Константин Паустовский - Том 5. Рассказы, сказки, литературные портреты
В этих местах раньше навалами лежал бурелом, а сейчас густо рос подлесок из можжевельника и лещины.
Удивительно легко было дышать. Может быть, поэтому Тиша неожиданно заметил:
– Верно ведь сказано: «В их сенях ветра шум и свежее дыханье».
Мы остановились около гидростанции на лесной маленькой реке. Вверху, над соснами дул полуденный ветер. Но до земли ветер не доходил. Внизу было безветрие.
Гидростанция работала почти бесшумно. Только невнятно бурлила около плотины вода да было слышно, как внутри станции кто-то напевал арию из «Садко»: «Не счесть алмазов в каменных пещерах…»
Я впервые видел такую маленькую гидростанцию, срубленную из сосновых кряжей. Внутри было очень чисто, прохладно, пахло смолой. Ветки орешника заглядывали в открытые окна. На табурете сидел загорелый юноша в майке.
– Наш электрик, – познакомил меня с ним Тиша. Юноша смутился и сказал:
– Я тут, Тихон Иванович, за дежурство, извините, все оперы, какие знаю, пропел.
– Большой театр на дому, – усмехнулся Тиша и обернулся ко мне – Эту станцию мы сами соорудили. Своими колхозными руками. Не станция – игрушка! Вот скоро начнем строить большую межколхозную станцию на торфу около Линевого озера. Тогда будет у нас и электропахота, и электродойка, и электрические пилы начнут работать в лесах.
Я бывал в прежнее время на Линевом озере, и потому мне трудно было представить, что там скоро возникнет здание электростанции. Двадцать лет назад Линевое озеро было такой глушью, что, по словам лесников, не всякая птица отваживалась туда залетать.
Весь этот день меня не покидало чувство свежести. Все сверкало, искрилось, переливалось этой свежестью: стволы берез и сосен, листья, травы, самый воздух, вода лесных озер.
– Удивляетесь? – спросил Тиша. – А помните, какая здесь была тьма, какие трущобы? Теперь лес дышит свободно.
С гидростанции мы проехали на реку Белую. Там стояла заповедная тишина. Зеленоватый отблеск хвои падал на струившуюся воду. Пришел зверовод, человек строгий и молчаливый, и выпустил бобров из клеток. Бобры, прежде чем войти в воду, долго чистились, расчесывали шерсть когтистыми лапами, не обращая на нас внимания.
– До чего вежливый зверь! – восхищался шофер. – Воду в речке не хочет грязнить.
К вечеру мы, наконец, попали на «Казенную канаву». Там теперь в нескольких деревянных домах разместилось лесничество. Но изба-четырехстенка уцелела. Ее приспособили под сушилку для сосновых шишек.
Мы посидели с Тишей на берегу канавы. Ночь медленно подымалась с востока. В воде плескалась тяжелая рыба.
– Лещи, кажется, – сказал Тиша. – А при деде Василии только гольцы здесь водились. Вовремя вы подгадали приехать. Все цветет. Самое красивое время. Были уже в лугах?
– Нет, еще не был. Тиша помолчал.
– В каждом районе, будь он хоть самый невзрачный на вид, есть большие возможности, – сказал он и повторил: – Большие возможности. Небось Лиза рассказывала вам про клад? Это правильно, конечно, что хорошее сердце – клад. А я думаю, что и в каждом районе зарыт свой клад. Милее наших мест нет на свете. Вот говорили всегда: нищий край, подзол, картоха, болота, комарье, гниль да труха, – а смотрите, как он развернулся! А люди? Помните прежние разговоры: «ужо» да «ужо», «куда нам соваться», «разве сразу возьмешь да осилишь»… А сейчас как повеселел народ! Я всех тороплю, но и меня все торопят – давай и давай! Нетерпение у народа к жизни.
Все теперь нужно – гидростанция, разработка торфа, шоссе до областного города, сбор лекарственных трав, новая порода скота, посадки леса, сады, пасеки, новые школы. Тут работы пропасть. А на взгляд будто и невидный район. Но главное, конечно, – это луговое наше хозяйство. На днях наш секретарь обкома едет в Кремль – докладывать правительству о преобразовании Окской поймы в молочную базу, для Москвы. Было у него совещание по этому поводу. На нем мы решили наглядно показать правительству наши богатства и наши возможности. Показать наши луга как бы в натуре. Потому что одно дело – словесный доклад, а совсем другое дело – показ того, чем мы располагаем. А для этого надумали мы отвезти в Москву все цветы и травы, какие здесь произрастают. Все сорта. В живом виде, конечно.
– Как же вы их довезете, эти цветы и травы?
– На машине. В кадках с водой. Ведь это целые снопы цветов, вы понимаете!
* * *Сбор трав и цветов начался через несколько дней.
Этим делом распоряжалась Лиза. Она созвала школьников старших классов. Когда я зашел к ней, человек тридцать мальчиков и девочек сидели на бревнах около школы и запальчиво спорили, на каких лугах самые большие и разнообразные цветы. Одни говорили, что по краю Старицы, другие – по берегам озера Студенец, третьи стояли за таинственную местность Хвощи, а самая маленькая девочка с взлетающим клоком волос на голове кричала со слезами в голосе:
– Не так говорите! Вот и неправда ваша! К Тихому броду надо идти. Там ух что делается с цветами!
Известно, что цветы лучше всего собирать или утром, до жары, или перед вечером, когда зной спадает. Иначе они быстро вянут.
Решили собрать цветы перед вечером, принести их в Поляны, тут же перебрать и отправить ночью в Москву.
Я пошел с Лизой и школьниками в луга. С нами пошло много народу, в том числе и мой шофер.
Каждый старался найти самый большой цветок. Каждый говорил, что его цветок просто волшебный.
Возвращались из лугов мы уже вечером. Солнце село. Над озерами задымились туманы. Кричали по низинам коростели.
Цвел шиповник – спутник светлых июньских ночей.
В чистом меркнущем небе реактивный самолет тянул свой белый быстрый след. След этот летел к слабо блестевшей над нами звезде. И этот след и звезда отражались в воде Старицы, и вода от этого казалась бездонной, как вечернее небо.
В шиповнике по берегам Старицы уже притаилась ночь. Только цветы на кустах светились отраженным блеском еще не погасшей зари. Потом в кустах, стараясь не нарушить вечернюю тишину, щелкнул, пустил стеклянный перезвон и затих соловей.
Юпитер взошел над темным лесом на горизонте и начал медленно подыматься над лугами, ивами и туманами – над знакомой и милой нашей землей.
1953
Симферопольский скорый
Симферопольский скорый поезд отходил с Курского вокзала в Москве в девять часов вечера.
Кончался июнь. Стояли самые длинные дни в году. На севере в это время был разгар белых ночей. Краем своим эти светлые ночи доходили сейчас до Москвы. Только к девяти часам вечера садилось солнце. Его не было видно за громадами улиц. Но по теплому красноватому сумраку, затопившему город– все его площади, улицы, сады и дворы, – можно было догадаться, что солнце уже опускается к краю земли где-то далеко за Химкинским водохранилищем, за Северным речным вокзалом. Опускается огромное и чистое, предвещая назавтра жаркий и безветренный день.
От недавно политых асфальтовых платформ на вокзале пахло дождем, дымом и цветами. Среди провожающих многие были с букетами. Вялый от духоты цветочный запах был слышен и на платформе и в вагонах, где букеты уже стояли в стаканах с желтой вагонной водой.
– Удивляюсь, – говорил морщинистый проводник, рассматривая билеты, – почему это на наш скорый и на сочинский всех провожают с цветами. А вот на «Красную стрелу» или на Сибирский экспресс букеты редко приносят. В чем причина?
Давно замечено, что пассажиры волнуются, когда показывают проводникам билеты, хотя с билетами не может быть никакой путаницы. И всегда найдется среди пассажиров какой-нибудь не совсем уверенный в своем билете человек. Он обязательно будет во всем соглашаться с проводником и даже заискивать перед ним, как будто это сможет ему помочь, если у него билет окажется не в порядке.
Нашелся такой пассажир и сейчас. Это был низенький толстый человек в пыльной зеленой шляпе. Он стоял в конце очереди. Чемодан он поставил между ног, сжимал его на всякий случай коленями и судорожно рылся в карманах пиджака, разыскивая билет.
– Точно, товарищ проводник! – воскликнул он тощим и сладким голосом. – Я тоже это заметил.
– Какой приметливый гражданин, – сердито сказал проводник. – Вы лучше объясните, в чем причина.
– На юг народ едет веселый, – ответил, хихикнув, человек в зеленой шляпе, все еще разыскивая билет. – Отдыхающий народ. Оттого и цветы.
– Да на юге их в тыщу раз больше, чем здесь, этих цветов, – возразил проводник. – Зачем их на юг везти? И в Крым едем с цветами. И из Крыма с цветами.
– От них, конечно, мусору много, – сказал человек в шляпе, но не угадал. Проводник неожиданно рассердился.
– Странно рассуждаете, – сказал он и подозрительно посмотрел на пассажира в шляпе. – Москва вся в цветах, заводы наши – в цветах, а вы такие несвоевременные мысли высказываете. Ваш билет!
