Николай Асанов - Электрический остров
— Поехали? — улыбнулся, глядя на своих восторженных пассажиров, шофер. — Туристы тут и по часу стоят, а вам — жить, успеете еще насмотреться!
Да, они не сторонние наблюдатели. Они сами приложат руки, чтобы остров стал еще краше. И Орленовы безмолвно сели в машину.
Двухквартирный домик, предназначенный для новых научных сотрудников, стоял на самом берегу.
Вторая половина была приготовлена Оричу и Велигиной. Лаборатория исследования токов высокой частоты была уже создана, и Орленову оставалось позаботиться о заказе необходимых приборов и о создании тех, которых еще нет в технике. Но это уж обязанность каждого исследователя —ты должен уметь делать все, как рабочий, конструировать, как изобретатель, применять, как ученый. И домик и лаборатория очень понравились Орленовым.
Их встретил заместитель директора по хозяйственным делам Сергей Сергеевич Райчилин, плотный, высокий мужчина с тщательно выбритой головой, шумный, веселый, говорливый. Уже по настроению этого хозяйственника можно было определить, что дела филиала идут хорошо. Он сказал, что Улыбышев выехал в южные районы области, где должны были осенью начаться первые опыты по электрифицированной пахоте.
Райчилин усердно помогал молодым людям устраиваться на новом месте. С его помощью часть мебели Нина купила в городе, кое-что ей выдали со склада, И уже через два дня, придя домой, Андрей удивился, как быстро изменился даже внешний вид их домика. Занавеси, выплывающие из открытых окон наподобие воздушных шаров, ровный строй стульев вокруг обеденного стола, чистые скатерти и салфетки тоже немало влияют на самочувствие человека. А когда он как-то увидел под окнами первую разбитую руками Нины цветочную клумбу и аккуратно высаженные кусты, ему показалось, что он живет здесь уже давно и не желает ничего лучшего.
Скоро на остров приехали Орич и Велигина, и теперь Андрей, возвращаясь с работы, находил на веранде позади домика Павла, который ожидал его у шахматной доски. На кухне в четыре руки хлопотали Нина и Вера Велигина. Вера вышла замуж за Орича, но сохранила свою девичью фамилию. «Чтобы он боялся,— пояснила она. — Будет бездельничать, уйду. Если равноправие, так уж полное. Я готовлю диссертацию, пусть и он готовит. А то, я знаю, дай ему волю, пальцем о палец не ударит!»
Это были шутливые утверждения, но Орленов слышал в них затаенную боль. Вера не могла простить Павлу, что он загубил свою первую диссертацию. А Орич, словно и забыв об этом, безмятежно пользовался нечаянным отпуском, выпавшим ему из-за отсутствия директора. Приехав на остров, он даже не поинтересовался лабораториями филиала, будто раз навсегда решил, что станет заниматься только тем, что предложит директор. Понятно, почему Вера волнуется. Так можно прожить всю жизнь, не сделав ничего, чтобы оправдать свое бытие. А Райчилин, должно быть по совету Улыбышева, не очень торопил новых сотрудников.
Впрочем, Орленова и не надо было торопить. Ему самому не терпелось поскорее взяться за дело. Он задумал уже несколько интересных опытов по использованию токов высокой частоты, и теперь ему надо было только получить санкцию директора.
А пока он знакомился с новыми товарищами — «островитянами». Ведь ему теперь жить их интересами, а они станут делить с ним его заботы и идеи. Одно только было непонятно: в институте он подходил к товарищам просто: «Над чем работаете? А, очень интересно! Но есть еще такой вариант…» — и человек прислушивался, стремился узнать больше, точнее, не стеснялся рассказать и о неудаче, зная, что получит и дружеский совет и помощь. Здесь же этот путь почему-то не приводил к желанным результатам. Некоторые из коллег смотрели на Орленова испытующе, настороженно, отмалчивались, как будто боялись его. Другие, видно, ждали, как он покажет себя, чтобы определить свою позицию. И лишь немногие были искренне рады тому, что в филиале появились новые научные работники, со своими мыслями и темами, что, так сказать, «нашего полку прибыло…»
2
Не только Орленов заметил, что переживает некий «испытательный срок». Как-то об этом заговорил с ним и секретарь партийной организации филиала Горностаев.
Константин Дмитриевич Горностаев руководил лабораторией электрификации животноводства. Высокий, широкоплечий, лет шестидесяти, человек этот выглядел так, будто сердит на весь мир. Брови нахмурены, на лбу глубокие морщины, чумацкие усы оттянуты вниз, причем правый казался длиннее, может быть потому, что Горностаев, гневаясь на что-нибудь, начинал теребить этот ус. Только внезапная лукавая усмешка в уголках губ вдруг показывала, что он в сущности добродушный человек.
— Ничего странного в этом нет, — сказал Горностаев, когда Андрей намекнул ему на то, что не ожидал от коллег такой сдержанной встречи. — Люди проработали вместе не один год, так сказать, притерпелись, притерлись друг к другу. В самом маленьком коллективе бывает и недовольство и зависть. Как говорится, сколько людей, столько идей! Одни ждут от вас чуть ли не чудес, другие удивляются, как это так, только что прибыли, а уже обласканы дирекцией, третьи прикидывают, а нельзя ли вовлечь вас в свои мелкие свары и ссоры…
— Однако вы не очень-то доброго мнения о своем коллективе,— и Орленов невольно улыбнулся.
— Ну, ну, нельзя же так! — видно было, что Горностаев обиделся. — Коллектив есть! Он работает над важнейшими проблемами, в нем есть и сила и единство, но ведь коллектив-то состоит из людей! А люди-то разные! Есть и хорошие и плохие! Но коллектив тем и силен, что хороших поддерживает своим одобрением, а плохих сдерживает. Вот подождите, покажете себя в деле и сами увидите, как изменится к вам отношение! Те, кто сейчас смотрит на вас неодобрительно, может, станут еще вашими лучшими друзьями…
Но в глубине души Константин Дмитриевич и сам был недоволен своими объяснениями. Какой же это коллектив, если он не втягивает, а выталкивает новых работников, как пробку из воды. И где тогда влияние партийной организации? Вот что сказал бы он сам на месте Орленова. Но Орленов промолчал, может быть, согласился с Константином Дмитриевичем, может, просто решил подождать. Однако сам-то Горностаев не мог ждать, тем более что на поверхность спокойной жизни филиала вдруг начали выплывать какие-то давние, казалось, всеми забытые споры. Так, похороненный было стараниями Константина Дмитриевича спор о том, какая из лабораторий является для филиала важнейшей, вдруг возник снова. Приезжие еще только распаковывали чемоданы, a кому-то уже интересна была их точка зрения на этот предмет, кто-то уже собирался привлекать их на свою сторону. Константин Дмитриевич даже пошутил: «Не тяните пиджак за рукава, разорвете!»
Для него самого такого спора, конечно, не существовало! В глубине души он считал важнейшей свою лабораторию. Ну, а дальше, само собой разумеется, идет лаборатория электрификации полеводства, которой руководит Улыбышев. Однако филиал занимался еще и вопросами применения ветроэнергии и созданием электромеханизмов для самых различных отраслей сельского хозяйства. Большая часть этих работ была сосредоточена в так называемой лаборатории частных проблем. А попробуйте-ка доказать научному работнику, затратившему годы жизни на конструирование какой-нибудь электрической ловушки для насекомых-вредителей, что его ловушка — маловажное занятие, и он сразу встанет на дыбы. Да и нечестно делать из какой-нибудь темы подкидыша, если она утверждена Ученым советом. Поэтому Константин Дмитриевич с равным участием относился к работе любого звена в филиале.
Самому Горностаеву приезжие понравились. Особенно заинтересовал его Орленов. Орленов был коммунистом, а коммунистов в партийной организации филиала было всего четыре десятка, и научных сотрудников среди них меньшинство…
Однако надо было что-то предпринять для того, чтобы новые сотрудники могли легче и естественнее войти в коллектив. И Горностаев после разговора с Орленовым, пошел навестить своего заместителя по партбюро Ивана Спиридоновича Подшивалова.
Подшивалов руководил лабораторией частных проблем. Горностаев никогда не мог понять, каким образом Иван Спиридонович, практик-энергетик, ухитряется справляться со столь разнообразными темами, какие разрабатывались в его лаборатории. Но во всяком случае получалось так, что именно Иван Спиридонович успевал лучше других. Причем, хотя сам он был человеком замкнутым, ухитрялся все и обо всем узнавать первым. Горностаев подозревал, что молодые сотрудники лаборатории частных проблем души не чают в Подшивалове и добровольно исполняют обязанности его референтов по всем остальным вопросам. Как бы там ни было, Иван Спиридонович проявлял необыкновенную осведомленность во всех делах филиала, хотя зачастую сутками не выходил из своей лаборатории, занятый каким-либо новым опытом.
