Семен Бабаевский - Кавалер Золотой Звезды
Начинало рассветать, белели покрытые легкой изморозью крыши домов. Вся станица в этом сумеречном свете была похожа на огромный лагерь из парусиновых палаток на берегу Кубани. Сергей слез с машины и поднялся на крыльцо. Отсюда хорошо было видно, как рождался над еще спящей станицей пасмурный рассвет. Осень давно изменила вид Усть-Невинской. Сады оголились и потемнели, дома теперь стояли открыто, улицы стали просторнее. Летом, бывало, куда ни посмотри, сочная зелень деревьев так и вставала перед глазами. Теперь же от станичного совета сквозь серые голызины веток хорошо был виден берег Кубани, красноватые штабели леса, дощатая крыша лесопилки, а вдали под бугром здание гидростанции, еще без крыши, но такое высокое, что его видно отовсюду.
Под крышей лесопилки кто-то заводил трактор и никак не мог завести: отрывисто, как очередь автомата, трещал и умолкал мотор, а к воде тянулась сизая ленточка дыма. Но вот мотор заработал спокойно, с каким-то убаюкивающим гуденьем, и в ту же минуту, как бы подпевая ему, тонким голосом запела пила.
«Пилят, торопятся», — подумал Сергей и стал смотреть в другую сторону.
Верблюд-гора тонула в тумане. Там низко-низко опустились тучи — не было видно не только знакомого Сергею птичника, но и крайних домиков.
Пришел Савва. Одет он был по-зимнему. Куцый полушубок красиво сидел на его коренастой и статной фигуре. Серая кубанка была надвинута на глаза. На ногах — валенки.
— Сергей, — сказал Савва, здороваясь за руку, — и чего ты так рано явился?
— Захотелось посмотреть этот серый рассвет в родной станице, — пробовал отшутиться Сергей. — Да и тебя вот пораньше поднял. А то ты любишь со своей Анютой отлеживаться на мягкой постели.
Сергей старался быть веселым, улыбался, но и эта улыбка, и небритое, усталое его лицо точно говорили: «Я, Савва, чертовски хочу спать, и рассвет мне этот не нужен, а вот ты нужен, и ради этого я приехал».
— Опоздал меня будить, — сказал Савва. — Я давно поднялся и уже на лесопилке побывал.
Сергей промолчал. Они вошли в кабинет. Здесь окна были закрыты, но и сюда проникал назойливый голос пилы.
— Доски пилите? — спросил Сергей, садясь на стул возле окна.
— Шалевки.
— Для себя?
— Пилили для станции, а теперь себе.
— Торопитесь?
— А чего ж медлить? Пока лес дома, надо поторопиться.
Сергей сделал вид, что ничего не слышал, и нарисовал на вспотевшем стекле цифру шесть.
— Как у Атаманова с конюшней? — спросил он. — Фундамент заложил?
— Фундамент-то заложили, а стены нечем выводить. На своем заводе выжгли кирпич — весь отвезли на гидростанцию. А теперь станция не наша. Работаем, стараемся, а все для дяди.
Некоторое время они сидели молча.
— Кондратьеву жаловался? — наконец спросил Сергей, выводя пальцем на оконном стекле еще одну цифру шесть.
— Специально не жаловался, а такой разговор был, — понурив голову, сказал Савва. — Понимаешь, не мог я не сказать об этом Кондратьеву, потому как я считаю, что поступил ты не по закону.
— В чем же не по закону? — Сергей не спеша нарисовал на стекле цифру восемь.
— Сережа, доказывать мне трудно… Я человек маленький, а у тебя такое высокое звание.
— Мое высокое звание оставим в покое, — сердито перебил Сергей. — Ты говори мне как председателю райисполкома, в чем я поступил неправильно… или, как ты говоришь, не по закону?
— А зачем лес забираешь? — Савва побагровел, встал и отодвинул ногой стул. — Куда же это годится? Разве это по закону? Помнишь, как ты сам же выговор объявил Рубцову-Емницкому за то, что он посягнул на наш лес, а теперь то же самое делаешь?
— И чего ты дурачком прикидываешься? — стараясь быть спокойным, негромко проговорил Сергей. — Ты же знаешь, что я не собираюсь устраивать торговлю усть-невинским лесом. — Сергей перечеркнул цифры на стекле. — Обидно за тебя… Ты смотришь на жизнь с колокольни своей Усть-Невинской, а колокольня эта невысокая, и ничего, кроме своей станицы, ты не видишь, да и гордишься этим… А ведь ты подумай вот о чем. По вашему примеру во всех станицах составлены пятилетние планы, и всюду нужен лес, чтобы эти планы не остались только на бумаге. И если ты болеешь о двенадцати объектах строительства, то я беспокоюсь о ста двадцати… В эту зиму и весну во всех колхозах надо построить первонеобходимые постройки — у кого конюшню, у кого баз, свинарник, коровник… К тому же электростанцию строить нужно — сколько потребуется столбов!.. А лесу-то нет.
— При чем же тут устьневинцы?
— Вот это здорово! Инициаторы, вожаки — и ни при чем? Гордиться этим надо, а ты рассуждаешь, как какой-нибудь некультурный хуторянин.
— Я согласен и вести вперед других и гордиться, но как же так получается: мы сплавляли лес, затратили и силы и средства, а этот лес у нас забирают!
— Я уже тебе говорил, что лес мы берем взаймы. Летом начнем, сплав и вернем. За зиму и весну надо поставить не один километр столбов. Ждать же до лета и не строить — значит, потерять полгода. Не день и не два, а полгода. А это — преступление. Поэтому я считаю, что поступил правильно, то есть по закону, решив взять у устьневинцев лес… — Сергей встал, как бы показывая, что разговор окончен. — Об этом есть решение исполкома, и ты обязан его выполнить… Завтра из Белой Мечети, из Родниковской и Краснокаменской приедут подводы за лесом. Так ты смотри, чтобы все обошлось по-хорошему… Понятно?
— Мне понятно, — грустно проговорил Савва, — но я не согласен. Подчиняюсь, но не согласен. — Тут Савва с усмешкой посмотрел на Сергея. — Вот ты говоришь, что лес берешь взаймы, а я этому не верю… Я знаю, какой это заем! Это все равно, если бы я сам у себя занял сто рублей…
— Опять ты рассуждаешь по-устьневински. — Сергей сдержанно улыбнулся. — Но моему честному слову ты веришь?
— Тебе-то верю, но… — Савва не договорил и махнул рукой.
— Вот и хорошо. — Сергей снова сел на стул. — Еще я хотел поговорить с тобой о рытье канала.
— Поговори лучше с родниковцами… они ж теперь тоже хозяева, наравне с нами.
— Вот что, Савва Нестерович! — Сергей строго посмотрел на Савву. — После мы разберемся, кто тут главный хозяин. Строить же станцию будем всем районом. Машины уже прибыли. Надо нам поторопиться с каналом. С понедельника сюда съедутся колхозы шести станиц. Жить они будут у вас — надо тебе заранее побеспокоиться о жилье. Поговори об этом с председателями своих колхозов, — гостей надо встретить как полагается. Кроме того, Усть-Невинская по нашему плану должна дать на строительство канала три бригады по пятьдесят человек, тридцать пароконных подвод, шестьдесят носилок, сто пятьдесят лопат и ломов.
— Мы готовимся.
— Поторапливайся. И еще: как ты думаешь, если я назначу прорабом на канале Семена Гончаренко? Тут нужен хороший помощник инженеру. Семен — парень честный, трудолюбивый, а к тому же еще без определенного дела.
— Что ж, я не возражаю…
Расстались они сухо. Сергею было неловко оттого, что он говорил с Саввой таким строгим и подчеркнуто официальным тоном.
«Хороший же парень, работяга, — думал он, проезжая по площади, — а вот рассуждает, как допотопный единоличник… Смешной, ей-богу. «Моя Усть-Невинская, ее я люблю, о ней печалюсь, а что делается за станицей — меня это вовсе не интересует…»
Глава VIII
Сергей увидел Верблюд-гору, за которой стоял птичник, подумал об Ирине, и рука сама потянулась к лицу, ощутив на щеках и на подбородке густую и колючую щетину.
— Заскочим на птичник? — спросил Ванюша.
— Нет, сперва к нашим. Там мы умоемся, позавтракаем, а к тому же у Семена есть чудесная бритва… Тебе тоже надо помолодеть!
— Еще терпимо, — сказал Ванюша, заворачивая в знакомый переулок.
В доме была одна Ниловна. Приезд Сергея ее так обрадовал, что бедная старушка прислонилась спиной к печке и не могла сойти с места. Сергей поцеловал мать в старчески мягкую щеку. Губы у Ниловны дрогнули, а всегда ласковое ее лицо в мелких морщинках озарялось то улыбкой, то грустью. Концом платка она вытерла слезы, усадила сына на лавку, сама села рядом и стала рассказывать свои домашние новости.
— А еще скажу тебе, сынок, что Семен и Анфиса по весне уйдут от нас, — с горечью сообщила мать. — Чересчур спешат, стараются. С утра и до вечера — все там, на своем плану. Вот и сегодня чуть свет ушли.
— Парочка подобралась дружная, — сказал Сергей. — Анфиса небось довольна своим мужем?
— Лучшего ей и желать не надо… И скажу я тебе, что Семен — парень славный, смирный, со старшими обходительный. Он бы и с нами жил, да только Анфиса не желает. Молодая, а уже захотела стать хозяйкой. «Будем строить свою хату», — вот и весь ее разговор… Не хочет жить со стариками. — У Ниловны снова задрожали и скривились губы, а глаза затуманились слезами. — А дура Анфиса. Она того и не знает, как трудно нынче строиться. Весной саман надо делать, а там стены ставить, мазка, потолок накладывать, побелка… Какую силу нужно, а Анфиса — ты только, сынок, молчи, уже затяжелела Анфиса, к лету будем ждать внучонка… Какая ж из нее будет работница? Как же тут хату строить?
