Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 2)
Уж очень хотелось, должно быть, Аюбу поговорить о своей невесте.
— Вица, дочь Алибекова из аула Буруны. Ведь там твоя школа, как же ты не знаешь Вицу?
Лю вынужден был признаться, что действительно Вицу он не знает, но это не смутило добродушного Аюба. Он придержал своего коня, лошади пошли, помахивая головами, ровным шагом. Солнце стояло уже высоко. В степи пахло свежей травой. Лю было приятно ехать рядом с Аюбом и слушать его рассказ: родители Бицы против того, чтобы девушка выходила за Аюба. Любовная история, которую поведал Аюб, оказалась длиннее дороги. Богатырь все еще продолжал свои жалобы, когда всадники выехали на широкую почтовую дорогу. В одну сторону был Нальчик, в другую — Пятигорск, и туда и сюда шло движение — арбы, подводы, изредка прошумит грузовик. В прошлом году — это сделал Инал — вдоль дороги высадили деревья, но сама дорога была изрядно избита.
Лю уже слез с коня, с сожалением передал поводья Аюбу. Взял у него свой сундучок и так и стоял у дороги, подняв глаза на Аюба, продолжая слушать жалобы богатыря на несправедливость родителей, разлучающих влюбленных.
Со стороны Нальчика быстро приближался автомобиль, послышался гудок. Аюб прервал свой рассказ:
— Инал!
Да, разбрызгивая воду мутных дорожных луж, быстро приближался открытый автомобиль цвета спелой тыквы. Это был «линкольн», известный по всей Кабарде, «линкольн» Инала Маремканова.
Лю с сундучком в руках перепрыгнул через кювет, освобождая дорогу. Ему уже не раз случалось видеть Инала, но еще никогда он не видел его в его же великолепной машине, о которой было столько разговоров среди школьников интерната. Он даже желал, чтобы его забрызгало грязью из-под колес Иналовой машины, тогда бы он сказал товарищам: «Валлаги! Меня забрызгала машина Инала».
Приближаясь, «линкольн» мягко затормозил. Лю увидел машину, сверкающую лаком и стеклом, в двух шагах от себя. Лю еще не успел опомниться, как добрый знакомый женский голос позвал его:
— Лю, да неужели это ты? Видит аллах, это Лю, сын Астемира.
— Вот как! Куда же он держит путь? — тут же послышался неторопливый бас.
Лю не ошибался: перед ним в машине Инала сидела Сарыма, жена Эльдара, а впереди, рядом с шофером, сам Инал. Из-за плеча шофера он оглядывал мальчика. Лю видел смуглое скуластое лицо с черными пятнышками подстриженных усов, из-под рыжей кабардинской шапки весело блестели темные чуть косоватые глаза.
Рядом с Сарымой сидел джигит со стеклышками на носу, шапка у него была светлая и черкеска с газырями.
Машина остановилась, пассажиров слегка качнуло. Человек в светлой черкеске как бы подался вперед, продолжая с любопытством рассматривать мальчика по ту сторону кювета.
А Инал уже весело приговаривал:
— Эге! Да тут все знакомые!.. Да это Аюб! А это, значит, сын Астемира из Шхальмивоко... Садись, садись, Лю, сын Астемира! Ты куда, в Буруны, что ли?
Растерявшийся Лю медлил. Он не раз слышал, что сам Инал распорядился, чтобы шоферы обязательно брали на свободные места путников-пешеходов, но мог ли он поверить тому, что Инал захочет взять его к себе в машину.
Между тем Аюб приветствовал Инала.
— Здравствуй, Инал, — говорил он, — ты не ошибся. Это действительно сын Астемира, Лю, ученик из Бурунов.
— А где ты оставил Эльдара?
— Эльдар сейчас в Шхальмивоко у Астемира.
— Эге! Сарыма, что ж ты не пригласишь Лю? Тащите его в машину! Казгирей, ты что медлишь?
И вот Лю оказался на мягком глубоком сиденье автомобиля между Сарымой и человеком в пенсне и черкеске, которого Инал назвал Казгиреем.
Человек этот сразу расположил к себе Лю, он ласково обнял подростка за плечо и слегка придвинул к себе.
— Удачно, очень удачно все это выходит, — сказал он, — Лю расскажет, зачем он ходил в Шхальмивоко, чего мы можем ожидать в Бурунах.
Инал обернулся:
— Очень хорошо все вышло. Вот тебе, Казгирей, твой будущий ученик, знакомься. Зачем ходил в Шхальмивоко? Разве сейчас каникулы? Ты Казгирея знаешь? Казгирея Матханова? Слыхал что-нибудь про Казгирея Матханова? Знакомься: Казгирей Матханов.
Да, это был Казгирей Матханов. Только вчера он возвратился на родину после долголетнего отсутствия. Инал вновь встретился с человеком, который в старые времена считался бы его кровником. С детских лет тесно сплелись судьбы этих людей, и вот Инал встретился со своим старым соперником в Москве, куда выезжал по вызову неизменного друга кабардинского народа Степана Ильича.
Вскоре после того, как, рассорившись с Иналом, Матханов уехал в Турцию, Степан Ильич тоже уехал из Кабарды в Москву для работы в ЦК и там получил письмо от Матханова. Оно было полно разочарований, говорило о том, что умный Казгирей Матханов уже начинает понимать самое главное: его спор с Иналом решается не в Турции, а именно в Москве. «Приезжай,— ответил ему Коломейцев,— Найдем тебе работу в столице». Путь в Кабарду из Турции лежал через Москву. С этим скрепя сердце согласилась и молодая жена Казгирея, кабардинка, с которой он познакомился в Стамбуле. Так Казгирей и Сани попали в Москву.
Коломейцев верил, что теперь, когда Казгирей Матханов стал членом партии, а Маремканов обрел опыт государственного деятеля, старой распре будет положен конец.
Для Инала не было неожиданностью, что Матханов успел за последние годы приобрести в Москве известность как ученый-лингвист, реформатор и теоретик новой письменности народностей Северного Кавказа. Поразило Инала другое — бывший верховный кадий Кабарды теперь носит партийный билет. Видя недоумение своего ученика, Степан Ильич усмехнулся тогда и сказал:
— Да, на первый взгляд это странно, но подумай — и ты поймешь: это говорит о великой всепобеждающей силе революции. Помни, на нашей стороне будут все честные и умные люди. Только бы суметь нам довести их до истинного революционного марксизма. В этом, может быть, основная задача нашей внутрипартийной работы. А что касается Казгирея, я в него верю, верю в его безупречную честность. Он еще может ошибаться, вихлять, это мы видим на каждом шагу, таких примеров много, но уверен, Казгирей теперь наш человек. Вот почему я первый дал ему рекомендацию в партию. И я буду очень рад, если товарищи в Кабарде сумеют оценить Казгирея, убежден, что он принесёт немало пользы. Полагаюсь в этом на тебя, Инал. Подумай!
Неожиданностью было для Инала и то, что многомудрый Казгирей с пониманием отнесся к его намерению развестись с Фаризат и жениться на русской женщине — не осуждал его выбор. Он говорил:
— В этих обстоятельствах как же иначе рассуждать коммунисту? Русская, или еврейка, или грузинка — может ли это служить препятствием? Больше того, я всегда завидовал Иналу, завидую и теперь его способности не только свободно думать, но решительно поступать. Решительность в революционных делах — это и есть соль нового мировоззрения, не так ли?
Вообще много нового и интересного услышал Инал о сложной судьбе Казгирея. Матханов как будто и в самом деле готов был оставить интересную научную работу в Москве, связи и знакомства (говорили, что даже Анатолий Васильевич Луначарский неохотно расстается со своим сотрудником по Наркомпросу) и променять свое положение видного, входящего в славу столичного деятеля на скромную работу на родине. Неизбывное влечение к родине жены Казгирея Сани окончательно решило вопрос в пользу переезда. Инал уезжал из Москвы, заручившись согласием Казгирея вернуться в Кабарду, и на этот раз они расстались дружелюбно. И вот вчера Казгирей Матханов приехал в Нальчик, приехал пока один, без жены и детей, и сошел на нальчикском вокзале на ту же платформу, с которой уехал десять лет назад. Его встречал Инал Маремканов со своими сподвижниками, среди которых был и Эльдар. А сейчас Инал вез Казгирея и жену Эльдара Сарыму в Пятигорск к своей невесте, а по дороге было решено завернуть в те места, где осуществлялась любимая мечта Инала — строился агрогород. Об этом строительстве Инал не мог говорить равнодушно.
— Ты, Казгирей, человек книг. И это очень хорошо. Именно за это мы тебя ценим и любим. Ты напишешь для нас не только новую азбуку, ты напишешь не одну книгу из тех, что должны будут окончательно перекрыть Коран и другие китапы. Но и я, пишу книги, — сказал Инал и пытливо взглянул на Казгирея, как бы проверяя то впечатление, какое произвело его признание. — Вот я сейчас тебе расскажу, что за книги я пишу. Первая из них — это есть как раз агрогород. По этой книге люди наглядно увидят, поймут, что такое новая жизнь, как нужно жить по-новому в своем доме, в своей семье. В новых домах агрогорода не будут знать замков — двери открыты для всех! Вторая книга — это совхоз, совхоз и колхоз. По этой книге люди научатся по-новому работать. А третья...
Инал замолчал и закончил свою мысль не раньше, чем Казгирей, уже потерявший надежду узнать, какая же это третья книга, спросил: «Какая же это третья книга?»
