С Вишенков - Испытатели
Летчик Краснокутнев с удовольствием испытывал «ХАИ-1». Какой же летчик, да еще испытатель, может равнодушно относиться к машине, которая летает быстрее всех?! Он сделал много испытательных полетов. Некоторые из строителей машины участвовали в них. И те, кто летал, и те, кто дожидался на земле, с одинаковым вниманием слушали после каждой посадки замечания летчика. Специальная бригада быстро и хорошо устраняла замеченные недостатки. Но однажды «ХАИ-1» «согрешил» настолько явно, что замечаний летчика не потребовалось: все было и так ясно.
После одного из испытательных полетов Краснокутнев повел машину на посадку. Едва она коснулась колесами земли, как вдруг обе ноги шасси сложились, и машина оказалась лежащей на брюхе. Всех, находившихся в ней, слегка встряхнуло, но зато вылезать из самолета на землю оказалось очень легко: машина поступила, как ученый слон, опустившийся на колени, чтобы облегчить высадку своим пассажирам.
«ХАИ-1», конечно, тут же подняли, поставили на ноги и осмотрели. Повреждения оказались пустяковыми. Их тут же устранили.
Так впервые и помимо желания летчика в нашей авиации произошла посадка самолета с убранными шасси, или, как ее еще называют, «на живот». При этом «ХАИ-1» дал ответ тем, кого волновал вопрос: а что случится, если механизм шасси вдруг откажет? Это оказалось не таким страшным, как некоторые представляли себе. Наоборот, теперь всем летчикам известно, что в ряде случаев выгоднее и безопаснее приземляться с убранными, чем с выпущенными, шасси.
Что же касается самолета «ХАИ-1», то его посадочное устройство улучшили, и оно больше самовольно не убиралось.
Парашютист поневоле
Предстоял тренировочный полет на четырехмоторном бомбардировщике. Два летчика забрались на свои, рядом стоящие сиденья. Механики убрали трапы. Стартер показал белый флажок, — это означало, что путь в небо свободен. Левый пилот поднял самолет в воздух. Он набрал сотни две метров высоты и натянул на свою кабину темный колпак. Ясный летний день сразу померк. В кабине стало темно. Лишь небольшие, под колпачками, лампочки тускло освещали приборную доску.
Хотя слепой полет — дело и не новое, все же сидеть в темной кабине удовольствие не из больших. Человек чувствует себя так, как в яичной скорлупе, вымазанной черной краской.
Поле зрения у него небольшое: приборы, ручки управления, карта. А дальше, сколько ни вертись, ничего больше не увидишь.
Все шло нормально. Моторы успокаивающе, ровно гудели. Многочисленные стрелки, охваченные мелкой и частой дрожью, не переступали красных, запретных черточек на циферблатах. Не видя земли, левый пилот уверенно вел машину. Правы проверял его. Он то и дело сверял карту с землей, глядя на нее в окошко своей кабины. Внизу катились зеленые луга и рощи, дороги и деревушки. Поезд тихо переползал мост над извилистой речкой. Наконец сверкнуло большое озеро — второй контрольный пункт замкнутого маршрута полета. До конечной точки оставались минут пятнадцать лета.
Правый пилот заворочался в своем кресле. Левый тоже проявил беспокойство. Обоим казалось, что время течет очень медленно. Одному не терпелось забраться под черный колпак, другому — выбраться из-под него. Но он дождался того момента, когда все три стрелки часов заняли свои места, и дернул замок. Темный колпак отскочил назад, и яркий летний день во всей своей красе вернулся в кабину. Нужный пункт был под крылом самолета, и летчики решили, чтобы не терять времени на посадку, тут же, в воздухе, поменяться местами, тем более, что машина была хорошо отрегулирована. Придерживая висевший сзади парашют, правый летчик поднялся со своего сиденья и, протиснувшись в узкий проход, освободил дорогу товарищу. Бросив рули, тот не спеша перебрался на освободившееся место и только начал прилаживаться, чтобы усесться поудобнее, как вдруг машину резко тряхнуло и нос ее так быстро пополз вверх, что летчик инстинктивно изо всех сил навалился на штурвал самолета. Нос стал на место.
Летчик повернулся, чтобы предложить другу забраться под колпак, и тут он увидел, что тот, отчаянно упираясь руками и ногами в две противоположные переборки, согнувшись пополам, спиной кверху, висит между полом и «крышей» самолета. От его спины расходился пучок натянутых, как струна, парашютных строп, исчезающих в верхнем люке фюзеляжа. Его покрасневшие от натуги лицо и выкатившиеся на лоб глаза взывали о помощи. Летчик, сидевший за рулями, сразу понял, в чем дело. Но не успел он открыть рот, чтобы скомандовать механикам рубить стропы, как самолет резко тряхнуло, и летчик снова налег на штурвал.
Когда он, справившись с машиной, заглянул в проход, его товарищ исчез. Только механики, разводя в стороны руки, недоуменно глядели друг на друга.
Летчик резко накренил машину и, сделав три четверти витка по крутой спирали, увидел быстро мчавшийся к земле черный комок, висевший на лямках сильно изорванного парашюта. С воем и свистом описывая широкие круги, тяжелый корабль погнался за парашютистом, словно собираясь поймать и удержать его. И когда крохотная фигурка ударилась о землю, потом поднялась и, сделав несколько шагов, опять опустилась на золотисто-белый купол парашюта, летчик выровнял машину и облегченно вздохнул: друг был жив, но, видимо, ранен. Ему нужно немедленно помочь! Но как это сделать? Набирая высоту, летчик заметил в поле женщин. Они не раз видели самолеты, парашютистов и сейчас равнодушно косили траву. Летчик отжал рули и направил самолет к ним. Близкий гул вынудил женщин поднять головы. Они увидели высунувшихся из люков людей, которые махали им и показывали куда-то в сторону. Женщины поняли и побежали туда. Летчик дал полный газ. Не набирая высоты, чтобы не терять времени, он помчался к аэродрому, чтобы выслать врача с машиной.
Спустя несколько недель пострадавший летчик, залечив ушибы и переломы, приехал из госпиталя. Он рассказал, что, стоя в проходе, решил выглянуть наружу в верхний люк. Слезая оттуда, он нечаянно задел парашютом за выступ внутренней обшивки фюзеляжа. Парашютные замки щелкнули и расстегнулись. Выскочивший вытяжной парашютик попал в воздушный поток и увлек за собой основной купол. Последний надулся, как парус, и с такой силой натянул лямки, охватывавшие тело летчика, что тот стал задыхаться. Тогда он решил уступить парашюту и отпустил руки, которыми судорожно цеплялся за какие-то распорки. Парашют вытащил его из самолета, задел за стабилизатор, изорвал несколько полотнищ своего купола и с такой скоростью доставил на землю, что дальнейший свой путь летчик мог проделать только лишь в санитарной автомашине.
— Парашют выдумывали, чтобы спасать людей, — смеялся летчик, — а меня он чуть не угробил!
Бесхвостый
Некоторые авиаинженеры увлекались идеей создания бесхвостых самолетов типа «летающее крыло». Они не без основания утверждали, что эти необычные машины имеют большую будущность.
Вначале один из конструкторов построил бесхвостый планер. Заводской летчик-испытатель поднялся на нем на тысячеметровую высоту и, буксируемый самолетом, сделал несколько кругов над аэродромом. Стоило, однако, летчику отцепить трос, как планер мгновенно перевернулся на спину и притом с такой скоростью, что летчик по инерции вышиб туловищем хрупкий фонарь и, потеряв сознание, вывалился наружу. К счастью, времени оказалось достаточно, чтобы летчик, падая, успел очнуться, дернуть кольцо парашюта и благополучно опуститься на землю.
— Раз бесхвостый планер, имея тягу от самолета, летал, — сказал конструктор, глядя на обломки машины, — значит, на собственной тяге и подавно летать должен!
Используя приобретенный опыт, инженер принялся строить двухмоторный бесхвостый самолет.
Тем временем другой конструктор шел по иному пути. Начав сразу с одномоторной бесхвостки, результаты испытаний которой были обнадеживающими, он вскоре построил двухмоторную. Ее по частям перевезли на испытательный аэродром, собрали и стали готовить к воздушному крещению — первому подъему в небо. «Крестным отцом» назвали летчика-испытателя Пионтовского, еще в заводских цехах познакомившегося с машиной.
Это было «летающее крыло», в котором размещалось все сложное самолетное хозяйство и, кроме него, экипаж в составе пилота и одного пассажира.
Крыло имело в плане очертания параболы, в суженной части которой находились два стосильных мотора.
Внешний вид самолета был настолько непривычен, что летчики-испытатели, видевшие немало разных машин, никак не могли привыкнуть к последней и в шутку придумали для нее странное название «полблина».
Пионтовский начал с пробежек по летному полю и небольших — метра на два и ниже — подлетов над ним. Освоившись с машиной на земле, он, наконец, всерьез отделился от нее. Взлетев, летчик, однако, тут же поторопился сесть, ибо самолет оказался настолько неустойчивым, что его поведение в воздухе напоминало выходки необъезженного коня под седлом. При посадке Пионтовский потерпел аварию, сам не пострадал, хотя самолет был основательно побит.
