Виктор Вяткин - Последний фарт
— Та-а-а-ак!.. Занятно-с!.. — Он потрогал вздрагивающую губу.
— Не понимаю? — остановилась Лиза. Она впервые видела мужа таким взволнованным.
— Но я-то многое понял и не позволю себя дурачить и превращать мой дом… — он выругался. Куда только девалась его обходительность.
— Кто дал тебе право так разговаривать? — побледнела Лиза.
— Право супруга. Нда-аа… Ты многое скрыла от меня.
— А ты спрашивал? Выписал, как вещь, и ни разу не поинтересовался, что там! — Она приложила руку к груди, кусая губы, чтобы не разрыдаться.
— Прошу прощения. Нежному обхождению не обучен-с! — Он прибавил фитиль, поставил лампу на столик. — Интересно, что общего у тебя с Саяки?
— Да, я когда-то была знакома с Саяки, и что же?
— Не лги мне в глаза. Я видел и все понял. — Он схватил ее за руку.
— Тем лучше для тебя! — Она вырвалась из его цепких пальцев и потерла синие полосы, оставшиеся на коже. — До сих пор я пыталась быть тебе женой, другом, но ты этого не заметил. Впрочем, думай, что угодно. Теперь это для меня не будет иметь значения. Уйду я от тебя!
— Куда? — Он наклонился к ней и обжег дыханием. — У тебя сестра!
— Уйду вместе с девочкой. Да не все ли равно…
Попов сразу притих.
— Эх, дурочка, дурочка… Да ведь я любя. Любя же… — зашептал он мягко. — Чего тебе еще недостает?
— Господи! Да ведь я живой человек, — Лиза расплакалась.
— Что случилось? — На пороге стояла бледная, босая Лена.
Попов покосился на сестер, взял лампу и ушел в кабинет. Лиза вытерла слезы и спросила:
— Ты слышала?
Лена молча взяла ее за руку и, как маленькую, увела в свою комнату и усадила на кровать.
— Лизонька, тебя обидели?
Лиза не ответила.
Лена села рядом, голос ее дрогнул:
— Не любишь мужа, уйди! За меня не бойся, проживем. Так нельзя… — Она замолчала, не зная, что говорить дальше.
— Все это не так просто. — Губы Лизы болезненно искривились.
— Тогда сейчас же помирись… Хочешь, пойду к Василию Михайловичу, переговорю? — Лена решительно вскочила.
Лиза испуганно схватила ее за руку.
— Не надо.
— Хорошо, подожду. Найдешь нужным, расскажешь сама! Но ты у меня на всем белом свете одна. И я буду всячески мешать тебе делать глупости. — Лена подошла к сестре. — Не дам, и все! Поняла?
Лиза улыбнулась, поцеловала ее и вышла из комнаты…
Как же медленно бежит время.
До санного пути оставалось еще месяца два, и для старателей настали дни томительного ожидания.
Бориска ушел вверх по реке опробовать притоки Олы. Канов и Софи подрядились перестроить деревянный склад торговца Юсупова: все заработок.
Полозов нанялся заготавливать лес. Валил и вытаскивал на берег, словно ломовик, толстые деревья. Перебросив через плечо зачаленные за бревно концы веревки, он волок его по болоту, кочкам, кустам. Молодость и сила бурлили в нем, и он работал с наслаждением. Понимая, что подсильно такое не каждому, втайне гордился собой.
Вчера Иван приметил огромную лиственницу. Ему просто хотелось удивить товарищей. Он прошел тополевую рощу и только пересек лужайку, как наметил в пролеске что-то, белое. Не Лиза ли? — остановился он, огляделся. Из рощи потянуло дымком костра, доносились приглушенные голоса.
После знакомства с семьей Попова он не раз ловил себя на том, что, приходя в поселок, невольно сворачивал на тропинку к их дому.
Лиственница оказалась смолистой, неровной, и пришлось долго над ней повозиться, пока она с треском не рухнула на землю.
Уложив вершину на ползунок, чтобы не бороздила землю, он поднял комель на рогульки, закрепил и сел отдохнуть. Солнце косыми лучами прошивало пролесок. В желтых полосах света темными тучками роился гнус.
Неужто не справлюсь? — Полозов оглядел бревно, шевельнул плечами, словно примеряясь. Уволоку, черт возьми! Он поплевал на ладони, подлез под рогульки и даже удивился легкости, с какой удалось поднять бревно и идти с ним. Уже показалась тополевая роща, а там и берег рядом.
— О-о-о!.. Вот это богатырь! Колоссально! — послышалось за его спиной.
— Богатырь не богатырь, а с этим чертом управился, — остановился Полозов и, похлопав ладонью по бревну, оглянулся на глубокий след, оставленный ползунком.
Незнакомец подошел, подал руку и назвал себя коммерсантом Саяки-сан.
— Мне лестно познакомиться с вами, господин Полозов, — проговорил он, любезно улыбаясь.
— Вы знаете мою фамилию? — удивился Полозов.
— Сила достойна внимания. — Саяки сел на бревно, вынул пачку сигарет, угостил. — Вы так шагали с этим бревном, что нельзя было не залюбоваться.
— Одно дело любоваться, другое — шагать.
Саяки промолчал. Посидели, покурили. Саяки поднялся и ушел. Полозов снова впрягся в рогульки и пошел дальше.
Вот уже блеснула полоса воды. На берегу он увидел японских моряков. На разостланном полотенце свертки, бутылки, кульки. Понятно: в бухте японские шхуны. Один из японцев поднялся и, посмеиваясь, пошел навстречу. Полозов признал в нем человека, с которым боролся.
— Добру ден, Ивана! О, какой сильный. Может, твоя подвезец, а? — Он пропустил Полозова и встал на ползунок.
Полозов хотел остановиться и согнать японца, но, заметив на его лице нагловатую усмешку, передумал. На русском мужике поездить решил? Ну-ну, я тебя прокачу.
Полозов взял чуть вправо к ключу, где была обрывистая впадина и, как бы споткнувшись, опрокинул рогульки вместе с бревном. Японец увернулся, но вывозил в болоте туфли, брюки.
— Са-а! — услышал Полозов крик и оглянулся. Японцы бежали к нему.
Кажется, напросился. Наломают бока, разве управиться с такой оравой? А драться они умеют.
— Эй, русина! — вылез из кустов японец. — Чито говорить твой бедный невеста, когда тебя привезут на рогульках?
Но тут откуда-то вынырнул Саяки.
— Оставьте, это мой друг, — Саяки взял Полозова под руку. — Все Миура затеял. Он не забыл вам обиды. Ну, ничего, мы поладим.
Миура принес стакан вина, протянул Полозову.
— Не пью!
— Вы гордый, похвально это. Пусть мы будем друзьями… — решил Саяки.
Когда Полозов вернулся в палатку, Канова и Софи еще не было. Он вымылся и решил у речки подождать своих товарищей.
— Ах, вот вы, оказывается, где устроились? Чудесно!
Отмахиваясь от гнуса, на тропинке стояла Лиза. Белая шляпа, узкая юбка, шерстяная кофточка, затянутая широким ремешком, делали ее похожей на тоненькую, ершистую Лену.
— Вы с поручением от Василия Михайловича? — спросил он весело, освобождаясь от привычного состояния неловкости.
— Нет, — сказала она просто и проткнула руку. — Тоска. Муж уехал в Ямск. А я вот бродила и забрела. Это ваша палатка? Совсем по-спартански. Наверно, очень приятно на воздухе?
— Не приглашаю, еще не прибыла обстановка, — шутливо ответил Полозов. — Мне больше нравится спать на сене: не упадешь и пахнет лугами.
— Да, да, хорошо. Проводите меня немного, а то и верно, уже вечер.
Они шли и непринужденно разговаривали. Он рассказал, как встретил в тайге девушку-якутку и принял ее за мальчика. Лиза хохотала от души.
Показались постройки поселка.
— Ну, все, — сказала она с огорчением. — Да, чуть не забыла. Человек, с которым я обещала вас свести, приехал.
— Уж не Розенфельд ли? — спросил Полозов и поморщился.
Об этой доверенном одного благовещенского купца он много слышал. Розенфельд чуть ли не с 1908 года бродил по тайге, изыскивая удобное сообщение побережья с поселениями на Колыме. Шел слух, что он обнаружил кварцевые жилы, но где, он упорно скрывал. Кварц — это еще не золото, а в условиях бездорожья рудная разведка непосильна даже купцам, да и этим россказням никто не придавал значения.
— Нет, — сказала Лиза. — Это совсем другой.
— Его можно видеть?
— Переговорю и сообщу.
Он кивнул.
— Дальше не ходите, — она остановилась. — Еще передадут мужу, мол, видели с посторонним мужчиной, — добавила она, как бы шутя, но Полозов понял ее по глазам — боится.
— Порядочно ли будет, если я поведу параллельные переговоры?
— Ребенок вы, ребенок, — засмеялась она доверительно. — Большой, сильный, но это не помешает обмануть вас не только Попову. Ну, идите. — Она тронула его руку, и ее легкая фигура быстро скрылась за кустами. Полозов стоял и рассеянно потирал шею. Эта женщина влекла и пугала его.
— Черт знает что! — Он повернулся, чтобы уйти, как увидел Канова. Тот, пошатываясь вышагивал, размахивая длинными руками. Он был без рубахи, в каких-то рваных штанах и без топора.
— Опять? — нахмурился Полозов.
— Яко благ… яко наг, — бормотал тот, покачиваясь.
— А инструмент?
— Погоди негодовать, сыне. Погоди. Плотник один повстречался. По доброте отдал. Сие не осуждай.
