Александр Плотников - Визитная карточка флота
Взмывая и опускаясь на зыби, катера долго кружили вокруг «Ивисы», помфлагштур выбирал удобное место для подхода. Это было нешуточное дело: при малейшей ошибке катер могло разбить, как яичную скорлупу.
Сбоку медленно выплыла серая громада крейсера «Адмирал Нахимов», закрывая от ветра и волны притопленный борт аварийного судна, возле которого сразу же образовалась штилевая полоса. Тут же на палубе испанца появились люди в советской морской форме.
— Молодцы! — смотря в бинокль, воскликнул контр-адмирал.
— Высадились нормально, — доложил по переносной рации Стрекачев. Пострадал только я сам. Ногу слегка подвернул. Прыгучесть уже не та. Капитан знает английский, но два слова все время твердит: «Крэк бод» — я никак не могу понять.
— Трещина в борту! — подсказал Урманов.
— Понятно! Начинаем осмотр судна.
К командиру эскадры пришел флагсвязист с папкой радиограмм. Нацепив очки, тот стал просматривать бланки, черкая по ним шариковой ручкой. Одна из радиограмм его особенно заинтересовала.
— Это не мне! — удивленно воскликнул Русаков-старший и протянул бланк Урманову. — Глянь, Сергей Прокофьевич, что вытворяет моя невестка! — В голосе его слышалось восхищение. — Пробилась на военный телеграф!
«Люблю, жду, целую. Всегда твоя Кармен» — запрыгали перед глазами Урманова лиловые буквы.
Он молча возвратил бланк, понимая, что вовсе неспроста посвящают его в семейные дела. Видно заподозрил что-то неладное проницательный Андрей Иванович…
— Вручите эту телеграмму лейтенанту Русакову, когда вернется на крейсер, — сказал начальнику связи контр-адмирал.
— Докладываю результаты осмотра, — снова послышался голос помфлагштура. — Действительно, трещина в кормовой части с левого борта. Затоплено машинное, ахтерпик, вышли из строя мотопомпы. В трюмах пока сухо. Груз в сохранности. Команда — двадцать пять человек. Двое утонули: кочегар и палубный матрос. Капитан все время твердит, что он не фашист, рассмеялся в микрофон Стрекачев. — Боится старик, что мы бросим их и уйдем, как ушли от них ночью американцы.
— Возле них были чьи-то корабли? — спросил контр-адмирал.
— Подходили совсем близко, но снять команду не отважились.
— Они уверены, что это были американцы?
— Они переговаривались с ними до тех пор, пока не сели аккумуляторы. Те обещали вызвать спасательные суда.
— Что вы предлагаете, Стрекачев?
— Капитан убежден, что ничего нельзя сделать. Просит забрать людей и судовые документы.
— Я спрашиваю ваше мнение!
— Лично я бы рискнул, товарищ контр-адмирал! Трещину можно заделать. В трюмах у них есть цемент, да и лесу достаточно. Руль заклинило в нейтральном положении, буксировать можно…
— Какая помощь вам нужна?
— Пришлите специалиста — трюмного. Надо пустить хотя бы одну мотопомпу. Здесь есть еще два ручных насоса, только ими много не начинаешь…
— Хорошо. Специалистов вам подбросим. Тех испанцев, что не хотят оставаться на борту, отправьте сюда.
— Есть, товарищ командир эскадры.
Команду «Ивисы» доставили на ракетоносец несколькими рейсами. Притихшие и побледневшие сидели иностранцы на дне катера, держа в руках сундучки и узелки с пожитками. С аварийными партиями остался только капитан да пяток добровольцев, которые встали на откачку воды возле ручных насосов. Чуть позже заработала исправленная советскими моряками помпа.
Несколько часов корабли эскадры, изредка подрабатывая машинами, оставались в дрейфе возле поврежденного судна. Командир эскадры молча вышагивал по мостик, но не дергал Стрекачева, ждал, когда тот доложит обстановку сам.
«Ивиса» и без того регулярно появлялась на связи.
— Течь почти прекратилась, — радостно сообщал помфлагштур. — Крен спрямили до пятнадцати градусов. Продолжаем спасательные работы.
Результаты трудов горделивовцев были заметны и со стороны. Вздыбленный борт испанца постепенно опускался, мачты уже не казались висящими на проводах поваленными столбами. Погода тоже смилостивилась: ослаб ветер, волнение уменьшилось до четырех-пяти баллов. Из прорежившихся облаков выглянуло солнце, словно решило посмотреть, что натворил бесноватый океан.
— Готовы принимать буксир! — передал Стрекачев.
— Пошли, командир, — сказал командир эскадры.
— Право на борт! Обе машины малый вперед! Швартовым командам наверх!
Описав большой полукруг, «Горделивый» с подветренной стороны подходил к судну. Принять и закрепить буксир даже на такой волне было непростым делом. Одно нерасчетливое движение — и лопнувший стальной канат может наделать бед.
Послышался резкий хлопок линемета. Тонкий проводник с грузиком на конце взвился в воздухе, прочертив дугу, упал поперек палубы «Ивисы».
На крейсере к проводнику привязали буксирный канат, люди, собравшиеся на баке испанца, стали дружно тянуть к себе прочный капроновый тросик.
— Боцман! Живее потравливайте буксир! — с крыла мостика кричал в мегафон Урманов.
— Можно давать ход! — сообщил помфлагштур.
Взбудоражили воду винты «Горделивого», и оба корабля стали медленно разворачиваться навстречу волне.
Нервное напряжение прошло, и все существо Урманова поддалось блаженной расслабленности. Как после долгого марафона, одрябли ноги, лоб покрылся испариной.
— И долго мы так будем бурлачить? — поинтересовался Валейшо.
— С Канарских островов из Лас-Пальмаса вышел экспедиционный аварийно-спасательный отряд. Передадим ему свой трофей — и свободны, ответил Урманов.
— Как там у вас? — спросил он по рации Стрекачева.
— Порядок! — откликнулся тот. — Качаем помаленьку водичку, градуса на два еще спрямили испанца. Капитан — забавный старик, скучать нам не дает. Рассказывает, что в сорок втором их торпедировала чья-то подводная лодка, хотя Испания формально в войне не участвовала. С тех пор он возненавидел военный флот. Никогда не думал, говорит, что вооруженные корабли могут делать добро…
— До подхода спасателей составьте и подпишите с капитаном акт, вмешался в разговор контр-адмирал. — Укажите, в каком состоянии застали судно, когда высадились, перечислите все проведенные работы, и в каком состоянии вы его оставляете…
— Есть, товарищ контр-адмирал! Мы форменные бланки захватили.
Передача «Ивисы» испанским властям не заняла много времени. Уже почти на тихой воде спасатели приняли с ракетоносца буксир, прислали баркас за членами экипажа аварийного судна. К «Горделивому» возвратились и были подняты на борт его катера. Дав по три прощальных гудка, корабли советской эскадры легли на заданный флагманом курс.
Самостоятельно перейти с катера на трап Стрекачев не смог. Его перенесли на руках. Поврежденное колено распухло. Но помфлагштур отмахнулся от услуг капитана медицинской службы Свиря, попросив первым долгом:
— Товарищ командир эскадры, прошу поощрить особо отличившихся: офицеров Исмагилова и Русакова, мичмана Кудинова, главного старшину Хлопова, старшин Петрова и Шкерина, матросов Павлюка, Столярова, Силкина…
— Словом, всех ваших людей! — улыбнулся контр-адмирал. — Полным списком…
— Капитан напоследок учудил, — рассказывал в кают-компании Стрекачев. — Когда буксир испанцы приняли, привезли обратно его команду, старик залопотал что-то по-своему, а потом вдруг схватил мою руку и давай целовать! Я даже ошалел от неожиданности. Наверное, он и в самом деле бывший республиканец…
— Фалангист на такой развалюхе плавать не станет, — поддержал его кто-то из слушателей.
— Мне думается, хозяева эту дряхлую «Ивису» нарочно на верную погибель из Сеуты в Западную Сахару послали. Застраховали, видать, на кругленькую сумму — и отправляйся с богом на дно! — вслух размышлял помфлагштур. — Больно уж ветхая посудина, проржавела вся, как старая консервная банка.
— А у американцев-то кишка слаба оказалась! — ухмыльнулся Исмагилов.
— Дело тут не в кишке, — вступил в разговор Валейшо. — Логика их поведения ясна: зачем рисковать из-за паршивого сухогруза, на котором мало чего заработаешь? Вот если бы тонул знаменитый суперлайнер, тогда бы они риска не побоялись!
— Товарищ капитан третьего ранга, — обратился к нему Исмагилов. — Как вы считаете: должны нам дать медали за спасение утопающих? Стала бы у меня на кителе симпатичная колодочка в четыре ленточки!
— Главного старшину Хлопова я бы даже к ордену представил, — серьезно сказал Стрекачев. — Он сам вызвался и три раза нырял в затопленное машинное отделение. Запросто мог на какую-нибудь железяку напороться. Да и не вода там была, а вонючая масляная жижа.
— Не подкачал наш комсорг! — похвалил Валейшо.
— Моя школа, — подал голос сидевший до этого молча Павел Русаков.
