще за тип?
– Похоже, что иностранец. Должно быть еврей.
– Его нужно прихватить.
Бриде достал из пиджака бумажник и вынул удостоверение и карточку демобилизованного.
– Возьмите, – сказал он полицейским, которые вошли в комнату.
– Но какая это комната? – переспросил полицейский, даже не взяв документы.
– Семьдесят вторая.
– Ага! Но тогда, – сказал полицейский, – что вы тут делаете?
– Эта комната на одного человека, даму, – сказал второй полицейский, глядя в список. – Кто будет мадам Бриде?
– Это я, – сказала Иоланда.
– Я ее муж, – сказал Бриде. – Я вчера вечером приехал из Виши. Не найдя, где переночевать, я заночевал у своей жены.
– Вы не зарегистрировались.
– Я не подумал, что это было необходимо, – сказал Бриде, – ведь мы на одной фамилии.
– Покажите документы.
Полицейский долго их изучал, затем подозвал коллегу и передал документы ему. Тот изучил их в свою очередь.
– Вас зовут Жозеф Бриде?
– Да.
– У тебя есть блокнот? – спросил полицейский у своего коллеги. – Дай-ка его мне.
– Он долго перелистывал блокнот, потом закрыл его, ничего не сказав.
– Вы – муж мадам?
– Да.
– На вашем удостоверении нет номера.
– Я это знаю. Но это не по моей вине.
– А эта ваша карточка демобилизованного, это что такое?
– Ты когда-нибудь видел такие карточки, Робер?
– Это карточка демобилизованного. Это то, что нам всем выдали после перемирия, чтобы подтвердить, что мы были демобилизованы по всем правилам, потому что все старались делать по правилам.
– Ты видел эту карточку? – сказал полицейский своему коллеге. – Посмотри-ка внимательно.
Полицейский долго ее разглядывал.
– Печать? Это печать жандармерии, это не армейская печать.
– Совершенно верно. У коменданта не было печати. Он одолжил ее в жандармерии.
– Нет, ты посмотри на подпись, я говорю о подписи.
– Да, и что же?
– Ты ничего не замечаешь, Робер?
– Нет.
– Это один почерк. Тот, кто заполнял эту карточку, ее и подписал.
– Действительно, – сказал Бриде. – Я вам расскажу, как это произошло. Ничего проще не бывает. На момент заключения перемирия, отстав от части, я оказался в Пюи-де-Дом. Там я явился в жандармерию. Мне сказали ждать. Спустя несколько дней, в супрефектуру прибыл командующий в новом звании коменданта зоны. Было объявлено, что все военные, находившиеся в городе, должны были явиться к нему. Что я и сделал. Поскольку я был журналистом, а у коменданта не было секретаря, меня снова взяли на службу и прикомандировали к нему. Таким образом, получилось, что это я демобилизовал всех земледельцев в округе. Когда пришла моя очередь, я и себя демобилизовал.
– У вас нет других документов?
– Нет.
Полицейский повернулся к своему коллеге.
– Что будем делать?
– Нужно спросить начальника.
Вскоре невысокий человек в черном, с хорошо подстриженными усами и какой-то особой ухоженностью в одежде, говорившей о важности исполняемых им функций, вошел в комнату.
– Я хочу сразу предупредить вас, кто я такой, – сказал Бриде. – Мои друзья, г-н Бассон из генерального управления Национальной полиции и Лавессер из кабинета Маршала…
Но начальник прервал его.
– То, кто вы такой, не имеет никакого значения. Я знаю только одно: у вас не в порядке документы. Я вынужден просить вас проследовать за мной.
– Но вы не знаете, кто мой муж, – воскликнула Иоланда.
– Я тебя прошу, – сказал ей Бриде.
Он оделся. "Я завтра утром позвоню Бассону, – сказала Иоланда. Бриде не ответил. "И Лавессеру. Это, однако, неслыханно, чтобы такого человека, как ты, могли отвести в комиссариат". Подумав, Бриде сказал: "Я думаю, не стоит этого делать, это может произвести дурное впечатление в Виши. Понимаю, если бы я действительно подвергался опасности. Но как только проведут следствие, увидят, что я говорил правду, и будут обязаны меня отпустить. Не стоит тревожить друзей из-за такого пустяка".
Бриде посмотрел в зеркало. В этот момент он был один с Иоландой. Он позвал ее и тихо сказал: "Банда мерзавцев! Их следовало бы спустить с лестницы, я тебе обещаю, что однажды они добьются своего". "Замолчи, – сказала она. – Уверяю тебя, ты попадешь в историю. Я тебе говорила и повторяла: есть только один выход – это поладить с немцами. С ними хоть можно разговаривать. Они гораздо лучше, чем французы, которые лижут им ботинки".
Бриде не ответил. Он был разгневан.
– Ну что, вы идете? – крикнул полицейский.
– Да-да, я иду, – сказал Бриде.
* * *
Их находилось человек сорок в помещении жандармерии центрального комиссариата. Та занимала часть огромного здания почты, сооружения примечательного. На окнах были укреплены решетки, но по деликатному замыслу архитектора, внизу они были выгнуты таким образом, чтобы на подоконник можно было облокотиться или поставить на него цветочные горшки.
Все сидели, за исключением Бриде, который ходил взад-вперед. Одна несчастная женщина жаловалась. Ее восьмилетняя дочь должна была приехать в этот момент из Тэн-л-Эрмитажа на вокзал Перраш совершенно одна. Она не будет знать, куда пойти. Бриде подошел к стоявшему у дверей полицейскому. "Вам следовало бы предупредить комиссара", – обратился Бриде. "Я не могу", – ответил тот. "Ну, хорошо, скажите же секретарю какому-нибудь".
Полицейский вышел. Он вскоре вернулся в сопровождении служащего в штатском. "В чем дело?" – спросил последний с видом человека, который мог вам уделить ровно одну минуту. Бриде рассказал историю бедной женщины. Та подошла. Она без конца повторяла Бриде: "Спасибо, мсье, спасибо, мсье…" Секретарь ушел, разведя, в знак бессилия, руками, однако и не сказав нет.
Через час Бриде проводили в кабинет комиссара. Перед ним уже лежали документы Бриде.
– Я вижу, вы журналист. В каких газетах вы работали?
– В "Ле Журнал" и "Фигаро".
– "Ле Журнал" сейчас в Лионе, не так ли?
– Да, мсье.
– Вы по прежнему работаете в нем?
– Нет, мсье.
– Почему?
– Потому что мне не интересно работать в нынешних условиях.
– Между тем, Фигаро…
Комиссар замолчал. Он поднял глаза. В этот момент взгляды обоих встретились. Бриде показалось, что комиссар поддерживал его.
– Вы знаете, почему вы здесь, – продолжил тот.
– Нет, – сказал Бриде.
– Ваше имя не значилось в полицейской книге постояльцев отеля.
По лицу комиссара скользнула улыбка, дававшая понять, что этот повод не казался убедительным ему самому.
– Что же вы хотите, ведь инспектора обязаны делать то, что им говорят, – продолжил комиссар. – И я, кстати, тоже. Вот ваши документы. Я прикажу, чтобы вас отпустили.
– Благодарю вас.
Взгляды обоих снова встретились. В этот раз у Бриде не было никаких сомнений. Он имел дело с настоящим французом. Он почувствовал между комиссаром и собой что-то вроде тайного сообщничества.
– Благодарю вас, – повторил он.
– О, не стоит благодарности. Это вполне естественно. Мы понимаем друг друга, не правда ли? Вам остается только вернуться в зал. Вас предупредят.
Комиссар встал, протянул руку, несколько небрежно, чтобы, без сомнения, не слишком себя компрометировать, ибо, в конце концов, он мог ошибаться на счет Бриде, и, провожая того, сказал двум полицейским, которые присутствовали при разговоре: "Мсье Бриде будет отпущен прямо сейчас".
В зале народу поубавилось. Бриде сел на скамейку. Он прождал двадцать минут, когда секретарь, с которым он только что говорил о бедной женщине, появился на пороге дверей. Делая вид, что он не замечал Бриде, он позвал: "Мсье Бриде, прошу вас!"
Бриде встал.
– Господин комиссар поручил мне сообщить, – продолжил секретарь, – что он только что получил приказ Генеральной управления Национальной полиции немедленно вас освободить и принести вам извинения. Кои я приношу вам от лица господина комиссара и объявляю вам, что вы свободны…
Бриде обдало жаром. На какой-то момент он остолбенел. Наконец взяв себя в руки, он сказал: "Благодарю вас, благодарю вас… но не мог бы я видеть господина комиссара?"
– Сожалею, – сухо сказал секретарь, – но у господина комиссара нет времени вас принять.
Глава 5
Выйдя из центрального комиссариата, Бриде пошел по улице Милосердия. Иоланда поступила просто нелепо. Позвонив в Виши, побеспокоив стольких важных персон – или, по крайней мере, себя за таковых принимавших – она наверняка подняла панику. Они, должно быть, подумали, что произошло что-то значительно серьезнее, чем простое удостоверение личности. Иоланда поставила своего мужа в смешное положение. Между тем, он ей сказал никого не беспокоить. В конце концов, она хотела помочь, и он не мог ее упрекать.
