Эдуард Хруцкий - Комендантский час (сборник)
– Свободно? – Не дожидаясь ответа, паренек поставил кружки на стол и присел осторожно, словно кот.
– А может, у меня занято? Может, я подругу жду, к примеру, – Мишка, прищурившись, в упор поглядел на парня, – тогда как, а?
– Тогда я уйду, ты чего, уйду я. – Парень отодвинулся вместе со стулом.
– Ладно уж, сиди. – Мишка полез в карман, вытащил тридцатку. – Ну, в железку зарядим?
– С тобой-то? Нет. С тобой пусть другие играют.
– По маленькой, чтоб время провести.
– Не буду.
– Не знаешь ты закона, сявка. Когда тебе деловой говорит, все исполнять надо. Запомни: в блатную жизнь вход рупь стоит, вошел туда – исполняй закон, тогда в авторитете ходить будешь.
– Так я всегда. Как кликуха-то твоя будет? Может, я слышал.
– Червонец я. Мишка Червонец.
– Как же, – в голосе парня послышались уважительные нотки, – много слышал от старших. Говорили, что вы по самому краю пошли.
– Говорили, – Мишка выплеснул в рот остатки водки, лениво пожевал картошку, – они много чего говорят. Сами падаль жрут, а нам завидуют. Значит, так, – он вынул из кармана скомканные деньги, – организуй выпить, закуску, ну, пива, конечно.
– Это мы в момент, прямо сейчас.
Парень метнулся к стойке, о чем-то зашептался с буфетчицей, показывая на Мишку. Минуты через две он вернулся, присел у стола:
– Сейчас все будет в лучшем виде.
– В компанию не примете? – спросил кто-то.
Мишка поднял глаза и увидел Сутулого.
– Садись.
– Спасибо. Ну, как там? – Сутулый обратился к пареньку.
– Все сейчас принесут, Сергей Сергеевич, вот Червонец гуляет.
– Ладно, потом я отвечу. Здорово, Михаил. Не признаешь?
– Теперь я тебя, Фомин, признал. А тогда нет, больно исхудал ты, что, чахотка бьет?
– Она. Врачи говорят: питаться лучше надо. Да где там… Каждую копейку горбом выбиваешь, прямо чистый лесоповал. – Фомин вздохнул, потянулся к кружке.
– Что-то я тебя на повале-то не видел, – ехидно сказал Мишка, – ты больше в нарядчиках придуривался.
– Кто как может, Миша, кому какая жизненная линия.
– А что ты меня пасешь, чего твои за мной бегают? Может, ты для МУРа стараешься?
– Ты меня за стукача держал когда разве? Нет. Мне мальчики мои сказали, что есть у тебя золотишко. Вот я прицениться и хотел. Может, сторгуемся?
– Может.
– Так покажи.
– Прямо здесь? – насмешливо спросил Костров.
– Зачем здесь, можем выйти.
– Золото есть и камни, только я им цену знаю.
– Про цену сейчас разговора нет. Слушок прошел, будто ты с каэрами спутался, у Резаного в банде был.
– Слушай меня внимательно, Фомин, – твердо сказал Мишка, – я сейчас и тебя и твою шестерку шлепну и уйду. – Он выдернул из-под пиджака пистолет. – На мне крови много, чуть больше, чуть меньше – роли не играет.
– Погоди, погоди, спрячь примус. Ты меня знаешь, а я тебя. Живи как хочешь, я тебе не судья, я о другом: есть товар – возьму, нет – разошлись. Годится?
– Добро. – Мишка сунул пистолет в карман, огляделся и вытащил кожаный мешочек. – Гляди, Сергей, вот что имеем. – Он вытряхнул на ладонь осыпь.
Фомин весь подался вперед, стараясь получше рассмотреть. Мишка подержал ее немного и опять положил в мешочек.
– Большой цены вещь, – хрипло сказал Фомин, – у меня таких денег нет.
– Это точно, – Мишка покосился на пацана, услужливо расставлявшего на столе закуску и водку, – мне клиент с копейкой нужен. Есть у тебя такой?
– Найдем.
– Только ты помни: я к любому не пойду. Что за человек?
– Человек тебе хорошо известный. Володя Гомельский.
– Идет, – равнодушно ответил Мишка. Если бы кто знал, чего стоило ему это равнодушие! Ему хотелось кричать от радости. Он даже глаза опустил, чтобы Фомин, не дай бог, не прочитал в них эту его радость. – Ну давай, – Мишка поднял стакан, – выпьем, Серега, за жизнь нашу, копеечную жизнь.
– Давай, – Фомин протянул стакан, чокнулся, – только копеечная она не для всех. Ты вот…
– Давай пей, – Мишка выпил стакан залпом, сморщился, отхлебнул пива.
– Ты, Мишка, – наклонился к нему Фомин, – скажи мне, какой мне интерес выйдет. Я тебя с Володей сведу, ты ему камни, он тебе деньги, а мне?
– Тебе, – Мишка задумчиво повертел в руках стакан, – польза тебе будет. – Он сунул руку в карман, увидев, как при этом беспокойно забегали глаза у Фомина. – Не бойся, вот, – он положил на стол две золотые десятки, – бери аванс. После дела еще три.
– Широкий ты парень, Червонец, люблю тебя, как брата люблю.
– Это потом. Когда Володю увижу?
– Сегодня в семь. Как найти тебя?
– Здесь. Хотя нет. Я в одном и том же месте появляться не люблю. Сквер на Миусской знаешь? Там площадка детская есть, вот на ней буду в песочек играть. Ну, гуляйте, а я пойду.
– Так в семь?
– Точно. Только скажи Володе, что я на Тишинке этим заниматься не буду. Пусть другое место ищет. Когда мы с ним дело уладим, я тебе три червонца отдам, да и по мелочи кое-что у меня есть, на это у тебя денег хватит. Мне надо в Ташкент подаваться, а то климат у вас тут для меня неподходящий. – Мишка встал, кивнул Фомину и вышел из пивной.
МуравьевОн бежал по коридору мимо сотрудников, изумленно оглядывавшихся на него. Остановился только у двери приемной, толкнул ее и, переводя дыхание, спросил у Осетрова:
– Где?
– Занят.
– Доложи, срочно!
Осетров из-за очков внимательно посмотрел на Игоря и, видимо, понял, что просто так человек из бригады Данилова не ворвется в приемную в таком виде.
– Подожди.
Он скрылся за дверью кабинета и сразу же вышел обратно.
– Ждет.
Игорь рванул дверь и не глядя, не узнавая тех, кто сидел в кабинете начальника, почти крикнул:
– Есть Гомельский!
– Что? – Начальник приподнялся. – Где?
– Через два часа будет у Мишки на квартире.
Только теперь Игорь смог разглядеть сидевших за столом людей. Это были Муштаков, Парамонов и Серебровский.
– Ладно, садись! – приказал начальник и кивнул Серебровскому: – Продолжай.
– Из пивной Фомин поехал в Первый Казачий переулок, зашел в дом три, во дворе. Дальше мы его не повели, боялись расшифроваться. Пробыл он там минут десять и поехал к себе на Маросейку, адрес есть в деле. Один из сотрудников следил за ним, а другие остались в Казачьем. Проверкой установлено, что в доме три, квартира два, у некоей Силиной, гримерши театра, проживает артист Сахаровский Владимир Георгиевич, эвакуировавшийся из Минска и работающий во фронтовой актерской бригаде. После предъявления фотографии Гомельского домоуправу оказалось, что Гомельский и Сахаровский – одно и то же лицо. В восемнадцать тридцать Фомин вышел из дома и поехал на Миусскую. Там он встретился с Костровым, поговорили они минут десять и разошлись. Фомину удалось остановить машину-полуторку и упросить шофера подвезти его. Номер машины МА17-47. Шофер допрошен. Фомин приехал в Казачий и пока находится там. У меня все.
– В общем, ситуация проясняется. – Начальник посмотрел на часы и повернулся к Муравьеву: – Так ты говоришь, что Гомельский будет у Кострова в двадцать два часа?
– Да, Зоя сообщила.
Минуту начальник раздумывал. Надо было принимать решение, как поступить: брать Фомина и Гомельского в Казачьем или на квартире у Зои.
– Какие есть мнения?
– Разрешите, – встал Муштаков. – Фомин и Гомельский под наблюдением, уйти они не смогут, мы блокировали переулок. Я думаю, их надо брать у Зои.
– Почему?
– Мне кажется, они не те люди, чтобы заплатить такие огромные деньги. Помните, Гомельский занимался «разгонами»? Так вот, они попробуют это и сейчас. Тут мы их всех и возьмем.
– Логично, – сказал Серебровский, – только ведь они характер Мишкин знают, оружие видели…
– Я тоже за квартиру Зои, – перебил его Муравьев.
– Ну что ж, начинаем. Блокируем квартиру. – Начальник поднял телефонную трубку.
В этот вечер город продолжал жить своей обычной жизнью. В восемь часов закончился последний сеанс в кино, люди должны были до комендантского часа успеть домой; работали заводы, в магазины подвозили свежевыпеченный хлеб, его завтра утром раздадут по карточкам; кончилась третья смена в школе, радио передавало очередную сводку Совинформбюро. Все было как всегда, и никто не заметил, как появились и исчезли в Большом Кондратьевском переулке люди. Одни скрылись в проходных дворах и подъездах, в чахлых палисадниках, другие встали на трамвайной остановке, несколько молодых парней в летной форме с девушками в ярких платьях пошли по переулку. Никто ничего не заметил, все было буднично, обычно.
Гомельский и Фомин– Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшим? – Володя посмотрел на Фомина изучающе. – Такие деньги отдать этому уркагану! Я что, печатную фабрику открыл?
– Мишка парень горячий, потом оружие… Баба эта.
– Ну и что, выпьем. Ему нальем из нашей бутылки. А когда он закосеет, я скажу, что деньги в портфеле, спрятаны в тайнике во дворе. Ты пойдешь за портфелем и откроешь дверь. Андрей и Лешка в форме войдут, ну тут обыск, изъятие…