Леонид Борич - Случайные обстоятельства
Варламов хотел поинтересоваться наконец, что из этого следует, но не мог же он так прямо спросить об этом, раз командир не находил пока нужным что-нибудь пояснить.
— Вас радуют результаты учений? — спросил Букреев.
До этой минуты Варламов был учениями доволен, вот и замполиту понравилось... Но теперь выходило, по характеру самого вопроса, по тону, каким это было сказано, что он, Варламов, не мог ответить совершенно уж положительно. Да и было кое-что, как не быть — живое все-таки дело, и люди — не автоматы.
— Были, товарищ командир, некоторые упущения, — вынужденно признался Варламов, но он так сказал это, что упущения все-таки как бы терялись в ряду крупных успехов.
— «Некоторые упущения»... — повторил Букреев. — То есть мелочи разные, так?
Варламов понял, что уже не приходится ждать похвалы — теперь в пору было, кажется, подумать о том, что завтра придется переигрывать эти учения заново.
— А за сколько времени трюмные надевают спасательные аппараты, вы знаете? — спросил Букреев.
— Я был в центральном, товарищ командир, — напомнил Варламов.
— И значит, не можете знать?
Букреев сказал это со столь не свойственной ему участливостью, что Варламов подумал: «Как будто с больным разговаривает».
— А старпом все должен знать, — проговорил Букреев. — Потому и записано в корабельном уставе, что частое оставление корабля старшим помощником несовместимо с должным исполнением им своих ответственных обязанностей.
Варламов обиженно молчал. Он ведь и так последнее время возвращался домой не раньше девяти вечера, и вот — благодарность...
— По-моему, у нас на корабле этот пункт устава вполне соблюдается, — сказал Ковалев. — Даже с лихвой.
— Так точно, — подтвердил Варламов, чувствуя поддержку замполита. — К жене, как... к любовнице ходишь — только на ночь.
— Как, как? — с интересом спросил Букреев. Выпад замполита он решил оставить попросту без внимания: не Ковалева это дело, в котором часу старший помощник с корабля сходит.
— Как к любовнице — только на ночь, — повторил Варламов.
— Ну, значит, вам повезло, — рассмеялся Букреев. — Еще и не всякая любовница согласится... Это поискать надо.
— Конечно, — улыбнулся Ковалев. — Такое может только жена терпеть.
— Иногда и жене надоедает, — сухо сказал Варламов.
Букреев взглянул на него и подумал, что старпом, пожалуй, прав.
— А вы можете уходить домой сразу после ужина, — сказал он Варламову. — И по воскресеньям вообще дома сидеть... Меня ведь не интересует, сколько времени вы тратите на службу. Мне только одно нужно, старпом: чтобы порядок на корабле и в казарме был образцовым.
Впрочем, Букреев вообще не понимал людей, для которых личная жизнь только и начиналась после службы. Он не мог понять, как вне службы можно находить что-то такое, что будет не то чтобы интереснее, важнее — он даже и предположить этого не мог, — но хотя бы настолько же интересным и важным, как служба.
— Да, и еще... — сказал Букреев. — Мне нужно, чтобы ваши подчиненные, старпом, успевали включиться в спасательные аппараты до того, как они уже не смогут в них включиться.
— Ясно, товарищ командир.
— Рад, что ясно... — Букрееву тоже было ясно: старпом действительно кое-что понял. А вот заступник его... — Максим Петрович, вы видели, как у нас пробоины на учениях заделывают?
— По-моему, нормально, Юрий Дмитриевич.
— Нормально!.. — Букреев усмехнулся. — Даже красиво заделывают! Но там, где это удобно и легко. Все заранее примерено, каждый знает свой маневр... А надо учиться заделывать эти пробоины там, где трудно и неудобно. И вводные наши должны быть как снег на голову.
— Усложним аварийные ситуации, — согласился Варламов.
— Обязательно, старпом. Условия должны быть максимально приближены к боевым.
— Ясно...
— То есть вы хотите утром повторить учения? — сощурился Букреев. — Я правильно понял?
Неправильно он понял, совсем Варламов и не собирался именно завтра — не одно еще учение у них впереди...
— Завтра же надо готовиться к приезду командующего, — напомнил Варламов.
— И к приезду — тоже, — спокойно подтвердил Букреев.
— А как же...
— А так! Такая уж у вас должность, старпом. Все командиры через это прошли.
— Ясно, товарищ командир, — вздохнул Варламов.
— И почаще завтра выводите из строя освещение, — сказал Букреев. — А то у нас сплошная иллюминация на учениях. — Как будто... командующего встречаем.
— Сделаем сплошную темноту, — заверил Варламов, чуть улыбнувшись. — Как будто не встречаем...
— Правильно, старпом. А на разборе сейчас — побольше о недостатках. Чтоб служба медом не казалась.
— Видимо, о положительном тоже следует сказать, — заметил Ковалев.
— Пока не следует, — отрезал Букреев. — С положительным мы уж как-нибудь сами справимся.
— Ясно, товарищ командир. Разрешите идти?
— Да, старпом. И поэнергичнее действуйте. Учитесь быть командиром.
Когда Варламов вышел, задвинув за собой дверь каюты, Букреев спросил:
— Нравится наш старпом?
— Нравится, Юрий Дмитриевич.
— Толковый, — согласился Букреев. — Жаль отпускать такого. А нужно. И так в девушках засиделся...
Слушая его, Ковалев подумал, что все еще можно было понять, пока в каюте стояли они двое — он и Варламов: свободное кресло только одно было. Но сейчас...
— Простите, Юрий Дмитриевич... У нас на корабле так принято — всегда только стоять в присутствии командира?
— Почему же? — помедлив, спросил Букреев. — Прошу...
Ковалев поблагодарил и сел в кресло.
— Что-то не замечал раньше, что вы такой стеснительный, Максим Петрович.
— Я-то что, — улыбнулся Ковалев. — Я ведь не гордый, могу и напомнить о себе. А вот механик наш, например, тот, бывает, подолгу простаивает в этой каюте. Да и штурман, и врач...
Букреев нахмурился, взглянул исподлобья на Ковалева и сказал:
— Мои отношения с подчиненными — это мое личное дело. И давайте договоримся раз и навсегда: за корабль отвечает прежде всего командир. Это не каприз, не самолюбие, а необходимость.
— Я и не собираюсь командовать кораблем. По уставам не положено, да и не умею.
— Тогда все в порядке. А то, знаете, бывает, что и на мостике хотят покомандовать, и в торпедную атаку заодно уж сходить... Правда, — добавил Букреев, чтобы все же заранее предостеречь, — у меня на корабле этого пока не было. Не замечал, во всяком случае.
Спокойно выслушав, Ковалев улыбнулся:
— Думаю, и сейчас такой угрозы не существует.
— Вот это вы хорошо выразились, — вежливо сказал Букреев.
Он надел свитер — подходило уже время всплытия, — натянул канадку, вынул из ящика стола сигареты и положил в карман. Скоро можно будет закурить...
— Юрий Дмитриевич, — сказал Ковалев, вставая, — может, не повторять завтра учения? Люди и так устали, а впереди еще столько работы...
— Я уже дал старпому указание повторить. — Букреев снял сапог и стал перематывать портянку. — Вы же слышали.
— Но другие-то еще не слышали. Сами дали указание — сами и отмените. Все в руках командира...
«А ты, кажется, все-таки с юмором», — подумал Букреев.
— А, черт, опять съехала! — Он потуже обернул ногу. — Есть на флоте афоризм, Максим Петрович: «Если тебе дано указание, не спеши выполнять его, ибо оно будет отменено». Слыхали, наверно?
— Слышал. Довольно остроумная шутка.
— Возможно, — согласился Букреев. — Но вредная по существу. И родилась-то она именно потому, что мы слишком легко отменяем свои же указания.
— А если целесообразно отменить?
— Для дела или для подготовки к встрече? — зло спросил Букреев.
— Для личного состава. Значит — и для дела.
— Это все лирика, Максим Петрович. Старпом должен выходить от меня с твердой уверенностью, что как я ему сказал, так и будет. Если только не помешает какое-нибудь стихийное бедствие.
В динамике над столом зашуршало, Букреев поднял голову, и Варламов доложил по трансляции: «Товарищ командир, время всплытия».
— Иду, старпом... — Он надвинул на самые глаза шапку. От предвкушения свежего, настоящего воздуха, соленых брызг и самого моря, по которому так уже истосковались глаза, видевшие все эти двадцать дней только пластиковые стенки кают и узких коридоров, настроение сразу поднялось. Ни с кем не хотелось больше ссориться, выяснять отношения, что-то требовать, заставлять, приказывать... И Ковалев, в сущности, тоже был вроде бы толковым замполитом, а то, что лез иногда не в свои дела, — так ничего, привыкнет, оботрется, должен будет понять...
— Пошли, Максим Петрович, настоящего воздуха хлебнем, неконсервированного... — Букреев улыбнулся. — И трубку мира выкурим. А?
Они вышли из каюты, пошли коридором к центральному отсеку, и Ковалев сказал по дороге:
— Я знаете о чем подумал, Юрий Дмитриевич?
— Ну?
— Трудно нам будет...
— С кем?
— Друг с другом.
