Юрий Колесников - Особое задание
К аэродрому устремились машины с медицинским персоналом и, конечно, с гестаповцами. Прибыв на аэродром, гестаповцы прежде всего нагрянули в пищеблок, чтобы допросить персонал столовой и кухни. Но увы! И здесь почти все погрузились в сон. Бодрствовали лишь русская девушка-судомойка и инвалид истопник. Во время допроса немец-инвалид упомянул о том, что днем к судомойке приходила какая-то девушка, что в руках у нее была обыкновенная хозяйственная сумка, что она околачивалась здесь довольно долго и ушла, когда ужин был почти готов.
Гестаповцы учуяли в этой встрече что-то подозрительное. Начали допытываться у Люды, как зовут ее подругу, где она сейчас, зачем приходила и что было у нее в сумке?
Люда не отрицала, что девушка приходила, назвала ее имя и сказала, что она хотела устроиться на работу в столовую.
— Когда она ушла? — спросил гестаповец.
— Да вскорости... еще во время обеда, — ответила Люда, не подозревая, что гестаповцам уже известно, что Катя оставалась около кухни почти до начала ужина.
Люду подвергли самым изощренным пыткам, но вырвать у нее признание не удалось. Истекая кровью, девушка продолжала молчать. Порою она теряла сознание, тогда палачи приводили ее в чувство, обливая холодной водой, и снова допытывались, снова истязали. Не выдала Люда и русского доктора, которого вдруг увидела, придя в себя после очередной экзекуции. Морозов прибыл на аэродром вместе с немецкими врачами, поднятыми по тревоге и доставленными сюда на машинах. Его вызвали вместе с врачом-немцем, чтобы они разбудили шеф-повара.
Морозов обомлел, увидев истерзанную Люду. «Почему она здесь? Ведь я наказал Кате уйти к партизанам вместе с ней. Неужели и Катю перехватили?» Тревожные мысли доктора прервал грохот взрыва, донесшийся с аэродрома. Вслед за ним в разных концах аэродрома возникла беспорядочная стрельба. Гестаповцы, пытавшие Люду, бросились к окнам, приподняли маскировочные занавески и... отшатнулись в ужасе: там, где стояли самолеты, полыхало пламя...
* * *...Катя подвела партизан к островку кустарника. Люды здесь не было. Значит путь свободен. Поблизости брал свое начало глубокий ров, отделявший аэродром от заросшего сухим бурьяном и жидким кустарником поля. Бесшумно спустились разведчики в ров и, держа наготове оружие, стали медленно продвигаться вперед. По расчетам Кати, надо было пройти метров пятьдесят-шестьдесят, чтобы миновать угловой блиндаж. Но вот она остановилась. По знаку Антонова разведчики тоже остановились и залегли.
Партизаны и Катя не знали, подействовало ли зелье Морозова. Прежде чем всем подыматься на гребень рва, Антонов решил выслать вперед Шустрого с двумя разведчиками. Через несколько минут один из них подполз к краю рва и подал знак двигаться за ним.
Едва они поднялись наверх, издалека, от административных строений аэродрома, донесся фыркающий рокот мотоциклов. Но это не остановило людей. Скорее наоборот — подстегнуло. С трудом различая в темноте силуэты выстроенных в ряд самолетов, они ринулись вперед. Действовали быстро и слаженно. Одновременно у нескольких самолетов сосредоточились небольшие группы партизан — по три, четыре, а где и по пять человек. Подрывники быстрыми, четкими движениями прилаживали взрывчатку, закладывали в нее бикфордов шнур. Летчик, копошившийся у подбрюшины одного из самолетов, подбежал к Антонову и торопливо сказал:
— Я знаю этот тип самолетов... Могу выпустить бензин, поджечь... Только всех надо немедленно увести подальше... Будет наверняка!
— Добре! Малость подожди... Хлопцы уже заканчивают, зажгут шнуры, дам команду отходить, тогда и действуй...
Мелькнули и поползли по земле огоньки — один, другой, третий... Партизаны бегом возвращались в ров, с волнением ожидали, когда начнутся взрывы. И вдруг ввысь взметнулось пламя... Это летчик выпустил бензин и поджег его. Столб огня озарил всю окрестность ярким светом. И тотчас же послышался отдаленный дробный стук крупнокалиберного пулемета. Но тут вспыхнул бак с бензином, и один за другим взорвались заложенные партизанами заряды.
Кубарем в ров скатился летчик и, не подымаясь, крикнул:
— Жмитесь, ребята, плотнее к земле! Рты пошире открывайте! Рты!..
Едва успели партизаны последовать его совету, как по аэродрому покатилась из края в край волна мощных взрывов, в разных концах всплеснулись гигантские языки огня. Аэродром стал похож на огромный кратер вулкана, извергающий огонь, тучи пепла и потоки лавы.
Наконец на смену взрывам, от которых под партизанами содрогалась земля, с аэродрома донесся скрежет корчащегося в огне металла, хлопки рвущихся боекомплектов патронов и малокалиберных снарядов.
Гигантский костер, полыхавший на аэродроме, освещал все вокруг. Невозможно было скрытно пересечь поле, отделявшее аэродром от леса. Но и оставаться во рву тоже нельзя. С минуты на минуту к месту катастрофы могли прибыть воинские части и оцепить весь район. Оказаться в этой ловушке было бы равносильно гибели всей группы.
Антонов подал команду: «Вперед! По-пластунски!» — но не услышал своего голоса. Лежавшие рядом товарищи вопросительно смотрят на него и не трогаются с места, Антонов махнул рукой и первым побежал вдоль рва.
Долог и труден был путь до леса. Более часа пришлось партизанам ползти, прежде чем они миновали ярко освещенную заревом пожара полосу. Звон и шум в ушах от взрывов авиабомб не только не ослабевал, но усилился. Поднявшись, люди еще долго ничего не слышали.
Наконец они добрели до своей стоянки и расположились на отдых у лениво догоравшего костра. Все молчали, с тревогой думали об одном и том же: «А как там Люда, доктор, Антонина Ивановна?!»
* * *Первый взрыв на аэродроме и последовавшая за ним стрельба заставили Люду, распластавшуюся на полу в луже воды, встрепенуться, открыть глаза. Она увидела, как один за другим ее мучители в смятении выбегают из комнаты. Гестаповец, который вел допрос, указал на нее пальцем и на ходу что-то приказал терзавшему ее палачу. Но ни значение этого жеста, ни тем более смысл слов не дошли до ее сознания. Оно было во власти одной мысли. «Это Катя! Это они! Партизаны!» — беззвучно шептала Люда распухшими, искусанными до крови губами.
«Партизаны! Наконец-то!» — мысленно воскликнул и доктор Морозов. Он остался в помещении и делал вид, что, невзирая на взрывы и возникшую суматоху, пытается разбудить им же усыпленных летчиков. Он был невольным свидетелем тяжелых испытаний, выпавших на долю Люды, ее непоколебимой стойкости и самоотверженности. «Значит, Катя на свободе, а вот Люда...» — и Морозов опять и опять напряженно искал способ спасти девушку.
А Люда, не в силах подняться, пыталась ползком добраться до окна. «Это они! Они!» — твердила она. Ей хотелось увидеть, что происходит там, за окном, утвердиться в своей догадке. Услышав ее голос, Морозов обернулся и, забыв о предосторожности, поспешил к ней.
— Хальт! Цурюк! — истошно заорал вбежавший в помещение гестаповец. Он грубо отстранил доктора, схватил Люду за волосы и стал поднимать. Девушка яростно, исступленно сопротивлялась. Рассвирепевший гестаповец, стал избивать свою жертву. И в этот момент раздались громовые раскаты новых взрывов, на аэродроме забушевал огненный смерч, взрывная волна выбила стекла, сорвала маскировочные занавески. Погас электрический свет, и комнату залил отсвет бушевавшего на аэродроме моря огня.
Оглушенный гестаповец, невольно выпустив свою жертву из рук, шарахнулся в сторону. А Люда поднялась во весь рост и, вскинув руки, торжествующе закричала:
— Вот! Вот где Катя! Это она! Она! Конец, конец вам, гады! Ха, ха, ха!.. Всполошились?! Капут!
За всю свою короткую жизнь она впервые почувствовала себя могучей, способной сокрушать врагов и пойти на смерть ради жизни и счастья других людей.
Здание затряслось от взрывов, со стен и потолка пластами сыпалась штукатурка, все скрипело и трещало. Вбежавшие немец-врач и несколько санитаров стали поспешно выносить так и не проснувшихся летчиков.
— Что вы стоите, как истукан! — подскочив вплотную к Морозову, крикнул немец-врач. — Берите!..
Машинально Морозов последовал за немцем, поставил на ноги одного из летчиков и потащил к выходу. У двери он оглянулся — Люда опять лежала на полу.
— Шнель! Шнель! — торопил его немец-врач.
Но Морозов не реагировал. Он шагал размеренно, как механизм, устремив взгляд в невидимую точку. Ему все еще казалось, что он там, в комнате, видит худенькую фигурку девушки в изодранном платьице со вскинутыми над головой худыми руками, слышит ее торжествующий крик. И снова и снова его мозг сверлил вопрос: «Как ее спасти? Что делать?»
Едва Морозов вышел из здания, как позади послышался протяжный треск и грохот. Инстинктивно Морозов обернулся и обомлел. Здание рухнуло. Люда была погребена под его обломками вместе со своими палачами — гестаповцами и остальными немцами, оставшимися в здании...
