Лев Правдин - Бухта Анфиса
А через дорогу, почти напротив Анфисиного двора, под столетними тополями поселились Харламовы. Поставили палатки, сложили под навесом летнюю кухню и все свои выходные дни, все отпускное время проводят здесь, радуя соседей своей веселой дружбой. Могут же так жить люди: четыре семейства подружились давным-давно; чужие, а живут как одна родня, и все в деревне знают их под одной фамилией — Харламовы. Вон они — идут из леса, человек восемь, и все вместе несут на плечах огромную сушину на дрова. И песню поют.
Самая знойная пора
Позвонили из редакции: есть интересный материал, связанный с деревней Старый Завод, требуется срочная проверка.
— А что там? — спросил Артем.
И Агапов, который разговаривал с ним, ответил:
— Знакомую твою старуху обидели.
— Анфису?
— Да. Анфису Васильевну. Материал, между прочим, переслали к нам из Москвы. Так что давай…
— Я понимаю, — торопливо проговорил Артем, — У меня еще две лекции, и тогда я сразу приду.
Он понимал, насколько это срочное дело, и не только потому, что материал прислан из Москвы и что звонил ему сам Агапов, который после ухода Николая Борисовича назначен редактором газеты. Нет, не только потому. Главное — обидели Анфису. Артему показалось, будто и ему самому нанесли обиду, и, еще не зная, кто этот обидчик и в чем состоит обида, он уже проникся горячей ненавистью к неведомому обидчику, а заодно и к самому себе. Ведь и он тоже когда-то предал священную для него Бухту Анфису. Может быть, теперь он сможет искупить свою вину?
Освободиться ему удалось только после полудня, и он, не заходя домой, поспешил в редакцию. Агапова не было. Материал передала Люда, секретарша и старая приятельница Артема, которая, кажется, одна из всего старого состава редакции осталась на прежнем месте. Все остальные или переменили места, получив повышения, или ушли из редакции. Она одна не покинула свой пост в маленькой приемной неподалеку от дверей редакторского кабинета. Люда — хранительница всех редакционных традиций и незыблемых газетных законов, барометр, безошибочно показывающий не только настроение редактора и всего редакционного аппарата, но и предсказывающий все надвигающиеся штормы и штили. Кроме того, ей можно было говорить все: Артем называл ее «мавзолеем всех тайн и секретов» и особенно ценил за это.
Передавая пакет, Люда сообщила:
— А у вас юбилей. Поздравляю.
— С чем?
— Забыли? Сегодня ровно пять лет, как вы начали работать в газете.
Пять лет! Артем с удивлением, почти со страхом, посмотрел на пакет.
Решив, что он поражен тем, что она ему сообщила, Люда посочувствовала:
— Бежит время-то.
— Время? — Артем бросил пакет в портфель. — А зачем ему бегать?
— Так говорят. И, наверное, оно так и есть…
Спускаясь по широкой лестнице, Артем представил себе, как бежит время, и тащит на себе все людские ошибки и промахи, чтобы в какую-то подходящую минуту опрокинуть их на человека. Вряд ли оно может бежать с таким-то грузом. Тащится. Это человек, который вечно торопится, думает, будто время тоже суетится и спешит неизвестно куда. А время идет своим чередом. И вот прошло пять лет с того дня, когда он впервые переступил редакционный порог. Отчаянная решимость и сознание своей бездарности боролись в нем, но Семен — друг и благодетель, которому чужды всякие сомнения, — так стремительно протащил его через все двери, что Артем не заметил никакого порога. Не отметил торжественного первого шага. Да и потом тоже было не до того, И вот прошло пять лет, и он снова оказался на том же рубеже: интересно, как он выглядит?
Подойдя к выходу, он не обнаружил никакого порога. Серые щербатые камни невысокого крыльца переходили за дверью в такие же серые, но только полированные камни, которыми был выложен пол вестибюля. Между ними только узкая щель, да под самой дверью истертая подошвами железная полоса шириною в ладонь. Вот и все — никакого порога, как такового, нет, никакого рубежа обнаружить не удалось. Переступать было нечего.
Перешагнув несуществующий порог, Артем сразу же натолкнулся на Семена. Стоит, небрежно прислонясь к желтоватой «Победе» и покручивает на пальце цепочку с ключиком зажигания. Вид самодовольный и слегка озабоченный, как у всех шоферов-любителей, которые, как известно, с презрением относятся ко всему остальному, немоторизованному, населению. Плюет на весь мир и, как всегда получается в таких случаях, попадает в самого себя.
— Тебе куда? — снисходительно спросил он, не считая себя обязанным хотя бы поздороваться. — Садись, подкину…
— Это и есть твоя «великая цель»?
— А что, плоха?
— Ничего. Желтенькая.
Поняв, что Артем посмеивается над ним, Семен почесал ключиком волосатые, по локоть обнаженные руки:
— Вообще-то народ пошел завистливый.
— Малосольный ты… — вздохнул Артем. Он и в самом деле завидовал, но только не Семенову уменью выколачивать деньги и тем ублажать себя, тешить свое самомнение. Завидовал он машине, которая в самом деле была великолепна.
— Нет, — сказал он, — не то.
— Да я и не про тебя. — Семен, кажется, слегка смутился и, чтобы скрыть это, поднял капот, демонстрируя все превосходные качества своей машины. — Тянет, как зверь.
Да, сказать нечего: внутри машина оказалась еще великолепнее, чем снаружи. Сердце поэта и механика вздрогнуло. Но Артем не позволил ему очень уж разыгрываться.
— Хороша, — проговорил он, стараясь, чтобы и его улыбка получилась такой же кислой и снисходительной, как у Семена.
Но все его старания оказались напрасными: Семен нырнул в машинное нутро, сосредоточив все свое внимание на какой-то детали. Он как бы повернулся ко всему миру, и к Артему в том числе, своим задом, обтянутым полосатенькой полушерстью. Презираемый Семен успешно идет к своей цели и добивается своего. Пусть мелкого, полезного только ему одному, но своего. Уж он-то не позволит себе свернуть и тем более предать свою мечту.
— А дальше что? — спросил Артем.
Из-под капота глухо донеслось:
— Не понял, о чем ты. — Зад исчез, показалось лицо, слегка покрасневшее от работы в неудобном положении.
— Мелковато вроде… — сказал Артем.
— Машина-то! Не велосипед все-таки.
— Я серьезно. Машина — это хорошо. Очень хорошо. Ну, а к машине-то еще что?
— К машине? — Семен опустил капот. — К машине еще гараж требуется.
— Ну и все. — Артем отступил к редакционной двери. — Не получился у нас разговор.
Но Семен так не считал. Он тоже подошел к двери и назидательно сказал:
— Это потому, что для тебя автомобиль — причина потрепаться, а для меня — средство передвижения.
— Убил! Хотя тебя всегда потягивало на философию.
— Нет. Я — человек удачливый и потому добродушный. Мне жить очень нравится. Философствуют неудачники, для утешения самих себя.
— Здорово сказано! А ну, поддай еще чего-нибудь.
— За что я тебя люблю, так это за то, что с тобой не заскучаешь, — с готовностью отозвался Семен. — Тебе от одной девчонки привет.
— От кого?
— Никогда не догадаешься. Помнишь Нинку? В кленовой короне. Она сейчас в сельскохозяйственном учится. Девка — во! Красючка. И на язык, вроде тебя, беспощадная. Дикая, как тигрица. Я ее пока что на машине прокатываю…
2Снова Старый Завод ворвался в жизнь Артема, и он только сейчас почувствовал торжество его власти над собой. Именно сейчас, а не утром, когда позвонил Агапов, и не тогда, когда Люда вручила ему пакет. Все это взволновало Артема, как будто сама принцесса Нинка, развевая по ветру короткие волосы с застрявшей в них веточкой брусники, проскакала на одичавшем от бешеного бега рыжем коне. Пронеслась, как мечта.
И рядом Семен, преждевременно начинающий жиреть, солидно посапывающий, расчетливый прожигатель жизни.
— Она такая, знаешь, спортсменка. Самбо изучает или еще что-то такое, сильно впечатляющее… — Он осторожно погладил свой подбородок.
— И уже тебе попало? — спросил Артем.
— Было дело, — самодовольно и в то же время угрожающе проговорил Семен. — А я — настойчивый…
— Вот что, — задумчиво проговорил Артем, положив руку на Семеново плечо. — Если ты что-нибудь допустишь с Нинкой, обидишь ее как-нибудь, будет тебе худо жить на свете. Уяснил?
— В общем, да… — Семен тоже почему-то задумался, чем слегка озадачил Артема. Задумчивый Семен! Таким его, наверное, никто еще не видывал. Что он замышляет?
На всякий случай Артем предупредил:
— Приятно слышать. Ты всегда отличался понятливостью. А за эту девочку, между прочим, я отвечаю.
Сказав это, Артем подумал, что, пожалуй, это прозвучало несколько напыщенно и потому неубедительно. В самом деле, какое он имеет право брать на себя ответственность за девчонку, которую он и видел-то всего один раз? Но Семен этого не знает — вот и задумался.
