Семен Бабаевский - Свет над землёй
18
Пожалуй, во всем районе никого так не волновало предстоящее собрание актива, как Тимофея Ильича Тутаринова, и не без причины. Дело в том, что за многолетнюю свою жизнь старик впервые должен был принять участие в таком собрании. Третьего дня к нему в дом приехал Кондратьев, поговорил о всяких делах, о том, что ожидается приезд марьяновцев, и тут же пригласил приехать на собрание актива.
— Активист я староватый, — комкая усы, сказал Тимофей Ильич.
— Старость — не помеха, — ответил Кондратьев. — Знаете такую поговорку: старый конь борозды не испортит.
— Да оно-то так.
Кондратьев уехал, а старик все дни был сосредоточенно молчалив, с утра уходил в правление, а по вечерам садился к столу и что-то записывал в тетрадку.
— Или ты, Тимоша, доклад будешь говорить? — слабым голосом спрашивала Ниловна, все еще не оправившаяся после болезни; она лежала в кровати и смотрела на мужа.
— Доклад, конешно, и без меня скажут, — отвечал Тимофей Ильич, — а все ж таки кое-чего молодежи надо подсказать. Ты слыхала, Сережка закупил в Москве еще одну турбину. Скоро она будет поставлена на свое место… Значит, света прибавится, а вот тут и нужно пример брать с Рагулина, а кто об этом скажет? А еще с марьяновцами у нас завязывается важное дело — в работе поспорим… Кондратьев же записал меня в актив и просил сказать слово…
— И охота тебе вмешиваться в такие дела! — сказала Ниловна. — Пусть бы говорили сами молодые или зять наш Семен, как он глава по электричеству… Или сын Грачихи — ученый же.
— Молодые, ученые! — гневно заговорил Тимофей Ильич. — А ежели они ничего в жизни не смыслят, так и нам молчать? Я и сына своего, и зятя, да и Грачева смогу поругать — и за дело. Осенью мы начнем деревья сажать, тоже заранее подумать надо…
В последний день старику не сиделось ни дома, ни в правлении, и он пошел на площадь и встретил там Савву Остроухова. Говорили об отъезде в Рощенскую, и Савва пригласил Тимофея Ильича поехать вместе с ним на стансоветской тачанке. Старик отказался, сказав, что ему, как председателю ревизионной комиссии, лучше всего ехать с Никитой Мальцевым.
— Ну хорошо, поезжайте и с Никитой, — согласился Савва, — только скажите ему, что выезжать будем на зорьке.
Желая условиться с Никитой о часе выезда, Тимофей Ильич перед вечером еще раз побывал в правлении. Никита Мальцев, с расстегнутым воротом, со сбитой на затылок кубанкой, быстрыми шагами прошел в кабинет. В раскрытую дверь входили и выходили — то бухгалтер с набухшими папками под мышкой, то секретарь правления. Лица у всех были озабоченные. По столу, на подоконнике и на лавке лежали какие-то бумаги, бухгалтерские книги, вырезки из газет. «Тоже, видно, к докладу готовится», — подумал Тимофей Ильич.
Когда он вошел в кабинет и присел на кончик длинного деревянного дивана, Никита Мальцев разговаривал с бухгалтером, — они стояли у стола один против другого.
— Карп Григорьевич, — говорил Никита, — когда я вас научу давать сводку не суммарно, а конкретно по каждой бригаде?
— По бригадам пусть сами бригадиры скажут.
— А бухгалтерия для чего существует?
— Никита Сергеевич, бухгалтерия урожаем не ведает.
— Карп Григорьевич, как же вам не совестно! — Никита помял чуб, поправил кубанку: теперь она чудом держалась у него на затылке. — Да урожаем нынче все ведают… Где у вас данные по четвертой бригаде?
— Данные, Никита Сергеевич, есть, — краснея, отвечал бухгалтер, — но опять же…
— Что опять? А где записи по лесным звеньям?
— Опять же, говорю, сведения суммарные…
Тимофей Ильич склонил голову и слушал. «Заленился, сучий сын, вот теперь и суммарничает, — думал он. — Да разве с этим словом можно ехать на актив! Осмеют… Бумагами обложились, — по всему видно, запоздаем».
— Никита, — сказал он, не поднимая голову, — Савва Нестерович наказывал выезжать на зорьке… И я того мнения. Холодочком и лошадям не утомительно.
— Верно, Тимофей Ильич, холодочком ехать хорошо, — согласился Никита, просматривая сводку. — Только беда — к зорьке я не управлюсь. — И он обратился к бухгалтеру: — Такие сведения не годятся. Срочно посылайте верхового за бригадирами — пусть являются с полными данными об урожае… Поймите, Карп Григорьевич, без этих данных я не могу выехать в Рощенскую! А где агроном? Где планы и чертежи лесных полос?
Бухгалтер не сказал ни слова и вышел.
— Никита, — заговорил Тимофей Ильич, — дело в районе будем решать такое важное, что опаздывать нам никак нельзя… Непременно надо выехать на зорьке.
— Знаю, что дело важное, — озабоченно хмуря брови, отвечал Никита. — Постараюсь, Тимофей Ильич, к утру управиться. — Он развел руками и тяжело вздохнул: — Видите, сколько бумаг, а сведений нужных нету.
— Никита, Никита, — с укоризной сказал Тимофей Ильич. — Ты еще совсем молодой, вот и приучи себя смолоду, чтобы все у тебя было под рукой и безо всякой бумаги… Не тогда корми собак, когда на охоту собираешься. Каждодневно сам во все вникай, в голове запоминай, тогда и без бухгалтерии все данные у тебя будут налицо. Вот и нету карты, по которой поведем посадку… А где она? Почему не лежит она у тебя на столе?
Тимофей Ильич хотел было еще что-то сказать, но к Никите подошли два бригадира, секретарь партбюро Иван Еременко, снова появился Карп Григорьевич. Старик тяжело поднялся, махнул рукой и вышел.
Затем он побывал у соседей, курил и подолгу разговаривал о том о сем с такими же стариками, как и сам, и в каждой хате, как бы случайно, к слову, говорил:
— А слыхали новость? Побывал у меня Кондратьев и попросил приехать в район на собрание, важные дела решать. Даже в актив записал. Я говорю, что стар уже, не гожусь активничать, а он настаивает: «Без тебя, Тимофей Ильич, обойтись не можем, — борозду можем испортить…» Да, я понимаю, трудновато Кондратьеву. Сын мой только что вернулся из Москвы, в Верховном Совете заседал, а Кондратьев был один. А тут, как ни говори, уборка, новые машины закупили, дояркам пришло облегчение… Я с Никитой выезжаю на зорьке…
Старики одобрительно принимали такое важное сообщение и посматривали на своего одногодку с явным поощрением.
Домой Тимофей Ильич вернулся поздно вечером. Электричество светило и возле порога и в обеих комнатах. Ниловна сидела на кровати, свесив ноги в шерстяных чулках. Анфиса склонилась над детской зыбкой и кормила грудью маленькую Василису.
— Тимофей, и где ты все ходишь и ходишь? — спросила Ниловна. — Семен давно вернулся, пора бы и вечерять, а ты все разгуливаешь.
— Не разгуливаю, а с делами управляюсь, — с достоинством ответил Тимофей Ильич. — Разве без меня будет порядок? Кондратьев велел прибыть пораньше, чтоб успеть обо всем посоветоваться… У Саввы был, с этим мы договорились. К Никите зашел. Без меня он бы и к обеду не выехал, а я его поторопил… Молодой, ничего не смыслит.
Это было сказано таким тоном, что Ниловна уже не могла возразить. Она тяжело подобрала ноги, легла и укрылась одеялом, а Тимофей Ильич подошел к зыбке, тронул толстым, заскорузлым пальцем пухлую щечку внучки, заметил на губах капельку молока и усмехнулся. Васюта смотрела на закопченные усы деда испуганно, и ее крохотные глазенки блестели от яркого света подвешенной к потолку электрической лампы.
— Глазенятами водит. Знать, что-то уже себе в уме маракует, — сказал Тимофей Ильич и, искоса взглянув на жену, тихонько обратился к Анфисе: — Дочка, давай я понянчу Васюту, а ты утюжком подправь мой праздничный бешмет, а заодно рубашку и шаровары… Залежались они, помятые…
— Вот беда, батя: как на грех, утюг испортился, — сказала Анфиса, — что-то у него внутри перегорело. Надо сказать Семену, чтоб исправил.
— И чего тебе, старый, утюжиться! — вмешалась и разговор Ниловна. — Не жениться едешь и не на свадьбу.
— А ты лежи, у тебя сердце слабое, в наши дела не вмешивайся, — сказал Тимофей Ильич и пошел в соседнюю комнату к Семену.
Семен склонился над столом и что-то писал. Тимофей Ильич подошел к нему неслышно, постоял, посмотрел через плечо.
— Речь подготовляешь? — спросил Тимофей Ильич.
— Да, батя, кое-что хочу на память записать.
— Едешь с Никитой?
— Нет, Савва обещал взять с собой.
— И правильно, поезжай с Саввой. — Старик подсел к столу, взял тетрадку, посмотрел на исписанный лист. — Ну, Семен, какие тут у тебя итоги по электричеству? Чем похвалишься активу?
— Покамест итоги не очень радостные, — отвечал Семен, взяв из рук старика тетрадь. — И похвалиться особенно нечем.
— Какая ж тому причина?
— Все та же, — неохотно ответил Семен. — Надо увеличивать потребление энергии.
— Говоришь, увеличивать? А Сергей еще одну турбину привез.
— И не только турбину, — поправил Семен. — Усть-Невинской МТС занаряжено для района — восемь комплектов автопоилок и автодоилок, двадцать восемь аппаратов по электрострижке. Так что вторая турбина очень нам нужна, и мы ее установим быстро. Водонапорная труба готова, фундамент тоже заложен. Ко мне на ГЭС уже не раз приезжал Виктор Грачев, все осмотрел. Тут у нас остановки не будет. А вот с подводкой электричества задержка. Необходимо вести линии в горы, на пастбища, в степь, на молочные фермы. — Семен закрыл тетрадь и задумчиво посмотрел на тестя. — Вот я и хочу выступить с конкретным предложением: техническая учеба — дело нужное, но необходимо уже сейчас, наряду с лесопосадками, начать строительство электролиний.
