Станислав Панкратов - Чувство правого колеса
— Здоровьем или жизнью.
— Может случиться...
Возникла пауза. Мокеев с интересом рассматривал расстроенное лицо лейтенанта Володи, старшина Ростислав Яковлевич крутил в руках форменную фуражку, смущенный своим знанием городских тонкостей, а Олег, усмехаясь, читал Тургенева — Олег учился на заочном отделении, свободную минуту на дежурстве он отдавал знакомству с классикой.
Подал голос городской телефон.
— Дежурный ГАИ старший лейтенант Мокеев слушает.
Некоторое время Мокеев держал трубку, одна бровь его поднялась, подергалась, выражение иронии скользнуло по лицу и пропало. Отвечал он вполне серьезно:
— Нет, этого мы не можем сделать. Если считаете нужным — сообщайте нам, мы разберемся, а таких сведений не даем. Нет, дорогой товарищ, давайте без самодеятельности.
— Вот, — повернулся он к остальным, — кому принадлежит машина номер такая-то, она меня на улице обрызгала? Так что же, товарищ лейтенант, будем делать с плодовыми деревьями, с украшением города?..
— Кусты, — буркнул лейтенант Володя и вышел.
— Расстроили человека, — сказал Яклич и надел фуражку. В дверь коротко стукнули, и вошел сержант с пятьдесят третьей машины, а за ним еще двое — один ничего, другой какой-то влажный: глаза блестят, лицо потное, справа, у виска, Мокеев заметил слипшуюся прядь волос, подозрительно черную.
— Прибыли! — объявил сержант. — «Жигули» у парадного подъезда, хозяин вот он, собственной персоной.
Хозяин держался прямо, но дышал в сторону.
— Ростислав Яковлевич, вызови-ка «скорую», гражданин голову, кажется, разбил, — четко сказал Мокеев, и все его слышали.
— Не надо «скорой», товарищ дежурный, — сказал хозяин «Жигулей». — Дешево отделались, пустяками обошлось.
— Отставить «скорую», старшина, — сказал Мокеев. — Пошли посмотрим, что там за пустяки у парадного подъезда...
Все вышли на крыльцо. Сверху сыпал снег, настоящий, крупный, холодный. «Не миновать гололеда к вечеру!» — еще подумал Мокеев. «Жигули» стояли понурившись, машина словно чувствовала себя виноватой здесь, у дверей ГАИ. Лобовое стекло, сплошь молочно-белое, в трещинах, выдвинулось из рамы, крыша вмялась внутрь кузова и нависала спереди козырьком, левая фара превратилась в аккуратный эллипс, багажник перекосило, и крышка не отпиралась.
Мокеев взглянул на спидометр: машина прошла... сто пятьдесят километров...
— Н-да, хозяин... не много ты проехал за пять с лишним тыщ... — сказал Мокеев, искренне расстраиваясь за порченое добро.
— Н-ничего, — сказал хозяин, — дело-то пустое, рублей на пятьдесят ремонта, ерунда.
Мокеев коротко взглянул на хозяина, поморщился. Держался хозяин преувеличенно прямо, то и дело расправлял плечи, но познабливало его от пережитого, передергивало, и тут уж он ничего не мог с собой поделать — психика!
— Ну, хозяин, крупно живешь, — сказал Мокеев, открыл дверцу, попробовал тормоза — исправны. — Что делать теперь, а?
— Поправим, — выдохнул хозяин, и по тому, как он сказал одно это слово, Мокеев решил, что выпили они с дружком порядочно, никак не меньше бутылки на нос: хозяин старался говорить покороче и на выдохе, так ему было легче. Длинной фразы хозяин избегал, чтоб не запутаться.
— Сначала давайте протокольчик составим, — сказал Мокеев. — Чтоб разговоров не было. А потом уж насчет ремонта похлопочем.
— Согласен, — выдохнул хозяин, — только...
— И никаких условий. — Мокеев вдруг почувствовал глухое и сильное раздражение. — Если уж водительскую карьеру начинаете пьяным, то...
— Я что? Я ничего, — сказал хозяин. — Жить так жить...
— Жить, так вверх колесами, — сказал Мокеев и пошел обратно в дежурку. И пока шел, думал, что легко, видать, деньги достаются хозяину, если после бутылки водки он садится в машину покататься по молодому льду на мостовых...
Ко всему прочему, у хозяина еще и прав не оказалось. Мокеев отправил хозяина на экспертизу, чтоб официально засвидетельствовать опьянение, а дружка, с которым тот катался, посадил за стол:
— Вот бумага, ручка, пишите.
— Чего писать?
— Пишите, как все было. Куда ехали, где перевернулись, сколько выпили, где, когда, — все.
Дружок загоревал.
— Да чего там выпили, разговелись только... Он говорит, пойдем, покатаю на «Жигулях» на новых...
— Вот-вот и пишите, нам все интересно.
В дверь постучали. Олег сказал, не отрываясь от Тургенева: «Да!» — но невнятно, видать, сказал, потому что постучали снова.
Олег отложил книжку.
— Ну кто там у нас такой робкий! — И распахнул дверь. За дверью стоял давешний подросток, у которого арестовали мопед. И женщина рядом. Мать, конечно. Столько в глазах этой женщины было тревоги, недоумения, смутного вопроса — всего вместе!
— Что случилось, товарищ... милиционер? — не спросила, а выдохнула она, обращаясь к Мокееву прямо из коридора. Нужно было дать ей успокоиться и «пропитаться» атмосферой. Поэтому Мокеев извинился:
— Минуточку, пожалуйста, подождите. Вот здесь, за столом. Садитесь, пожалуйста. Сейчас я товарищам дам задания, потом мы с вами поговорим. — Он усадил женщину за стол. Заглянул через плечо дружка, который скрипел пером, старался.
— Как дела?
— Да вот, сочиняю...
— Ну-ну, правду только сочиняй, чтоб не запутаться...
— Так чего там... выпили-то по капельке...
— Укажите, сколько капелек...
Вернулся хозяин «Жигулей» после экспертизы. Ростислав Яковлевич, который хозяина сопровождал, незаметно кивнул Мокееву: порядок. Они давно дежурили вместе, и давно разработана была беззвучная система сигналов: вошел, кивнул — значит, хозяин опьянение признал, протокол подписан врачом, теперь осталось взять у хозяина письменное объяснение. Чтобы они с дружком не сговаривались в деталях, Мокеев провел хозяина в соседнюю комнату, где стоял свободный стол:
— Сюда, пожалуйста. Садитесь, вот бумага, пишите все как было: откуда ехали, куда, с какой скоростью, где перевернулись, где и с кем и сколько пили перед поездкой — словом, все. И подробно. Административная комиссия будет разбираться, ей нужны серьезные и честные сведения.
— Понятно, — сказал хозяин. — Мне скрывать нечего...
— Ну-ну, — подбодрил Мокеев и вышел к родительнице. Женщина встала ему навстречу — он не стал ее снова усаживать. Разговор официальный, можно и стоя, решил Мокеев.
Прежде чем начать, он секунду-две всматривался в лицо женщины, пытаясь представить на ее месте свою Валю. Что-то не получалось — представить. Потому хотя бы, что сына своего Мокеев сызмала научил не врать. Вот с этого и начать нужно.
— Что ж вы, молодой человек... — начал Мокеев. — Вы ж сказали мне, что мать вместе с отцом в командировку уехала. Что-то быстро она вернулась, а? Неожиданное возвращение? Сюрприз?
Паренек отвернулся и молчал.
— Ну так как? — Мокеев обратился к мамаше. — Вы что, только вернулись в город?
— Да никуда я не ездила.
— Понятно, — сказал Мокеев. — Понятно. Будем считать этот момент третьей ошибкой: ложь представителю закона... Так что, Женя Санин, будем продолжать разговор или подождем, когда отец из командировки вернется?
Мокеев уже понял кое-что из отношений в этой неведомой ему Семье. Перед матерью сын не боится показаться и лгуном — видимо, простит. А до отца, который купил ему мопед, дело доводить не хочет. У всех свои сложности...
— И не отдавайте ему эту заразу, — близкая к слезам, заговорила мать. — И оштрафуйте подороже, а мопед в счет штрафа продайте — и черт с ним, с мопедом!
— Ну ты! — вдруг прикрикнул сын. — Чего мелешь!..
— Ты как, щенок, с матерью разговариваешь! — Старшина Яклич вскочил вдруг, вырос перед Женей Саниным. — Ты как, подлец, с матерью говоришь!
Мокеев даже растерялся от такого взрыва Яклича... А Женя Санин отшатнулся от старшины, который, казалось, сейчас сомнет этого лживого щенка.
— Спокойно, старшина. Пусть мамаша сделает вывод сама, а сейчас мы так порешим это дело. Поскольку Евгений Санин оказался человеком ненадежным, мы официально задерживаем его средство передвижения — мопед — и подождем, когда приедет из командировки глава семьи. Вот тогда, Женя Санин, милости просим за мопедом. Заодно и поговорим.
— Так я же пришел с матерью, — сказал Женя Санин, на что-то еще надеясь.
— Видишь ли, Женя Санин, ты даже здесь, в милиции, позволяешь себе покрикивать на маму. Боюсь, мало будет проку от нашей беседы... Подождем отца. Думаю, это надежнее...
— Подождите-подождите, — сказала мать. — Пусть сам и разбирается... сам купил, пусть сам и расхлебывает...
— Договорились, — подвел итог Мокеев. — Кстати, Женя, у крыльца «Жигули» стоят, ты подойди, полюбуйся. Между прочим, эта машина на четырех колесах, а твоя — только на двух...
Санины ушли. Мокеев отобрал объяснения у хозяина «Жигулей» и его дружка. Молча прочитал, усмехнулся, протянул Олегу. Тот прочитал, невозмутимо положил на стол.
