Лидия Вакуловская - Свадьбы
Он вернулся в избушку. Надо было навести порядок в доме, покормить собак и собраться в дорогу. «Аннушка» улетала в райцентр в четыре дня. Значит, выезжать ему в двенадцать. Собаки у него быстрые, домчат за три часа. Упряжку он, по обыкновению, оставит у полярников, заодно зайдет к Миронову, скажет насчет угля. К тому времени бывший друг Яшка Дугель покинет остров. В этом Степан не сомневался.
Письма любимого человека
1
Еще днем, когда они вошли в ресторан и заняли столик у окна, Эмма определила, кто из четырех парней улетает. За полгода работы в ресторане при аэропорте она научилась безошибочно угадывать улетающих, провожающих и только что покинувших самолет. Улетал, безусловно, щуплый блондинчик в сером грубошерстном свитере, остальные парни провожали его. И улетал, конечно, в отпуск, в долгий северный отпуск на полгода, — это прямо-таки было написано на его светившейся физиономии.
Эмма быстро подала им заказанное и занялась другими столиками: она обслуживала семь столиков, и ни один сейчас не пустовал. Ее поминутно окликали, желая то рассчитаться, то еще что-либо заказать. Словом, приходилось крутиться.
Видимо, самолет, которым улетал блондинчик в сером свитере, задерживался, парни давно пообедали, но продолжали сидеть за столиком, негромко разговаривая. И не прислушивались, в отличие от других посетителей, к сипловатому голосу в динамике, висевшем в зале, который извещал о прибывавших и убывавших лайнерах. Стало быть, знали, когда блондинчику лететь, и не спешили убраться на тридцатиградусный мороз. Сидеть в теплом ресторане куда лучше, нежели гулять по морозу или томиться в прохладном вестибюле аэровокзала.
Если бы за стеклянной дверью на площадке второго этажа стояли люди, ожидая свободных мест, Эмма намекнула бы парням, что им следует уйти. Но желавших войти в зал не было, и она оставила парней в покое. Посидев еще примерно с час, они поднялись и ушли.
«Скряги», — подумала о них Эмма. И вовсе не потому, что парни не оставили на столике чаевых. Эмма заметила, что, когда она подала счет, один из парней внимательно провел глазами по столбику цифр, как бы проверяя, верно ли сосчитано. Таких клиентов Эмма не любила. Но, слава богу, их попадалось мало. Люди, улетавшие с Севера на материк, не считали не то что копейки и рубли — пятерки и десятки.
Часа через три эти четверо вернулись снова. Теперь они заняли угловой столик в конце зала, который тоже обслуживала Эмма.
— Опять мы к вам, — улыбнулся ей блондинчик и качнул головой: — Чего доброго, и завтракать у вас придется.
— Задерживается рейс? — спросила Эмма.
— Причем капитально, — сказал он. — Вместо десяти утра на три ночи обещают.
— Ничего, старик, минимум терпения — и завтра при любом раскладе ты в столице, — сказал ему парень с черной курчавой бородкой, по виду самый старший в компании. И спросил Эмму, как старую знакомую: — И чем вы нас теперь, милая девушка, кормить будете?
— Выбирайте сами, — ответила она, поскольку парень держал в руках меню.
Парень был красивый: смуглый, кареглазый, белозубый. И рослый, крепко сбитый. Не то что блондинчик или тот, который прежде изучал поданный ею счет. Тот тоже был неказист: остроносый, с маленькими въедливыми глазками. Четвертый парень был так себе: не уродлив и не красив, серединка наполовинку. Во всяком случае всем им было далеко до кареглазого с бородкой. Эмме всегда нравились такие смуглые, белозубые парни.
Особого выбора в ресторане не было. Эмма посоветовала им взять поджарку из оленины и мясные салаты.
— Отлично! — весело сказал кареглазый. Но заказал отбивные и салат из зеленого горошка.
Спиртное тоже заказал он: бутылку коньяка и бутылку шампанского.
Сервируя стол, Эмма по отдельным фразам, которыми перекидывались парни, поняла, что они с полярной станции, и удивилась, что они так скромно, без размаха провожают товарища. Она считала, что у полярников, как у золотодобытчиков и геологов, денег куры не клюют. А эти пообедали почти насухую и сейчас взяли с гулькин нос. Чего доброго, за этими двумя бутылками и просидят до самого отлета.
Так оно почти и вышло. Они сидели до двенадцати ночи и лишь дважды заказали за это время кофе и печенье. Потом кареглазый с бородкой попросил Эмму принести еще бутылку шампанского.
— На посошок, и мы отчалим, — зачем-то объяснил он Эмме, когда она принесла шампанское. И сказал ей, кивнув на блондинчика: — А Володю на ваше попечение оставим. Ничего не поделаешь: нам с утра на смену, а ехать еще триста километров. Смотрите не обижайте его. — Кареглазый шутливо погрозил Эмме пальцем, блеснув белыми зубами. И прибавил: — Он смирненько посидит с полчасика — и топ-топ на регистрацию билетов. Договорились?
— Договорились. — Эмма тоже улыбнулась кареглазому. Он нравился ей, но она почему-то подумала, что он женат.
Они разлили по бокалам шампанское, потом все встали, чокнулись и выпили. Кареглазый тоже чокнулся с блондинчиком Володей, но пить не стал. Видимо, это он не выпил свою стопку и за обедом, — водка так и осталась на столе. Эмма сразу сообразила, что парни приехали с полярной станции на своей машине и кареглазому предстоит еще сидеть за рулем. Эммин муж, Костя, тоже никогда не возьмет в рот за рулем. Ну, да ее Костя — особая статья. Он и в праздники скрепя сердце раскошелится на бутылку. Костя помешан на машине: «Москвич», «Жигули», — все равно, лишь бы заиметь собственную машину. Он и на Север завербовался ради того, чтоб скопить на машину. Работает на «КрАЗе», возит грузы в тундровые поселки, кое-как двести восемьдесят выгоняет в месяц. Долго ждать ему своего «Москвича»!..
Блондинчик Володя вышел проводить друзей до раздевалки на первом этаже. Эмма тем временем убрала со столика посуду, смела крошки со скатерти, поставила как следует стулья. Возле стула, на котором сидел улетающий Володя, стоял небольшой чемоданчик. Эмма переставила легонький чемоданчик с пола на стул. Может, это и весь багаж блондинчика? Впрочем, нет, конечно. Просто с багажом в ресторан не ходят, сдают в камеру хранения.
Вскоре блондинчик Володя вернулся, прошел на свое место. Эмма видела, как он вошел и как пристраивал на спинку стула принесенное из гардероба пальто. Шапку положил на свободный стул. Сел, подпер ладонями щеки и, похоже, стал дремать.
«Слабенький, — подумала о нем Эмма. — Каплю выпил, и развозит».
Народу в ресторане значительно уменьшилось, и никто не подсаживался к придремнувшему Володе. На какое-то время Эмма выпустила его из виду. Когда же обернулась в его сторону, увидела, что он делает ей знак подойти.
— Принесите мне водки, — сказал он.
— Сколько? — спросила Эмма.
— Бутылку.
— С собой возьмете?
— Зачем? Я здесь выпью, иначе усну, — ответил он. Но тут же передумал: — Нет, лучше бутылку коньяка… А может, шампанского?..
— Не знаю. По-моему, вы ничего не пьете, — усмехнулась Эмма.
— Вы правы, — сказал он. — У нас на станции сухой закон. Вот так вдруг решили — и точка. Три года никто не нарушил. Но сегодня мне можно, правда?
Эмма пожала плечиком: дескать, ваше дело.
— Нет, вы знаете что? — оживился он. — Я хочу угостить вас шампанским. Вы очень славная девушка, похожи на мою сестру Томку. Завтра я ее увижу и скажу, что она на вас похожа.
Наверно, ему просто хотелось поговорить, надоело сидеть в одиночестве.
— Я не могу, я на работе, — сказала Эмма.
— Да ну, ерунда. Честное слово, вы похожи на Томку. Я смотрю на вас и все больше и больше убеждаюсь в этом.
— Вы меня задерживаете, — мягко сказала Эмма. — Что вам принести?
— Вот видите, какая вы!.. Тогда мне все равно. Тогда водку. Нет, коньяк… Бутылку коньяка.
Она принесла ему коньяк, нарезанный лимон и печенье. Ему снова захотелось с нею поговорить.
— А вы давно здесь работаете? — спросил он.
— Полгода.
— Почему же я вас не видел? Я здесь летом бывал. Я бы вас заметил, раз вы похожи на Томку.
— Наверно, вы не попадали в мою смену. Давайте сразу рассчитаемся. С вас пятнадцать шестьдесят, — сказала Эмма. И напомнила ему: — Вам скоро к самолету.
— «Самолеты, самолеты, в них сидят дяди пилоты!..» Из серии детских стишков, — говорил он, глуповато улыбаясь. И, доставая бумажник, продолжал: — А что вам привезти из Москвы? Я вернусь весной и попаду как раз в вашу смену. Ага, вот что я вам привезу: огромный букет тюльпанов. Весенних тюльпанов…
Уж не подбивает ли он к ней клинья? Упаси бог — такой невзрачненький! Хватит с нее своего невзрачненького Кости…
— Вот так штука, всем наука! А денег у меня и не хватает, — вдруг сказал он, извлекая из бумажника одну-единственную десятку.
Он сунул десятку обратно в бумажник, поднял свой, снова перекочевавший на пол, чемоданчик, раскрыл его и отвернул лежавшее сверху полотенце. Две толстые пачки пятидесяток лежали под ним. Еще — электробритва, мыльница, тюбик зубной пасты, какая-то книга…
