Борис Четвериков - Котовский. Книга 2. Эстафета жизни
— Вот и прочихали страну, а господин фон дер Рооп собирается и то, что уцелело, выкорчевать.
— Да-да! — согласился фон дер Рооп. — И рассчитываю на вашу помощь. Наши интересы совпадают.
— Читал, читал вашу «Фелькишер беобахтер»! Бойкая газетка! «Настанет день — и грянет гром у восточных границ»! «Наше дело — выставить сотню тысяч человек, готовых пожертвовать жизнью»!.. Звучит, как пророчества Иеремии… или Иеремия не пророчествовал?
— Вы помните, еще на конференции в Рейхенгалле, в Баварии, было решено восстановить в России монархию. С тех пор прошло четыре года.
— Да. И монархи что-то перевелись.
— Господин Рябинин! За этим дело не станет! Но вы не можете отрицать, что без войны тут не обойтись. А если без войны не обойтись, как вы обойдетесь без Германии? Понятие войны вечно.
— Это все так, господин фон дер Рооп. Только если оглянуться на историю, у вас часто случается просчет. И еще имейте в виду: вам до зарезу хочется завладеть миром — а кому этого не хочется? Америке приспичило создать империю, Японии тоже, все спят и видят зацапать вселенную. Поэтому возможны самые невероятные вещи. Нет, серьезно! Ну кто вам позволит лезть до самого Томска, заглотать такой кусок? Не испортите желудка, герр фон дер Рооп!
Рябинин все ждал, когда же немец попросит у Торгпрома ссуду. Но тот так и не попросил, а Рябинин так и не понял, зачем он ему был нужен.
Свиданием остался доволен один только Сальников. Он учел, что немцы новейшей формации щупают почву, примеряются, прежде чем ринуться в очередную военную авантюру. Он понял, что торгпромовские воротилы не слишком жалуют немецких искателей «пространства». Сальникову казалось, что ни тот, ни другой не имеют ясного представления о Советском Союзе, о состоянии Красной Армии, о готовности русских к войне. Только он, Сальников, учитывает все возможности. Только он все знает.
Фон дер Рооп откланялся и оставил Рябинина и Сальникова продолжать беседу вдвоем.
Рябинин был задумчив. Весь вечер ему вспоминался разговор с Бобровниковым, и он чувствовал, что насчет немцев тот был прав.
— Да-а, с одной стороны, конечно, без них не обойтись. Но пусть не воображают, что приберут завоеванную Россию к рукам. Вооруженная борьба за освобождение России будет отнесена к одной из справедливейших и наиполезнейших войн. Но время, по-видимому, еще не настало. Сейчас специалисты берутся осуществить всю операцию в шесть месяцев с армией в один миллион человек. Нерентабельно! Расходы в таком случае выльются в кругленькую сумму — в сто миллионов английских фунтов! Согласитесь, Виталий Павлович: дороговато.
— Но внутренний плацдарм, который я берусь обеспечить, — возразил Сальников, — разве это не упростит задачу? Не удешевит предприятие?
— Наивный народ! У всех у вас путаница в голове. Вы смешиваете то, что вам хотелось бы, с тем, что осуществимо. Немцы заладили свой «блитц». Вы тоже надеетесь на какое-то чудо. Скажите откровенно, сколько времени, по вашему мнению, потребуется вам, чтобы где-то там, в некоем районе, при самых благоприятных обстоятельствах захватить солидный, как вы изволили выразиться, плацдарм? Захватить, закрепиться на нем и объявить себя верховным правителем, с которым иностранные державы могли бы установить дипломатические отношения?
— Сейчас трудно сказать… Может быть, год… или два…
— Год или два? Реально! И это изменит весь расчет. Вероятно, пятисот тысяч человек и трех-четырех месяцев будет тогда достаточно для окончания работы вчерне. Я человек коммерческий, и деятели Европы — тоже люди здравого ума. Никто никогда не пойдет на заведомо нерентабельное предприятие. Донкихотов в деловом мире нет. Ну что ж. Действуйте, Виталий Павлович, с богом, как говорится. Я со своей стороны буду ратовать за вас. Я так считаю: затратив один миллиард рублей, человечество получит доход не менее чем в пять миллиардов, а ведь это пятьсот процентов годовых. Дело доходное. Я не могу представить такого дельца, который отказался бы от пятисот процентов прибыли. Единственная опасность, которую я предвижу, это драка из-за дележа шкуры еще не убитого медведя. Такая драка неизбежна — кому не захочется получить побольше? Вы, надеюсь, отдаете себе отчет в том, что Россию обкарнают в случае интервенции? Придется попуститься многим, ох многим, Виталий Павлович! Отхватят и с юга, и с востока, и с запада. Вероятно, из России получится некая Русь допетровского образчика. Оставят нам с гулькин нос. Кавказ в первую очередь откромсают. Крым, видимо, тоже. Сибирь… Как вы думаете насчет Сибири? Урал, Урал бы сохранить, хотя бы даже при условии концессий! Боюсь, что и Петербург от России отпадет (тьфу, черт! Никак не привыкну говорить Ленинград!) и вообще Балтика, так что снова придется впоследствии ногою твердой становиться у моря. Выкроят из матушки-России нечто вроде Люксембурга…
— Какие мрачные мысли! Какая безнадежность! Я думаю, все ограничится концессиями. Петроград?! Что вы! Петроград не отдадим! И не привыкайте называть его Ленинградом — он Петроградом и останется!
На следующий день Сальников присутствовал на сверхсекретнейшем совещании представителей деловых кругов и некоторых военных.
«Кажется, все. Теперь действовать!» — сказал Сальников, возвратясь с совещания к себе в отель и разглядывая в зеркало свое лицо, бледное, напряженное, с синими тенями под глазами.
Тринадцатая глава
1
Отправляясь по делам службы в Киев, а затем на съезд Советов в Москву, Котовский временно возложил командование корпусом на начальника штаба Гукова. А тут как раз выдалась очередная годовщина существования отдельной кавбригады Котовского, вошедшей в состав 3-й кавалерийской дивизии, как 1-я Бессарабская кавалерийская бригада.
Дивизия торжественно отпраздновала этот юбилей. В специальном приказе отмечались заслуги бригады, говорилось, что ее путь — это путь побед, что неувядаемая слава котовцев вышла за пределы Союза Республик.
Владимир Матвеевич Гуков не упустил случая сказать теплое слово о Котовском, которого боготворил, а приказ был прочитан во всех эскадронах, батареях и командах корпуса.
Вернулся Григорий Иванович только 24 февраля. Вернулся совсем особенный: в голосе стальные нотки, движения четкие, как будто вот-вот взовьется ракета — сигнал атаки.
— Они там ничего не знают, — говорил он встретившим его командирам. Они думают, мы после смерти Ильича руки опустим. А мы стиснем зубы, проглотим слезы и будем еще крепче!
Командиры молчали. Кто «они», которые «ничего не знают»? О ком говорит Котовский? Ну да, это там, за рубежом, те, что все еще надеются задушить советский строй.
— Товарищи! — гремел голос Котовского, и его соратникам чудилось былое: «Вперед, орлы!» — Делом, и только делом, мы можем выразить нашу скорбь. Не хныкать! Действовать! Жить! Искать новые скорости! Шагать!
И он был полон жизни, полон энергии.
— Что тут был за юбилей? — спросил Котовский Гукова.
И уж, конечно, попало старику Гукову за чрезмерное восхваление комкора.
— Вы же сами всегда говорите, что нужно учитывать политический эффект, — оправдывался Гуков. — В данном случае он несомненен. И бойцам полезно послушать, как воевали в наши дни.
Возражение было веское. Котовскому оставалось только рассмеяться и передать приглашение на обед.
— Нет-нет, — отговаривался Гуков, — никак не могу, благодарю покорно, но, с вашего разрешения, воздержусь.
— Да почему же?
— Занят. Ужасно занят! Передайте уважаемой Ольге Петровне мою сердечную признательность и прочее подобное…
— Кстати, не сказал самое главное: Ольга Петровна просила сообщить, что бабкой нас сегодня угостит.
— Бабкой?
Гуков озадачен. Отказывался он из скромности. Слишком уж, дескать, зачастил к Котовским, днюет и ночует у них, намозолил глаза, надо же, дескать, Григорию Ивановичу хоть по приезде отдохнуть без посторонних… Но бабка… Это любимое его блюдо…
И Гуков сдается:
— Если бабка, то дело в корне меняется. Не смею отказаться, характера не хватает. Во сколько прикажете? Часиков в пять?
— В семнадцать ноль-ноль.
— Есть, в семнадцать ноль-ноль, товарищ командир!
Впрочем, кроме вкусной румяной бабки предстояли и важные разговоры. Котовский рассказывал о Москве, о съезде, о том, как встречена была весть о кончине Ленина, о поездке в Харьков к Фрунзе, о том, как много потребуется от них всех, чтобы одержать победу. Котовский говорил:
— Когда ты берешь в руки лопату, чтобы вскопать гряды, когда ты встаешь у станка, выезжаешь в поле на тракторе, открываешь учебник, сидя за партой, когда ты строишь дом, или готовишь обед для артели, или просто подметаешь улицу, или судишь преступника, или ведешь в открытом море торговое судно, или испытываешь новой конструкции самолет, — помни, ты строишь новое, социалистическое общество! — Помолчав, он заключил: — Ну, а теперь давайте рассказывайте, как и что у вас?
