Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы
Шербек резко сбавил газ: внизу мелькнули огоньки Аксая.
Машина с ветерком пролетела центр кишлака и снова выехала в поле.
Шербек отвез Кузыбая прямо до загона. Кузыбай вылез из машины все такой же хмурый, с обнаженной головой. Шербек, вынув из кармана пальто свернутую тюбетейку, протянул ему.
— На, позабыл у меня в кабинете...
Кузыбай взял тюбетейку, но почему-то не надел, а спрятал за спину и что-то буркнул, глядя в землю.
Кто-то стоявший у двери домика на краю загона вдруг сорвался с места и, покачиваясь, словно пьяный, побежал к машине. Шербек сразу узнал: Мухаббат.
Шербек лихо развернул машину и, высунувшись из окна, громко крикнул Кузыбаю, все еще стоявшему неподвижно:
— А нож не отдам, это мне от тебя на память!
Завязывая перед зеркалом галстук, Шербек за своей спиной увидел мать.
Хури-хала поставила на стол шир-чай[43], лепешки и уселась, приготовившись к разговору. Шербек улыбнулся, зная, о чем будет этот разговор. Все та же старая песенка: когда женишься?
И действительно, мать спросила:
— А ты знаешь, за что тебя ножом пырнули?
— Знаю, мать.
— Теперь каждый мужчина, у которою есть мужское достоинство, будет коситься на тебя. И это знаешь?
Шербек фыркнул.
— Говоришь для его же пользы, а он смеется. По мне, хоть всю жизнь бегай в холостяках!
Шербек почувствовал, что мать обиделась.
— Мамочка... Я на все согласен, что вы скажете. Если скажете сегодня — сегодня женюсь.
Хури смягчилась.
— К кому же пойти? Две дочери завсельпо уже налились соком и ждут женихов. А у Эрмухана-казаха младшая — ух, и девка!.. Ее дед сказал, что если бы старые времена, то цена ей наивысшая — девять баранов, девять лошадей, девять голов рогатого скота...
— Ладно, мама, вы подумайте, и я подумаю, к кому идти. Сами понимаете... торопиться не следует.
— Да, сынок, дело жизни... Говорят: «Поспешишь — людей насмешишь»...
— До чего же вы у меня мудрая, мамочка! А теперь разрешите — пойду посмотрю, что делается в изоляторе.
«Опять обманул, — подумала Хури, когда калитка захлопнулась за Шербеком. — И как это у него ловко получается».
В изоляторе теперь была уже более спокойная обстановка, хотя машины все еще доставляли из загонов больных овец и ветеринарный врач методично вонзал иглу в шею каждой овцы, не обращая внимания на ее крики.
Шербек терпеть не мог стоять над душой у человека, когда он работает. Поэтому, добравшись до изолятора, сразу же надел халат и взял в руки шприц. Но, работая, он не переставал ломать голову над проблемой, как ускорить лечение овец, — ведь на каждую овцу приходится тратить время, а сколько их, еще дожидающихся своей очереди! Взгляд его машинально скользнул по загону и задержался на овцах, прильнувших к деревянной бадье с солью. Молнией сверкнула мысль. Словно увидев диковинное зрелище, он, не отрываясь, глядел на овец, спокойно жующих соль. «А что, если?..» Шербек бегом бросился к домику Суванджана, схватил ведро соли, вернулся к бадье.
— Теперь лекарство смешаем с солью. Ну-ка, поглядим, — бормотал он себе под нос.
Все, кто был в изоляторе, стали следить за действиями Шербека, некоторые с интересом, другие с недоверием. Овцы, сгрудившиеся вокруг бадьи, с испугом отпрянули, когда Шербек высыпал соль, перемешанную с лекарством, потом осторожно подошли. Вытянув шеи, стали принюхиваться. А потом Шербек своими собственными ушами услышал, как соль с хрустом перемалывается на их зубах.
— Значит... — Он поглядел на окружающих. — Значит...
Ветеринарный врач прервал его размышления.
— Этот метод, товарищ председатель... — начал он солидно, но Шербек прервал его:
— Какой метод, доктор, это же опыт, первый шаг!
— Да не важно! Если лечить этим методом, будет затрачиваться мало труда. Однако считаю своим долгом своевременно предупредить: одни овцы едят больше соли, другие — меньше. А фенотязин, смешанный с солью, убивает гельминтозов, но в большом количестве приносит и вред — овца худеет, теряет силы. Таким образом, овцы, съевшие побольше, станут худеть, у них будут выкидыши...
На минуту паника охватила Шербека: избавившись от одной беды, попасть в другую!
— Нет, как бы там ни было, нам прежде всего нужно освободиться от этого бедствия. А там будет видно, что-нибудь придумаем, найдем. Доктор, давайте определим дозы соли и лекарства. Пойдемте. Мансур, садись на моего гнедого и лети в правление. Соль, которую отпускают на фермы и загоны, посылай сюда.
Мансур мигом сорвался с места. Шербек едва успел крикнуть вслед:
— Не забудь захватить брезент!
Примерно за десять дней управились с обследованием не только крупного рогатого скота, овец и коз, но даже собак. Попутно принимались меры против бруцеллеза. Однако, к великой досаде, предсказание ветеринарного врача оправдалось: после девостации овцы стали слабыми, словно изможденные люди, таяли на глазах. Среди стариков поползли разговоры о том, что у нового председателя тяжелая рука, при случае всплывали затихшие было сплетни о событии с Кузыбаем. Все это, произносимое на задворках, конечно, доходило и до Шербека. Он старался не обращать внимания, но в душе мучился, страдал. Тяжело было в эти дни Шербеку, да и всем, кто по-настоящему болел за колхозное дело. А тут еще пришлось, сжав челюсти, открыть двери колхозного амбара: овцам стали выдавать повышенную норму. Шербек отчетливо представлял себе, чем кончится эта щедрость: каждый килограмм кормового зерна в колхозе на счету. Если скормить то, что положено на завтра, то в самый разгар окота в амбарах будет гулять ветер.
Однажды, возвращаясь со свинофермы, он увидел, что снизу, из кишлака, с трудом шагая по глубокому снегу, поднимаются четыре человека. Одного из них он сразу узнал по раскачивающейся походке: ветеринарный врач. А кто же рядом с ним? Кожаное пальто, в руках длинная палка. Длинная белая борода по грудь. «Да это же профессор Яткин!» Профессор тоже узнал Шербека, замахал рукой. Шербек бросился навстречу, ему вдруг стало легко и радостно, как будто все печали, все заботы отошли в прошлое.
— Петр Филиппович, дорогой мой учитель!
— Хотя вы меня и не звали, я прибыл, товарищ председатель.
— Не знаю, как мне вас благодарить, профессор!
— Хотели приехать всем институтом, да вы, кажется, уже без нас тут справились.
— Борьба еще не окончена, учитель...
— Слышал, — Петр Филиппович мельком взглянул на ветеринарного врача, — слышал, дорогой мой. Но тот, кого вы победили, самый свирепый... — Петр Филиппович, щелкая пальцами и двигая длинными густыми бровями, искал узбекское слово.
— Дахшатли...
— Да, дорогой мой, самый свирепый противник. Отразив его атаку, вы подорвали силы противника, а это главное! А теперь пойдемте посмотрим, что делается в изоляторе.
Осматривая изолятор, профессор остановился у деревянной бадьи с солью, перемешанной с лекарством. Удивленно качнув головой, он обратился к Шербеку:
— Дорогой мой, вы сами-то знаете, что сделали?
Шербек не понял, о чем идет речь.
— Этот метод приносит и пользу и вред, — сказал ветеринарный врач беспрекословным тоном.
Шербек нерешительно поддержал:
— Вы же слышали...
— Нет, дорогой мой, вы до сих пор, видимо, не осознали, что вы сделали, — сказал Петр Филиппович, пристально глядя на Шербека. — До того, как прибыть сюда, мы зашли в вашу бухгалтерию. В прошлом году на обработку одной овцы в целях профилактики против гельминтоза израсходован один рубль... и сколько копеек, Василий?
Молодой парень с курчавой светлой бородой на худом лице вынул из кармана тетрадку, заглянул в нее и сказал:
— Один рубль и тридцать пять копеек. Всего...
— Да, на одну овцу дополнительно израсходовано рубль тридцать пять копеек. Всего более шестидесяти тысяч. Эта затрата на тяжелый ручной труд: каждой овце запихнуть в рот лекарство, не считая стоимости самого лекарства. Благодаря вашему методу затраты сократились в три-четыре раза. Если распространить и освоить ваш метод по всему Союзу, то знаете, сколько экономии получат колхозы и совхозы? Миллионы. Да, дорогой мой, миллионы! Все, что вы делаете, запишите, и выводы по этим вашим опытам обобщите. Ведь это же целая самостоятельная научная работа, дорогой мой! А какое практическое значение! Пишите. Обязательно пишите.
— И вреда будет не меньше, — бросил ветеринарный врач.
— Да, вы говорили, помню, — обернулся Петр Филиппович к ветеринарному врачу. — Правильно, фенотязин действует на овец так, что животные худеют, слабеют. Но знаете почему? — Видимо, профессор не хотел смущать врача, поэтому ответил сам: — Лабораторные анализы показывают, что фенотязин не только убивает гельминтозы, но и увлекает за собой частицы меди в организме. Если мы к фенотязину и соли прибавим еще медного купороса... как по-узбекски...
