Юрий Колесников - Тьма сгущается перед рассветом
Заримба зло улыбнулся.
— Не смейтесь! — завопил немец. — Об этом будет доложено в Берлин! Рейхсфюреру СС!..
— Тем не менее, — понизил тон Заримба, — я прошу меня выслушать… Я думал, повторяю, господин Доеринг, думал, что этими демонстрациями мы покажем, как наше правительство нарушает свои обязательства соблюдать невмешательство, и тем самым дадим фюреру основание ввести свои войска на территорию Румынии. Оттого я и господин Сима отдали распоряжения Мироновичу…
— Не знаю, что вы там хотели или думали, но господин посол очень недоволен… А сейчас прикажите вашим горлодерам убраться вон!
…Через несколько минут Лулу Митреску летел на такси с приказом шефа.
II
В пансионе мадам Филотти первым обычно просыпался ня Георгицэ. Он тихонько вставал и будил каждого жильца в нужное время. Лишь в редких случаях, если кому-либо из квартирантов надо было встать очень рано, заводили будильник. Ня Георгицэ берег отдых своих жильцов. Если случалось, что жилец с шумом выдвигал утром из-под кровати свой чемодан, ня Георгицэ сердито шипел на него и подходил к постелям проверить, не проснулся ли кто-нибудь. Старик был убежден, что самое главное для человека — это сон. «Без пищи можно выдержать порядочно, но без сна и воды никто не может!» — говорил он. Когда же мадам Филотти напоминала, что пора будить того или иного квартиранта, ня Георгицэ, взглянув на часы, отвечал: «Он может поспать еще семь минут!»
В тот воскресный день никого не нужно было будить. Все были дома, кроме Жени, который в ночь с субботы на воскресенье писал в каком-то кинотеатре рекламу для нового фильма.
Рано утром ня Георгицэ ушел к булочнику на Вэкэрешть. Почти следом за ним ушла и мадам Филотти на рынок за покупками: по воскресным дням почти все квартиранты обедали дома.
Все еще спали, когда в пансион пришел Женя. Он тихо разбудил Илью и шепотом рассказал, что в кинотеатре «Глория» с сегодняшнего дня будет демонстрироваться советский документальный фильм…
— Пойдем с утра. Хочешь? Подумай, сейчас, когда буржуи шумят о деле «коммуниста Гылэ», — вдруг советская картина!
Спросонья Илья не сразу разобрал, о чем говорит Женя, и, щуря глаза, озадаченно смотрел на него.
А Женя, думая, что Илья не согласен, убеждал:
— Пошли! Позже будет много народу. И, вообще, полиция может запретить…
Наконец, Илья понял. Он мигом вскочил и стал одеваться. Разбудили и Морару. Войнягу не стали тревожить: он пришел на рассвете с дежурства, мадемуазель Вики тоже. В свободные дни она вставала позже всех в пансионе, — в той комнате, где спали она и мадам Филотти, не было окон и туда не проникал никакой шум. Да и вообще Вики любила поспать. Морару вначале хотел было ее разбудить, но потом передумал: «Если хороший фильм, можно пригласить на вечер…»
Не прошло и часу, как все трое стояли у кассы кинотеатра. Но, несмотря на раннее время, хороших билетов уже не оказалось. Пришлось пойти на галерку. «Откуда только могли узнать, что советская картина идет?» — удивлялся Женя.
Ровно в девять часов утра начался первый сеанс. Жители Бухареста впервые смотрели советскую картину «Парад молодости».
Такого парада они никогда не видели и не могли себе представить. Перед зрителями, привыкшими слышать всякие небылицы о большевиках, проходили тысячи молодых спортсменов Советской России, обыкновенных жизнерадостных юношей и девушек. Тишину в зале то и дело нарушали возгласы изумления.
А колонны шли и шли беспрерывным потоком. У каждой спортивной организации была своя форма, свои знамена. И все ребята, словно на подбор: загорелые, крепкие, веселые… У Ильи от радости слезы выступили на глазах и в горле запершило точно так же, как в тот памятный день на аэродроме Бэняса…
Вот она, та самая Москва, голос которой он уже не раз слышал, сидя у приемника рядом с ня Георгицэ, Войнягу и Морару; вот и знаменитая Красная площадь, Кремль с его старинной стеной и башнями и вот, наконец, мавзолей!.. Обо всем этом Томов уже знал, но сейчас он впервые видел воочию, и волнение охватило его. Следующий кадр: на каком-то здании он заметил огромное полотнище с портретом человека с добрым взглядом прищуренных глаз и маленькой остроконечной бородкой. Только Илья хотел спросить Женю, не знает ли он, кто это такой, как по залу прокатилось: «Ленин!»… У Томова учащенно забилось сердце — ведь с этим именем у него связано все то новое и большое, что произошло в его жизни. Он приподнялся, хотел рассмотреть лицо, но оно уже исчезло.
Вот на мотоциклах юноши и девушки по трое, четверо и даже пятеро выполняют акробатические этюды; гимнасты на турниках, установленных на специальных грузовых автомашинах, крутят «солнце». А спортсмены в майках и футболках все идут и идут. Как много их! Вдруг Илье показалось, что в одной из колонн крайняя справа — Валентина Изоту, та самая молдаванка из России! Илья толкнул Женю и забыв, что он в кино, крикнул: «Вот она! Смотри»… Но кадр сменился другим..
Кто-то сзади прошипел: «Тише!».
Немного спустя Женя шепотом спросил:
— Кто это тебе там померещился?
Илья оглянулся по сторонам и наклонился к самому уху друга:
— Помнишь ту парашютистку, советскую? По-моему, это она была в одной из колонн!..
— Может, и она… — неуверенно произнес Женя.
Но Томов не слушал. Он жадно смотрел. Может быть, она опять пройдет. Он вспомнил, как Валентина тогда помахала ему рукой. Вдруг снова как будто мелькнул тот самый кадр. Илья снова вскрикнул и невольно вскочил, но кадр исчез. Морару, сидевший с другой стороны, дернул Илью за рукав, кругом послышались недовольные голоса:
— Тише, эй, вы!
— Это вам не на футболе!… — заметил кто-то из соседей.
— Шпана паршивая! Думают, они у себя в «Зеленом доме!» — поддержали сзади.
Женя сжал локоть товарища:
— Перестань, или тебе пересчитают ребра…
— Тише, не мешай! — огрызнулся Илья.
На экране появился мавзолей. На трибуне — руководители Советского государства. Они принимают парад и приветствуют спортсменов… Здесь есть и в военной форме, но больше в гражданском, и, что было Илье особенно интересно, все они одеты просто…
Из конца в конец кинозала прокатилась волна разноголосых восклицаний.
— Как наш брат, в кепках…
— А ты думал, как господа — в цилиндрах да фраках? — откликнулся чей-то звонкий голос.
В зале слышалось:
— Тот, что в середине с бородкой, — Калинин, президент.
— Вон тот военный, со звездами — Ворошилов, слесарем был, а теперь маршал!
— А кто этот, с большими усищами и со звездами? — заинтересовался кто-то.
— Должно быть казак! — ответил другой.
— Да замолчите вы, наконец, дьяволы! — обозлился кто-то, и голоса ненадолго замолкли.
Томов был удивлен, что простые люди знают фамилии русских государственных деятелей, узнают их и даже знакомы с их биографиями. А главное — не боятся говорить вслух, хотя знают: за это грозит верная тюрьма!.. Илья наклонился к Жене:
— Слыхал?
Женя промолчал, но заерзал на стуле.
А люди, сидящие в зале, не стесняясь, выражали свой восторг. «Значит, у нас многие симпатизируют Советам!» — с радостью думал Томов.
Морару сдержанно сказал:
— Сейчас это в самый раз. Замечательно!.. Только как они добились разрешения пустить у нас такую картину? Молодцы!..
— Кто молодцы?
Морару удивленно посмотрел на Томова, но тут же нашелся:
— Киношники… Хозяин «Глории».
«Э, нет, здесь, наверное, не обошлось без таких, как Илиеску», — подумал Илья, но он уже умел держать язык за зубами…
Женя восхищался оформлением колонн, множеством портретов и даже стал подсчитывать, сколько, примерно, художников работали и как дорого это обошлось.
Когда сеанс кончился и в зале зажегся свет, Илье показалось, что он побывал по ту сторону границы. И Морару, словно отвечая на его мысли, заметил:
— Вот мы и побывали в Москве на параде!..
Люди выходили довольные, улыбающиеся, но молчаливые.
На улице Морару предложил пойти и на следующий сеанс и взять билеты для всех в пансионе. Побежали к кассе. Оказалось, что билеты распроданы. Никогда этого не бывало даже в лучших кинотеатрах столицы, а тут в «Глории» на утреннем сеансе! Тогда Женя пошел к хозяину кинотеатра узнать, может быть, у него найдутся билеты. Он иногда писал здесь рекламные афиши, плакаты, объявления. Но как назло хозяина не оказалось. Жена его сказала, что билеты скоро опять будут продаваться, но только на дополнительный сеанс: на час ночи!.. Пока Женя вышел к Морару и Томову, об этом узнали люди, осаждавшие кинотеатр. У кассы образовалась новая очередь.
Какой-то пожилой человек, которого вытеснили из очереди, сказал:
— Ну и народ, лезут, будто там приплачивают!..
