Михаил Скрябин - Светить можно - только сгорая
Войдя в кабинет Калинина, Урицкий осмотрелся. В кабинете все как будто выглядело казенно, по-дореволюционному. Но стоило взглянуть на огромный стол, за которым когда-то восседал представитель монархического Петербурга, как становилось ясным, что времена изменились. За столом сидел человек с внешностью крестьянина, среднего роста, в поношенном пиджачке и косоворотке. Лицо спокойное, даже, можно сказать, суровое, а глаза улыбаются вошедшему из-под очков в простой металлической оправе.
Увидев у себя Урицкого, Михаил Иванович искренне удивился. С тех пор как тот стал председателем Петроградской ЧК и комиссаром внутренних дел Петроградской трудовой коммуны, он перестал заниматься муниципальными делами, которые были ему поручены в свое время городской думой, и на Невском, 33 никогда не бывал. Городской же голова сам наведывался к Урицкому, когда была необходимость утвердить какое-либо постановление.
Михаил Ивапович обрадовался встрече. Выбравшись из-за своего необъятного стола, Калинин дружески усадил Урицкого в удобное кресло, сам уселся напротив и достал папиросы. Закурили, Моисей Соломонович рассказал, какие дела привели его в городскую управу.
— Вот, казалось бы, простая проблема—заставить работать дворников, ан нет. И здесь, видно, без классоьой борьбы не обойтись, — теребя бородку, сказал Калинин, узнав, что привело к нему председателя ЧК.
Обсудив служебные вопросы, как-то незаметно перешли на личные. Калинин рассказал о своих детишках.
— Моисей Соломонович, выбрали бы свободный часок, заглянули бы к нам на огонек, вот бы я вас с ними и познакомил, — сказал Михаил Иванович.
— Обязательно как-нибудь загляну, — пообещал на прощанье Урицкий. И это не было дежурной фразой. После отъезда в Москву Якова Михайловича Свердлова, в доме которого часто отдыхал душой Моисей Соломонович, стало острее чувствоваться одиночество.
Обратно на Гороховую Урицкий пошел пешком. Яркий, совсем не петроградский день вернул в далекое прошлое, в Черкассы, в Одессу. Вдруг вспомнилась девочка, дочь младшего брата, названная в честь старшей сестры Бертой. Это было в Одессе, в 1912 году. В те редкие минуты, когда дядя Моисей появлялся в доме, она забиралась к нему на колени, снимала его очки и пыталась увидеть в них какой-то другой, сказочный мир, о котором ей рассказывая Моисей Соломонович. Ничего не разглядев в мутных, не по глазам стеклах, малышка ужасно смешно сердилась, обвиняя дядю в обмане. Тогда «сказочный мир», за который боролся революционер Урицкий, был еще далек, но он уверенно обещал девочке, что стоят ей подрасти, как она очутится в этом мире, где все будут равны, не будет богатых и бедных и не нужно будет бояться полицейских и жандармов.
Об этом иносказательно, чтобы не придралась царская цензура, он писал ей письма из Дании и Швеции, но, видимо, сам недооценил цензуру — ни ей, ни братьям письма эти, очевидно, не попадали, так как никаких ответных вестей не было. Не получил он ответа и на свои письма родным уже по возвращении в Россию. Сейчас со стыдом подумал, что не пробовал их разыскать, не знал даже, живы ли они и как сложилась их судьба после Октябрьской революции. Да и где было взять время на розыски, когда все его дни и ночи поглощала пролетарская революция и жестокая борьба с ее врагами. «Все разво тяжко на душе — не можешь связаться с братьями и сестрой», — корил он себя. Но перед ним уже вырос дом № 2 на Гороховой, и все мысли о личной жизии отступили перед неотложными делами.
— Товарищ Урицкий, к вам просится какой-то парень, говорит, ваш племянник, — едва Моисей Соломонович снял шляпу и пальто, доложил дежурный.
«Пословица говорит: „сон в руку“, а тут „мысль в руку“», — подумал Урицкий.
— Проси, — сказал он дежурному.
Урицкий пристально всматривался в вошедшего невысокого, но ладного парня в военной гимнастерке, стараясь разглядеть в нем черты одного из братьев, но это ни к чему не привело. Пожалуй, лицо больше всего напоминало лицо старшей сестры Берты.
— Здравствуйте, дядя, — сказал парень и смутился. Видно, вот так просто назвать «дядей» председателя грозного ЧК ему было нелегко.
«Скромен. Это уже хорошо. Но кто он? Чей сын?»
— Вот вам письмо, — вывел племянник дядю из затруднительного положения.
Моисей Соломонович вскрыл конверт. Короткая записка без всяких родственных излияний: «Если есть возможность, пристрой учиться сына Семена». И подпись — «Петр».
— Ну, расскажи о себе, — усадив племянника в кресло, попросил Моисей Соломонович.
Рассказ Семена прост и бесхитростен. Ему уже 23 года. Родился в Черкассах. В начале 1900 года семья переехала в Одессу. Учился в казенной гимназии, материальная нужда заставила бросить четвертый класс и пойти работать по найму. В июне 1912 года вступил в ряды Одесской организации РСДРП (большевиков). Досрочно призван в армию, в 1915 году служил прапорщиком драгунского полка и вел агитационную работу среди солдат. В ноябре 1917 года возглавил отряд Красной гвардии, боровшийся за установление Советской власти в Одессе. Семен Урицкий все время ощущал недостаток образования. Вот отец и направил его к младшему брату Моисею.
Моисей Соломонович тут же написал записку в комиссариат по военным делам Борису Павловичу Позерку.
— Я прошу направить тебя на курсы красных командиров, — сказал он, отдавая записку племяннику. — Больше ничем помочь не смогу.
Сожалеть о рекомендации, которую он дал Семену Урицкому, не пришлось. Весь дальнейший путь племянника был достоин Моисея Соломоновича.
Семен был зачислен в кавалерийское краткосрочное училище, которое успешно закончил в течение трех месяцев. 1 августа состоялось специальное заседание Петросовета, посвященное выпуску первых красных командиров пехотного, кавалерийского и артиллерийского училищ.
Получая Красное знамя выпуска, молодые красные командиры дали торжественную клятву бороться за Советскую власть до последней капли крови.
Эту клятву Семен Урицкий пронес с собой в боях под Царицыном, в Крыму, в легендарном походе южной группы войск на Украине. Будучи помощником начальника штаба 58-й дивизии, которой командовал прославленный герой гражданской войны Иван Федорович Федько, Урицкий проявил удивительную находчивость при спасении своего комдива от банды Махно. В 1919 году в районе города Николаева Махно заслал в полки 58-й дивизии своих агентов для вербовки солдат в свою банду. В момент, когда спровоцированные бандитами бойцы из тыловых частей дивизии арестовали Федько и комиссара, Урицкий поднял по тревоге батальон связи и вызволил от бандитов своих командира и комиссара. За это приказом Реввоенсовета республики он был награжден орденом Красного Знамени.
Второй орден боевого Красного Знамени Семен Петрович Урицкий получил за участие в подавлении кронштадтского мятежа в 1921 году. Тогда же Петросовет наградил слушателя Военной академии Семена Урицкого именными золотыми часами. Закончив в 1922 году Военную академию, Урицкий направляется иа специальную работу за рубеж. Вернувшись, он командует крупными военными соединениями: корпусами, штабами военных округов, механизированными частями.
С апреля 1935 года Семен Петрович Урицкий возглавляет советскую военную разведку. Он напутствовал Рихарда Зорге, Льва Маневича в их ответственных миссиях.
В 1936 году по заданию Советского правительства Семен Петрович Урицкий проводит большую работу по оказанию помощи Испанской республике. Он подбирает кадры военных советников, организует снабжение республиканских войск, эвакуирует из горящих, разрушенных фашистами городов испанских детей, заботится об их устройстве на Советской земле.
Не суждено было узнать Моисею Соломоновичу Урицкому о яркой, порой героической жизни племянника Семена, которого сегодня он направил к товарищу Позерну с просьбой зачислить на курсы красных командиров.
А пока, провожая до дверей кабинета своего племянника, Моисей Соломонович вдруг остро ощутил горечь: ведь и у него мог быть такой сын. Но ведь еще не вся жизнь прожита. Вот кончится гражданская война, нe потребуются, как сказал Михаил Иванович Калинин, профессиональные революционеры, и тогда… Что «тогда» — Урицкий не стал додумывать. Опустившись в кресло за своим столом, он открыл ящик и достал тоненькую папку с делом группы бывших юнкеров, расследование по которому он вел сам.
По делу о контрреволюционной деятельности группы бывших юнкеров, возбужденному ВЧК в Москве, в апреле Петроградская ЧК арестовала сына царского генерала Николая Аносова. Показания, изобличающие Николая Аносова, дал арестованный в Москве по анонимному письму его младший брат Всеволод Аносов.
Урицкий лично допросил Николая Аносова, и тот сообщил, что ему о заговоре юнкеров в Москве ничего не известно, а его брат Всеволод склонен к фантазии и преувеличению. Что-то в ответах арестованного Аносова заставило Моисея Соломоновича поверить в его показания. Девизом первого председателя Петроградской ЧК было: «Ни одного несправедливого приговора, ни одной лишней жертвы в работе чрезвычайных комиссий». Он посылает в Москву две телеграммы. Было это 12 апреля 1918 года.
