Николай Плевако - Полнолуние
— Зачем меня снимать? В конторе возьмите готовые фотографии. В стол уже не вмещаются!
Оператора обижало то, что свинарка не делала различия между фотографией и кино, и он пытался объясниться.
— Не буду я сниматься, — упорствовала Елена. — Некогда! Целый день не была на ферме.
— Я вам не помешаю. Вы только переоденьтесь.
Елена была в фуфайке и резиновых сапогах. Оператор мигнул ассистенту, и тот с проворностью приказчика купеческого магазина извлек из чемодана комбинезон.
— Никогда не носила комбинезонов! Кому нужна эта комедия?
Елена, сердясь, пошла вдоль конвейера, поглядывая на свиней и по-хозяйски заботливо разгребая рукой подававшуюся в кормушки мучку.
— Стойте! Стойте! — закричал оператор.
— Что такое?
— Ладно, буду снимать без комбинезона.
Поколебавшись, Елена остановилась в ожидании.
— Попрошу поднять правую руку, а левую опустить. Голову выше и немного набок! — Оператор все не мог «схватить» свинарку, как ему хотелось, забегая и с того и с другого бока. Елена следила за ним угрюмо и подчинялась неохотно. И вдруг, ничего не говоря, полезла под конвейер, перешла на ту половину, где были свиньи, — рослая, красивая, понимая, что главное— работа, а остальное — пустяки. Обиженный оператор кинулся к телефону в красном уголке: «Ничего, сейчас она у меня как миленькая…»
А к платформе уже подкатил грузовик с наращенными досками на бортах, за ним вытянулась вереница таких же до самого хутора. Готовилась сдача большой партии свиней — событие в колхозе немаловажное. Собрался народ поглазеть, и тут случилась заминка. Перед этим водопроводчики уложили трубы, а яму не засыпали, и в нее провалился хряк. С трудом оттуда вытащенный, он сопротивлялся, не шел к платформе, словно разгадав коварный замысел людей. Отбежит в сторону, остановится, замигает белесыми глазками, поджидая Елену, и снова очумело, рывками замечется по загону. Кто-то сердобольно заметил: «Зальется сердце кровью и — готов!»
Повитный неодобрительно наблюдал за возней с хряком, высунувшись из машины, на которой только что приехал по вызову оператора. Увидев яму, он вскипел:
— Почему не засыпали?
— Водопроводные трубы проверяли.
— Что их проверять? И так видно — не текут.
— Ладно. Засыпем.
— Не груби! Не груби! Совесть поимей!
«Чего он на нее взъелся?» — подумал Бородин, не понимая. А свинарка, обливаясь потом, в упор уставилась на председателя, хотела возразить, но никак не могла собраться с мыслями, зашла в тупик. Получилось смешно. Раздосадованная, побежала к платформе, где, сбившись в кучу, упирались свиньи. Все уже там смешалось: понуканье погонщиков, выстрелы кнутов, перестук копыт по деревянному настилу, визг придавленного борова, острый запах навоза и вонь бензина. Начальство стояло в стороне — побритое, нарядно одетое. Бородин терялся в догадках, но вскоре все объяснилось: кинооператор со вчерашнего дня настаивал сняться в конторе всем вместе. Только Елена отнекивалась. Одну ее ждали. Замызганная, побледневшая, осунувшаяся за эти несколько угарных часов, она закрыла борт последнего грузовика и устало провела по лицу рукавом фуфайки. К ней подскочил оператор, что-то стал горячо доказывать. Бородин не мог разобрать, только услышал рассерженный голос:
— Бросьте эту комедию! Мне нужно еще корм на завтра завезти.
— Ладно, ладно! Потом завезешь, — сердито сказал Повитный, высовываясь из «Волги». — Садись. За тобой остановка.
— Никуда я не поеду.
— Ты смотри какая! Все собрались, приготовились, а ей хоть бы что! Это нужно — понимаешь, нужно— не мне, не зоотехнику, не бухгалтеру, а колхозу! Я тебе говорю, бросай все, садись в машину.
Свинарка влезла на трактор и покатила тележку к мельнице.
Вечером Бородин снова увидел Елену и был очень удивлен: она на глазах изменилась, куда только делось упрямство, с которым она отмахивалась от наседавших на нее корреспондентов: «Некогда! В другой раз! Снимайте какая есть!» Теперь же она дотошно, не считаясь со временем, объясняла суть всякого, даже незначительного устройства на конвейере какой-то делегации и провела ее по всей ферме. Оказалось, что эти ребята и девчата решили тоже попробовать свои силы в животноводстве. Может быть, Елена вспомнила то время, когда сама еще робко присматривалась, прицеливалась, с чего начинать.
— А корма вы запариваете? — допытывались будущие свинари.
— Сухие. Вначале боялась. А потом смотрю — жрут, черти. На глазах жиреют.
— Неужели вы одна управляетесь? Так-таки никто не помогает?
— Одна! Тут двое даже на ночь прятались в красном уголке, чтобы вывести меня на чистую воду. Не удалось. Конечно, при сдаче свиней, как сейчас, одной трудно. Помощника прошу, — Елена кивнула в сторону русого молодца, который что-то чинил в конвейере, и Бородин узнал паренька с белой розой в петлице — кавалера посиделок в сельском садике. Все обернулись к нему, обступили, засыпали вопросами.
— Я тракторист по специальности, — объяснил Костя охотно. — Сеял неподалеку от фермы кукурузу.
— Ага. Интересно!
— Ну и видел все, что делалось на выгульном дворике. Молодуха вот эта надрывалась там с мешками. А ну-ка накорми такую ораву! — Он махнул гаечным ключом в сторону Елены. — Я ей посочувствовал, а она как набросится на меня: «Тебя бы сюда, кабана, потаскать мешки с мучкой!» «Зачем же, — говорю, — таскать. Я тебе лучше конвейер устрою». Сказал просто так, чтобы отвязаться. Ан вышло по-другому.
— И еще хочу предупредить, — говорила Елена, оказавшись толковым рассказчиком, и Бородин ycoмнился, верно ли она не смогла связать двух слов на трибуне, как это пытался изобразить Повитный. Свинарка, что называется, разошлась, сама увлеклась и увлекла слушателей. Бородин уставился на нее во все глаза, хотел дать понять, что приехал не помешать, пусть будет так, как получилось, но Елена упорно избегала его взгляда.
— Хочу предупредить, — повторила она, — один в поле не воин. Это вы крепко запомните.
Она секунду помолчала, нахмурившись, может быть, подумала о своих не совсем ладных отношениях с начальством. Усмехнулась:
— Признаться, ко мне иногда мыслишка приходила: «Пропади все пропадом. Брошу!» Соберусь уже в контору, да девчата остановят, пристыдят. Ребята из мастерских приструнят. Труда их вложено больше моего. Сами видите, какая махина поднята. Подумаю: нельзя, нельзя такое дело бросать! Вы приехали, посмотрели, до вас уже много народу перебыло. Сама я сегодня ездила за сто километров — и там механизируют. Смотришь, в одном, другом, третьем месте — зашумят по всем фермам конвейеры!
Делегация уехала. Елена повернулась к Бородину, посмотрела добродушно и не дала слова сказать:
— Знаете что? Зайдемте в мой «кабинет». Угощу я вас салом в ладонь. С мороза… Костя, как у тебя там, все в порядке? Познакомьтесь, Василий Никандрович, мой «главный инженер».
— Слыхал. — Бородин, улыбаясь, крепко пожал грубоватую руку тракториста. Видно, Костя был весельчак, хлопнул себя по шапке и подбоченился:
— А вы чем интересуетесь? Туровыми опоросами, рационом кормления или режимом содержания приветинских девчат?
— Хватит тебе! — Елена посмотрела на Бородина, как бы извиняясь за выходку Кости.
В «кабинете» было прибрано, застлано, занавешено с той опрятностью и уютом, которые присущи деревенским горницам, и Бородин переступил порог привычно, точно пришел к себе домой.
За столом Елена была услужливая и разговорчивая, но третью рюмку убрала, что называется, из-под носа Кости.
— Забыл? Свиней еще одну ходку отправлять.
— Домашняя милиция, ей-богу! Не даст душу отвести с человеком. — Но в голосе Кости не было упрека, было больше восхищения свинаркой. После угощения Бородин встал из-за стола, распрощался. Елена проводила его до машины, ни слова не проронила, смотрела куда-то в сторону. И у Бородина точно отнялся язык, в голове каша.
— Что же ты, Елена, решила навсегда остаться в Приветном?
— А куда же? Менять серка на волка?
* * *Бородин уже сел в машину, как из соседнего дома выскочил знакомый человек и замахал руками:
— Друг, подвези!
— Колодяжный! Что же я тебя не видел за столом?
— Да я только сегодня утром приехал, рюмки не выпил и вот уже спешу назад: дела, дела!
Бородин с любопытством разглядывал старого друга, с которым в последние годы редко встречался. В нем было что-то смешливое, располагавшее к себе и никакого чиновничьего зазнайства.
Бородин подождал, пока Колодяжный сбегал в дом и вернулся уже одетый, с толстым кожаным портфелем под мышкой. Он сел на заднее сиденье, положил руки и подбородок на спинку, поближе к Бородину.
— Нагулялся?
— Да, юбилей был отменный! — сказал Бородин, выруливая на повороте.
