Александр Шеллер-Михайлов - Чужие грехи
— Что-о? воскликнула княжна, сдвинувъ брови. — Она ко мнѣ хотѣла сдѣлать визитъ? Вы тамъ всѣ съ ума сошли, кажется!.. Да если она когда-нибудь осмѣлится, такъ она услышитъ отъ меня то, чего не слыхала, можетъ быть, ни отъ кого еще! Да, да, вы тамъ, въ вашемъ свѣтѣ, нынче всѣ съ ума сошли, якшаетесь Богъ знаетъ съ кѣмъ, какихъ-то жидовъ, благо они банкиры, въ салоны принимаете, кокотокъ, благо онѣ вышли замужъ за полуумныхъ богачей, въ дамы-патронесы возводите! Ну, а я стараго вѣка человѣкъ. Мнѣ ужъ поздно на вашъ ладъ себя передѣлывать, да и не для чего… Въ наше время такія-то личности черезъ порогъ не переступали въ свѣтскія гостиныя.
Мари Хрюмина ехидно и злорадно улыбнулась.
— Что-жь, ma tante, вамъ-же хуже будетъ, если Евгенія Александровна не пріѣдетъ къ вамъ сама, а потребуетъ отъ васъ дѣтей въ себѣ, злобно замѣтила она.
— Дѣтей потребуетъ къ себѣ? воскликнула въ сильномъ гнѣвѣ княжна. — Да ты это изъ чего взяла? Кто ей отдастъ ихъ?
— Она мать!
— Мать, бросившая ихъ чуть не съ пеленъ! Мать, никогда не справившаяся о нихъ! волновалась княжна. — Что ты мнѣ говоришь! Какія могутъ быть у нея права на этихъ дѣтей! Да если-бы у нея и были какія-нибудь права на нихъ, такъ я, слава Богу, еще не всѣ связи потеряла, не беззащитной какой-нибудь проходимкой сдѣлалась! Да я къ властямъ обращусь, я поѣду, къ шефу… А, да что съ тобой говорить! Поглупѣла ты совсѣмъ, треплясь среди всей этой дряни…
Княжна махнула рукой и замолчала. Но она была взволнована и съ трудомъ переводила духъ.
Мари Хрюмина поднялась съ мѣста и, сухо раскланявшись со старухой, исчезла. Она помчалась въ Евгеніи Александровнѣ такъ быстро, точно она боялась, что она разразится истерическими слезами прежде времени. Къ счастію, этого не случилось: истерическія рыданія начались именно въ ту минуту, когда она сбросила съ себя шляпку и опустилась на кушетку въ будуарѣ госпожи Ивинской.
— Мари, Мари, что съ тобой, мой другъ! приставала Евгенія Александровна.
— Ахъ, что она про тебя говоритъ, какъ она тебя позоритъ! всхлипывая, твердила Мари Хрюмина.
Новыя подруги уже дошли до такой близости, что говорили другъ другу «ты».
Боже мой, какія густыя краски наложила Мари Хрюмина на разсказъ о свиданіи съ княжной, какое громадное количество этихъ красокъ потратила она на свое описаніе. Она даже сообщила, что княжна уже собирается ѣхать къ митрополиту, чтобы онъ наложилъ эпитимью на Евгенію Александровну, что княжна уже справлялась у шефа жандармовъ, нельзя-ли выслать Евгенію Александровну за дурное поведеніе. Разсказъ принялъ какіе-то чудовищные размѣры. Она описала въ подробности, что разсказала княжна дѣтямъ про ихъ мать, какъ вооружила дѣтей противъ матери. И среди всего этого хаоса чудовищныхъ извѣстій, среди рыданій, звучалъ одинъ припѣвъ; «и меня назвала старою дѣвкой!»
Надо было знать хорошо всю мелочность Евгеніи Александровны, чтобы впередъ предвидѣть, къ какимъ результатамъ можетъ привести подобное сообщеніе. Еще за какіе-нибудь полчаса Евгенія Александровна въ глубинѣ души была очень благодарна княжнѣ, что та держитъ у себя ея дѣтей и «не прикидываетъ» ей ихъ; еще полчаса тому назадъ Евгенія Александровна поморщилась-бы съ большимъ неудовольствіемъ, если-бы кто-нибудь сказалъ ей, что ея дѣти переселятся къ ней. Теперь было не то: теперь она желала только одного — отмстить этой старухѣ, показать ей свое значеніе, заставить ее раскаяться за неосторожныя слова. Покуда въ ней затрогивали чувства матери, она могла спокойно не думать, какъ живутъ ея дѣти въ чужомъ домѣ; когда, въ ней затронули чувства мелочно-самолюбивой женщины, она готова была сдѣлать все, только-бы отмстить оскорбившей ее личности, хотя-бы это погубило ея дѣтей. Легкомысленная и необдуманная, какъ всегда, она уже не разсуждала о томъ, выгодно-ли, удобно-ли ей брать къ себѣ дѣтей, заботиться о нихъ, возиться съ ними, — она только видѣла необходимость отнять ихъ у княжны, заставить старуху поплакать.
— А, она думаетъ, что я все таже Евгенія Александровна Хрюмина, которую не хотѣли принимать къ себѣ родные ея мужа! говорила она въ ярости, ходя по будуару.
— Она думаетъ, что ея связи сильнѣе связей моего мужа, моихъ связей! Она забываетъ, что Владиміръ, принявъ при разводѣ всю вину на себя, отдалъ всѣ права на дѣтей мнѣ. Она думаетъ, что со мной такъ-же легко сладить, какъ съ нимъ! Меня вѣдь нельзя подкупить!.. Посмотримъ, посмотримъ! Глупая старуха! Теперь я понимаю, отчего княгиня Марья Всеволодовна охладѣла ко мнѣ, откуда идутъ всѣ толки про меня! Это она, она… Ну, что-жь, надо покончить это дѣло!..
— Нѣтъ, ты представь себѣ, говоритъ, что я служу тебѣ ширмой! восклицала, еще всхлипывая, Мари Хрюмина.- Ѣздимъ на свиданія!
— Это надо кончить, надо кончить! Она хочетъ, чтобы мой мужъ заподозрилъ меня, чтобы меня выгнали отвсюду, я понимаю это! волновалась Евгенія Александровна. — Нѣтъ, довольно я молча страдала отъ нихъ, довольно!
— Къ митрополиту хочетъ ѣхать, поясняла Мари Хрюмина. — Я говоритъ, выведу все на чистую воду… Ты, говоритъ, старая дѣвка и покрываешь ее!..
Господинъ Ивинскій засталъ Евгенію Александровну въ слезахъ и крайне встревожился.
— Что съ тобой, Женя? озабоченно спросилъ онъ.
— Ахъ, Жакъ, я такъ несчастна, такъ несчастна! воскликнула томнымъ голосомъ Евгенія Александровна. — Мои несчастныя дѣти гибнутъ и мнѣ не даютъ права даже взглянуть на нихъ!
— Какія дѣти? спросилъ господинъ Ивинскій, совсѣмъ забывшій, что у его жены есть еще дѣти кромѣ тѣхъ, которыхъ онъ призналъ своими.
— Евгеній и Ольга, пояснила Евгенія Александровна. — Меня не хотятъ даже допустить къ нимъ. Но вѣдь я мать, Жакъ! Что будетъ, если они погибнутъ. Говорятъ, Евгеній стоитъ на краю пропасти… Господи, неужели я еще должна пережить судъ надъ нимъ…
— Но я не понимаю, чего тутъ волноваться? проговорилъ господинъ Ивинскій, пожимая плечами. — Вели ихъ привезти сюда — вотъ и конецъ весь.
Дѣйствительно, это было такъ просто!
— А ты? спросила Евгенія Александровна, обнимая мужа и ласкаясь къ нему. — Ты позволишь имъ жить у меня?
— Да мнѣ-то что? небрежно замѣтилъ Ивинскій и улыбнулся снисходительной улыбкой:- Я ихъ не увижу почти. Мнѣ нужна ты и только ты!
Онъ нѣжно поцѣловалъ жену.
— Тамъ внизу совершенно пустой этажъ. Можно отвести имъ нѣсколько комнатъ, взять гувернера или кого тамъ надо, сказалъ онъ.
— Жакъ — ты ангелъ! воскликнула Евгенія Александровна, цѣлуя его руку. — Ты возвращаешь мнѣ спокойствіе!.. Но если она ихъ не отдастъ?..
— Ахъ, Женя, какія глупости! проговорилъ мужъ съ улыбкой. — Что за особенное благополучіе няньчиться съ чужими дѣтьми! Они, я думаю, княжнѣ уже давно успѣли надоѣсть…
— О, ты ее не знаешь! Она изъ ненависти ко мнѣ не отдастъ ихъ! возразила Евгенія Александровна.
— Тогда мы велимъ отдать ихъ, многозначительно отвѣтилъ господинъ Ивинскій. — Вообще, дитя мое, ты ужасно впечатлительна. Надо-же привыкнуть смотрѣть хладнокровно на вещи. Тебя волнуетъ такой пустякъ, какъ какая-то выжившая изъ ума старуха. Ну, поупрямится и покорится необходимости. Право на твоей сторонѣ и, надѣюсь, на твоей-же сторонѣ средства заставить людей уважать это право. Надо-же, наконецъ, тебѣ понять, что ты не какой-нибудь беззащитный ребенокъ.
— А ты мнѣ поможешь, если это понадобится? ласковымъ тономъ спросила Евгенія Александровна, заглядывая ему въ глаза.
— Я? разсмѣялся господинъ Ивинскій. — Глупенькая, тутъ вовсе и не нужно моей помощи. Въ этомъ можетъ помочь тебѣ любой изъ моихъ секретарей, изъ моихъ чиновниковъ…
Евгенія Александровна успокоилась и отдохнула отъ всѣхъ тревогъ этого дня вечеромъ въ театръ.
VII
«Я давно желала лично переговорить съ Вами на счетъ моихъ дѣтей, но, къ счастію, наши общіе друзья и родственники во время предупредили меня о Вашемъ нежеланіи принять меня… Это заставляетъ меня обратиться въ Вамъ письменно и просить Васъ прислать во мнѣ моего сына… Какъ мать, я крайне озабочена его участью и желала бы лично заняться его окончательнымъ воспитаніемъ… Мнѣ было бы тяжело, если бы онъ погибъ, подобно своему отцу, не будучи направленъ на хорошую дорогу… Я надѣюсь, что Вы поймете…»
Княжна читала и перечитывала эти отрывки полученнаго ею письма и ровно ничего не могла понять й сообразить, хотя, повидимому, въ немъ все было ясно высказано.
— Софья, Софья! позвала она свою вѣрную подругу жизни. — Прочти, пожалуйста, что это тутъ она пишетъ мнѣ… Я ничего сообразить не могу!..
Софья взяла письмо, прочла его до половины и раздражительно произнесла:
— Чего же не понять то тутъ! Женичку требуютъ къ матери! Этого только не доставало!.. Просили, забыли, а теперь, изволите видѣть, любовь восчувствовали!.. О, чтобъ ихъ не было!..
— Дура, дура! воскликнула княжна. — На что онъ ей? Что ему у нея дѣлать!.. Вотъ глупости! это мистификація какая-то! Я ея руки не знаю, можетъ быть, это вовсе и не она пишетъ!.. Это гнусная продѣлка, просто! Скажите, пожалуйста, столько лѣтъ не думала о дѣтяхъ, а теперь… Да нѣтъ, не можетъ этого быть!
