Юрий Домбровский - Рождение мыши
Он встал и взялся за тросточку.
— А ничего! Вы ничего не говорите, а я ничего не скажу ему. Главное, что вы теперь знаете все. Так?
Она ничего не ответила, но тоже встала, чтоб его проводить.
IIА на другой день пришло письмо из пустыни. Нина прочла его и с час тихо ходила по комнате. У нее только что был крупный и громкий разговор с режиссером, и она в первый раз не выдержала и раскричалась. Он сказал ей: «Это же Шекспир, говорите, пожалуйста, просто, точно, ясно, без трагического шепота. Доносите ритм стиха и обратите внимание на дикцию». А она ответила: «Так, может быть, вы пригласите дикторшу из „Последних известий“? Вот у нее — дикция». В общем, они поцапались и разошлись, очень недовольные друг другом. Она пришла домой, и тут Даша подала ей порядком-таки захватанный конверт с обратным адресом: Джуз-Терек. Она прочла письмо и целый час простояла у окна, смотря во двор и постукивая пальцами по стеклу, потом тихо оделась и пошла бродить по изогнутым московским переулочкам.
Здесь всегда было просто, грязновато и весело. За заборами стояли белые тополя, по звонким лужам бегала босоногая детвора, а в солнечные дни на нагретых подоконниках рядом с цветочными горшочками лежали, мурлыкая себе, ленивые коты, и старушки за руки выводили быстроглазых карапузов. Нина прошла по переулочку и забралась на церковный двор, минут десять поговорила о том и о сем со знакомой. Тут к ней, раскачиваясь, подошла цыганка с папиросой во рту, попросила прикурить.
— Красивая, — сказала она певуче и зазвенела гривенниками на монисто. — Давай погадаю, — вижу я на твоем лице думу — тоску-печаль! Красивая да несчастливая! Дай ручку — все скажу.
— Уйди, уйди, — сказала нянька цыганке, заслоняя ребенка.
Нина достала из сумочки синенькую и сунула гадалке.
— На, купи спички, матушка.
— По лицу видать: сердце у тебя как птица в клетке, — снова сипло запела цыганка, пряча деньги, — и туда летит, и сюда летит, а люди жестокие, а решетки крепкие, нету ему свободы — выхода. А ты простая да бесхитростная.
Нина с завистью смотрела на нее — она думала, что не то что Джульетта, но даже и эта гадалка с ее быстротой, плавной резкостью, хриплой простуженной певучестью, быстрым огнем в глазах, с легкостью на любые решения, слова и поступки у нее уже не получится.
И она уже не слушала ничего, пока гадалка не попросила у нее правую руку.
— Придет твой милый, ненаглядный к пустому крыльцу, к чужому огню, — сказала цыганка строго.
— Нет, похоже что уйти, — поднялась с места нянька, — выпучила шары, как дикая коза, вот напугает мне мальчишку. А вы, — неприязненно поглядела она на Нину, — кажется, артистка, а сами…
— Нинка! — раздался сзади знакомый голос. — Это на кого ж ты гадаешь?! Нет, нет, теперь уж не отвертишься, — рассказывай!
Нина обернулась и увидела Ленку и Сергея. Сергей нес авоську. Ах, как бы он ей был сейчас нужен, но один. Она бросилась к ним.
Цыганка постояла, поводя плечами, посмотрела, звонко плюнула и, раздувая, как веник, красные юбки, пошла со двора.
— Не каркай, карга, язык отсохнет, — сыпанула она старухе и сделала такие глаза, что мальчишка обмер и заорал, припав к нянькиным коленям.
III— Ну так что тебе вышло? — спросила Ленка. — На кого гадала? Только не врать.
Нина вдруг сказала:
— Ты знаешь, Леночка, я вчера получила предложение.
— О-о! Сергей, не слушай нас! От кого?
— Да ты его не знаешь! — поморщилась Нина.
— Вот это чистая работа, — похвалила Ленка, — даже я не знаю! Но все-таки, кто ж он такой? Профессия, профессия! Не актер, надеюсь?
Нина пожала плачами.
— Разве в профессии дело, Леночка? Но нет, он не актер.
— Ну что ж, — лирически вздохнула Ленка, — будешь тогда генеральшей, Ниночка.
Нина молчала.
— Сережа, — обратилась Ленка к мужу, — знаешь игру «третий лишний»? На-ка тебе авоську и иди-ка ты, друг, в гастроном. Там жди в бакалее. — Она взяла Нину под руку: — Рассказывай теперь.
Нина вынула помятый конверт и сунула Ленке. Та взглянула на штемпель.
— Из Алма-Аты? Ну-ну! — и стала читать. — Слушай, да кто он такой? — воскликнула она через минуту.
— Читай, читай!
Ленка опять впилась в письмо.
— С ума сойти! — воскликнула она скандализированно. — Александр Македонский? А? Ну, Нинка! — и потом уж читала молча.
— Нет, ты шутишь, — решила она, вкладывая письмо в конверт. — Идти за эту индийскую гробницу! Да у тебя голова-то есть?
Нина улыбалась зло и затаенно.
— Именно, именно только сошла с ума, — твердо повторила Ленка. — И письмо-то какое-то безумное! Что это он тебе пишет? Зубы у покойников каким-то крючком выламывал — ну к чему, спросить, он это написал? Что он хотел этим показать? Ну, конечно, я не знаю ваших отношений, — продолжала Ленка язвительно, — любовь зла, конечно, Ниночка. Николай погиб, и ты вправе…
— Дура! — сказала Нина хлестко. — Ох, какая же ты все-таки, Ленка, дура! Я забуду Николая? Он жив, жив, понимаешь ты? И никогда… — Она задохнулась.
— Ну и отлично, — сразу успокоилась Ленка. — А зачем же ты разрешаешь тогда писать тебе всякую пакость? Зубы он выламывал? Выламывал — так уж молчи, дурак! Он что, историк?
— Археолог! — ответила Нина сердито.
— Так я же и говорю: индийская гробница, — засмеялась Ленка. — Ну, хватит. Гастроном!
IVС Сергеем пришлось говорить иначе — начистоту. Он сидел у нее в своем кресле и слушал, а она ходила и рассказывала.
— И только в четвертый раз встреча была продолжительной. Тут мы прогуляли до зари.
Она замолчала. Сергей сидел и ждал, не дождался и сказал:
— Я слушаю, слушаю, Ниночка, дальше!
— Всё! Наутро мы расстались — и навсегда.
Сергей помолчал, а потом спросил:
— Это действительно всё? — Нина молчала. — Ну, вы понимаете, о чем я вас не могу спросить.
Нина подняла голову, что-то заикнулась, но сейчас же осеклась и отвела глаза.
— Так! Второе — и после вы обещали что-то?
— Нет, нет! — торопливо ответила Нина. — Наоборот, я ему сказала — это всё!
— Всё?! Так какого же дьявола он лезет? — обозлился Сергей. — Что ему, дураку, надо! — Нина молчала. — Шан-та-жист! — проскандировал он, вставая. — Нина Николаевна, если этот нахал заявится, разрешите мне сказать ему пару слов? Я это сумею.
Она покачала головой.
— А разве он виноват в чем-нибудь, Сережа? Разве мужчины вообще бывают в этом виноваты?
— Не учите, не дурачок, — обиделся Сергей. — Он виноват в том, что лезет.
— Нет, он и в этом не виноват.
— A-а, ну тогда я не знаю, — нахмурился Сергей. — Значит, вы ему все-таки что-то обещали? Или писали?
— Да нет же, Сережа, ничего! — всплеснула руками Нина. — Как же я могла обещать, когда Николай… — Она не договорила.
— Что Николай? — спросил Сергей почти грубо.
Она слегка развела руками.
— Ну да! Теперь вы уж, конечно, мне не поверите, но я жду, жду. Я все равно жду его, Сережа, поверьте!
Он посмотрел на нее, подумал.
— Верю! — ответил он наконец. — Только не надо об этом трепаться, слышите? Николаю вся эта ерунда была бы очень неприятна. Так ей грош цена, а начнет Ленка звонить… Вы ей, надеюсь, письма-то не показывали? Ну и отлично! — Он опять пришел в хорошее настроение и засмеялся. — Я так и понял. Если бы вы хотели поставить крест на Николае, то показали бы эту поэму Ленке, а не мне.
— Ну, понятно, — ответила Нина жалобно, — конечно, конечно, Сережа, вы отлично понимаете меня!
* * *Муж и жена поругались. Он ходил и курил, она стояла у окна, скрестив руки на груди, и иронически смотрела на него.
— И довольно, и кончено! — рычал он. — И так с меня хватит позора — вот — по горло! Уже пальцами тыкают! Я не позволю…
— Ну, что ты не позволишь? Что? — усмехнулась она и закричала: — Не тычьте в меня вашей папироской, я вам не ваша босоножка!
Они стояли друг против друга, и им опять уже не хватало воздуха и пришлось прятать руки за спину.
— Тогда, Катя, скажи честно, — начал он, переводя дыхание.
— Что-о?! Честно? — произнесла она с лютой ненавистью. — Это ты — ты заговорил со мной о честности? А та… про… прости господи…
— Молчи! — крикнул он.
— А та проститутка, — неумолимо улыбаясь, продолжала она, — которая шлет вам фото с похабными надписями! А знаешь, что мне говорила дежурная: «Он пропадает по целым ночам. Так нельзя — с нас спрашивают. Мы вынуждены будем доложить». A-а, вы думаете, я не знала? Не-ет, я все знала! — Ноздри у нее стали набухать, а он даже кулаки разжал, так его потрясла эта ложь. — «Лейку» ей отдал, — продолжала она, всхлипывая, — сказал — украли! Мои новые кап… кап… капроновые чулки… — Она уже ревела…
