Юрий Дружников - Ангелы на кончике иглы
Кроссворды печатались по субботам с фамилиями трех читателей, первыми приславшими решение предыдущего. Содержание кроссвордов было идейно выдержано. Готовили кроссворды, выбирая их из обширной читательской почты, трое стареньких большевиков из «стола добрых дел и советов», существовавшего при газете на общественных началах. О том, что кроссворды пользуются популярностью, свидетельствовали, в частности, ошибки, иногда в них проскакивавшие. Читатели требовали опровержения, грозили сообщить в ЦК. Трудно представить, что было бы, если б в одну прекрасную субботу кроссворд не появился.
«Этот промах свидетельствует, что вы недостаточно знаете газету, Степан Трофимыч, — думал Раппопорт. — Кажется, я вас переоценил. Вы не понимаете, что никаких реформ провести у нас не удастся, потому что мы лишь заводь одного большого болота. Но по неопытности и в поспешности рвения недолго и шею сломать».
— Я уже дал распоряжение секретариату, — продолжал Ягубов, — победителей в решении кроссвордов не печатать. Мало ли кто окажется победителем?! Вы это взяли на заметку, Полищук?
— Взял! — отозвался ответсекретарь.
— Вот и хорошо! — похвалил Ягубов. — Теперь я хотел бы перейти к оргвопросам и трудовой дисциплине. Речь идет, если хотите, о партийности в жизни и быту. Я бы не хотел никого упрекать конкретно, полагаю, что все сотрудники — люди сознательные. Но всем предстоит мобилизоваться.
В кабинете и без того было тихо, а теперь тишина сгустилась, стала угрюмее.
«Будет война с Китаем», — подумал Яков Маркович.
— Наша задача — привлекать для газеты ярких, интересных авторов. Но, бывает, самотеком приходят неизвестные люди, никем не рекомендованные. Некоторые из них даже печатаются на первой полосе! Скажем, в отделе комвоспитания подвизается некий Закаморный. Это ученый-неудачник, исключенный из партии, а фактически — тунеядец, проживающий в Москве без прописки. Не слишком ли мы с вами сердобольны, Яков Маркыч?
— Чуть-чуть есть, — уныло усмехнулся Раппопорт.
— Но ведь нам эта сердобольность боком выйдет!.. Знать авторов — просить их заполнить анкеты и лично проверить кто где работает, на каком счету — наша прямая обязанность. Есть утвержденный порядок, сколько процентов рабочих, сколько колхозников, сколько партийных работников должно у нас выступить в течение месяца. На них должно приходиться шестьдесят процентов гонорара. Штатным сотрудникам, которые пишут их статьи, получать за это деньги нескромно…
«Ой-е-ей, — засопел Тавров, — вот и еще рискованный шаг! Да если перестать платить за негритянскую работу, кто же станет писать все это дерьмо?! Ox, Ягубов, Ягубов! Опять перегибаете!»
— Кстати, о сердобольности, — Степан Трофимович поднял палец. — Партбюро готовит отчет «стола добрых дел и советов». Не скрою, у нас есть намерение удалить этот придаток редакции. Для удовлетворения жалоб и заявлений трудящихся есть советские и хозяйственные органы. Газета должна выполнять свою основную функцию…
«Опять промах! Уже третий, — подумал с тревогой Яков Маркович. — Но теперь меня не проведешь. Уверен, что и этот вопрос уже получил добро где надо».
— Относительно «стола добрых дел», — продолжал Ягубов, — мы уже вентилировали вопрос у руководства. Нас поддержат… Зачем посторонним лицам, да еще неопрятно одетым, проникать в помещение редакции?
«Стол добрых дел» был детищем Макарцева. В нем работали восемь пожилых юристов, все пенсионеры с солидным партийным стажем. Сюда шел поток посетителей с жалобами и заявлениями, с просьбами помочь. Разбирая эти жалобы, юристы находили темы для выступлений газеты, поднимая престиж «Трудовой правды» в местных органах власти. К юристам попадал разный люд, в том числе много амнистированных, но не реабилитированных, не могущих из-за этого устроиться на работу, немало оборванных (Ягубов был прав) старух и стариков, хлопочущих о пенсии или жилплощади. Ничего не выпросив в «столе добрых дел», они пытались жаловаться на юристов, добиваясь через Локоткову приема у руководства газеты. Макарцев принимал таких людей, расспрашивал, иногда помогал. Ягубов же составил для Анны Семеновны перечень организаций, куда направлять этих посетителей, разъяснив, что он не имеет права тратить время на десятерых читателей в ущерб миллионам других.
— Валентин Афанасьич, — Ягубов повернул голову к Кашину. — Что это вы притихли в сторонке? Теперь вам слово!
Кашин поднялся, слегка смутившись, потоптался на месте раненой и с тех пор более нервной ногой, оперся руками на спинку стула, стоящего впереди.
— Значит, так, — сказал он, виновато улыбаясь. — Вопрос дисциплины, конечно, у нас имеется… Сотрудники позволяют себе приходить на службу позже положенного, уходить раньше, а то и не приходят вообще без оправдательных документов. А где их искать, когда срочно надо? Бывают случаи распития спиртных напитков… Так я говорю, Степан Трофимыч?.. На лица указывать не буду, кто захочет, догадается… С завтрашнего дня в редакции по решению администрации вводится книга ухода и прихода. Если сотрудник с утра, к примеру, на задании, он должен накануне написать куда и кем он послан, когда прибудет. Остальные утром поднимаются к Локотковой и расписываются в книге.
По кабинету Ягубова пронеслось легкое гудение и стихло.
— Дальше… — Кашин опять виновато улыбнулся. — Вводится пропускная система, и все штатные сотрудники при входе и выходе обязаны предъявлять охране служебные удостоверения. Остальные заказывают пропуска по телефону. При выходе пропуск подписывает редактор отдела, проставляя время. А штамп ставит лично секретарь Локоткова, как это принято в других организациях. Еще вот что… Сотрудникам предлагается навести порядок в столах, содержимое которых раз в месяц будет проверять комиссия из трех человек…
— Под руководством завредакцией Кашина, — договорил Ягубов. — Это, товарищи, тоже мера необходимая, так как некоторые забывают, что у них есть партийные документы, которые положено хранить в сейфах.
— И комнаты за собой запирайте, когда выходите, — закончил Кашин.
— Как любит повторять наш главный редактор, — улыбнулся Степан Трофимович, — порядок расширяет мысль.
— Новый порядок… — прошептал Раппопорт, но так тихо, чтобы никто не услышал.
В конце совещания Яков Маркович нервничал, незаметно поглядывая на часы. Ивлев ждет его дома и не может уйти. Возможно, ему там нескучно, но не может же семейный человек не заспешить.
Ягубов между тем оглядел всех, сделал паузу, как бы колеблясь, говорить ли о такой деликатной мелочи, однако решился:
— И еще есть просьба, товарищи. Мы с вами не на стадионе, поэтому попрошу мужчин являться на работу в пиджаках и галстуках, а женщин — в более строгой одежде, чем сейчас. Я имею в виду, так сказать, длину юбок… Будем брать пример с Большого дома. Да, кстати, Кашин. Вот список для явки на это наше совещание. Проверьте, почему некоторых сотрудников нету. У нас в стране, как вы знаете, демократия, а это значит, дисциплина для всех одна: и для членов редколлегии, и для тети Маши. Вывод один: усилим бдительность — к себе и другим.
— Усилим… — пробурчал Тавров, ни к кому не обращаясь, и на этот раз достаточно громко и смело.
Наконец всех отпустили. Оттолкнув двух немолодых сотрудниц, он протиснулся к двери и спустился к себе. Раппопорт бегло оглядел стол, не стал ничего убирать, вынул из шкафа и нахлобучил шляпу, обмотал шею протертым до дыр шарфом и протянул руку за пальто. Пальто на вешалке не было. Яков Маркович с удивлением оглядел вешалку, посмотрел вниз (может, упало?), заглянул за шкаф. Он даже не выругался, настолько был изумлен.
По коридору расходились с собрания. Останавливались, чтобы договорить, и скрывались за дверями.
— Коллеги! — завопил Тавров проходящим. — Не видели, кто заходил в мою комнату? Пальто мое, понимаете ли, тю-тю!
— А хорошее пальто?
— Не столько хорошее, сколько единственное.
— Я бы такое пальто не украл, — сказал Алексеев. — А если бы у меня украли, только радовался.
— Но у меня же нет другого, — растерянно моргал Яков Маркович.
— Что за день сегодня — с утра до вечера радуют новостями! — проговорил замсекретаря Езиков, вращая маленькой головкой на длинной шее. — А почему у тебя нет другого? Намекаешь на то, что гонорары все время урезают?
— Ватник, правда, есть, в котором я из лагеря вернулся…
— В ватнике тебя в ЦК не пустят.
— Как же я без пальто на холод? — приуныл Яков Маркович. — У меня ведь спина болит!
— Это она в преддверии субботника, — не унимался Езиков. — За субботник ты, Тавров, получишь премию — на нее купишь новое пальто.
— Не купит, — возразил Алексеев. — Премия — не больше пятидесяти рубчиков. А Рапу ее с Лениным пополам делить надо. Идея-то субботника обоим пришла!
