Владимир Курочкин - Избранное (сборник)
– Полундра! – вдруг захрипел Петька Бондя.
Все сейчас же пригнулись, потому что второй вылезший из моря человек, тот, который был острижен наголо, прыгал по камням. Он выскочил из-за засады и теперь спешил на помощь к товарищу. Ребята видели, как он спрыгнул на дорогу. А там уже опять шла возня, и вновь прибывший боец не знал, как ему подступиться к живому клубку.
– Ударь!.. Ударь его чем-нибудь! – приглушенно крикнул ему его товарищ. – Да стукни же его!.. Ох, ты! Он схватил меня за волосы. Что же ты стоишь?..
И тогда бритоголовый решился и кинулся к извивающимся телам. Ребята увидели, как поднялась и опустилась несколько раз его рука, сжимавшая револьвер.
Через минуту все было кончено. Мужчина с рюкзаком неподвижно лежал на земле, а оба выходца из моря, тяжело дыша, смотрели на него. Черноволосый парень сидел на земле и держался за грудь.
– Василенко, ступай-ка, принеси… вон там, в сумке, лежат веревки… Надо его, подлеца, связать.
– Сейчас, товарищ старшина!
Василенко принес связку тонких крепких веревок и принялся вместе со старшиной связывать оглушенного мужчину. Предварительно они его обыскали и высыпали содержимое всех карманов на землю. Сняли они и рюкзак. Василенко работал быстро, веревка так и крутилась в его руках. А старшина временами останавливался и брался за грудь.
– Ой, смотри-ка! – вдруг сказал Тишка и показал на море.
Гришук, Валенца и Бондя оглянулись и остолбенели.
5К берегу приближалась лодка. Это была плоскодонная рыбацкая шампунька. Тишка не раз видел такие лодки во Владивостоке. Китайцы называли их еще по-своему: «юли-юли». Это оттого, что на корме у нее торчал немного отогнутый назад штырь, на котором свободно колыхалась во все стороны длинная рукоятка. К одному ее концу опущенному в воду прикреплялась деревянная лопасть, а к другому привязывалась веревка, прибитая в то же время и к днищу. Рыбак дергал веревку во все стороны, весло юлило наподобие винта, и лодка шла вперед.
– Здрасте! Вас-то нам и не хватало, – сказал Валенца, нервно заправляя свою рубашку в штаны.
– Здороваться дома будешь, а здесь помалкивай, – шепнул Гришук.
Гребец в лодке сидел спиной к берегу. Он неторопливо дергал за веревочку, меняя руки, когда они уставали, и, разглядывая море, негромко напевал заунывную, с завываниями, песенку: «Ай-э, как широко море, ай-э, как горячо небо, ай-э, как холодны туманы, и дай бог, чтобы не было тайфуна». Лодка гнала перед собой ровную маленькую волну. Расстояние между нею и берегом заметно уменьшалось. Вот это и есть, наверное, та лодка, о которой говорили «морские черти»…
– Как же это так? Она причалит, а они и не увидят… – сказал Тишка.
– Надо бы им крикнуть… – сказал Гришук.
– А ну вас! И что это вам приспичило? Сидите, пока головы целы. Плохо вам здесь, что ли? Вот уйдут они все, тогда и кричите на здоровье, – заволновался Валенца.
Тишка посмотрел на Гришуху Эх, если бы знали они раньше, что Валенца такой некомпанейский парень!.. Потом он взглянул на остальных мальчишек, махнул рукой и полез наверх. Валенца хотел было его схватить, да не успел. Тишка, прыгая с камня на камень, спешил выбраться на дорожку.
– Пропали мы все теперь… ни за копейку, – сдавленным голосом сказал побледневший Валенца и схватился за Петькину руку.
А Тишка уже подбежал к месту драки. Связанный мужчина лежал не шевелясь. Но глаза его были открыты, он пришел в себя и глядел на Василенко злыми, немигающими глазами. Тишка даже приостановился. Ну и ворюга! Как он подло смотрит! С какой бы радостью вцепился он в горло этому бритоголовому малому! Только вот руки скручены за спиной да во рту торчит тряпичный кляп. И не выругаться и не укусить! Ну, тогда хотя бы ногами, что ли, стукнуть? Вот он поднял связанные ноги и поджал к животу, чтобы выпрямить их с силой, как пружины. Но Василенко отошел в сторону. Ну и молодец парень! Его не проведешь, он все наперед знает.
Старшина сидел рядом с пленником. Заметив злобное движение, он поднес к лицу врага и притиснул к его носу кулак.
– На, на, выкуси! Что, съел, гад? Вы от нас никуда не денетесь. Мы вас всех переловим. И на дне морском достанем, если придется, – сказал он и потом опять схватился за грудь.
– Дяденька, там лодка причаливает!.. – крикнул Тишка, подбежав к ним.
– А ты откуда взялся? – вздрогнул и обернулся Василенко.
Старшина тоже обернулся, но он не проявил удивления, словно все было в порядке вещей.
– Как же это мы о лодке-то забыли? – сказал он. – Негоже это. Ступай-ка скорей, Василенко, на свое место. Да прихвати вот эту штучку. У нее бой точнее.
– Есть, товарищ старшина! Все сейчас справим как нельзя лучше.
И, подняв с земли маузер, Василенко ушел в скалы.
Тишка молчал. Если его больше не спрашивают, так и незачем говорить, откуда он взялся. Тишка не мог отвести взгляда от связанного мужчины. Тот теперь ни на кого не смотрел. Но сколько он ни щурил желтые наглые глаза, они все равно, точно прожигая веки, вылезали вперед. Ишь ты, ну и глаза! Тишке сделалось страшно, и он отступил на несколько шагов.
– Не бойся, малец. Он теперь тебе ничего не сделает. Мы все его ядовитые зубки повырывали. Вот они.
Старшина ткнул в сторону рюкзака. Там, рядом с зеленым мешком, среди газетных обрывков лежали два ножа, граната, обойма с патронами и револьвер. Да еще и Василенко унес с собой маузер. Тишка поразился. Эка сколько у одного человека может быть оружия! Поди-ка, попробуй с ним справиться! Он с интересом посмотрел на старшину. У того было усталое лицо; черные пряди мокрых волос некрасиво прилипали к бледному лбу. Вот так морской чорт! Совсем и не страшный у него вид. Старшина улыбнулся и подмигнул Тишке:
– Нет ли у тебя платка?
Тут только Тишка поглядел ему на грудь. От самого плеча до середины груди серый резиновый комбинезон был разрезан. Нож располосовал также и нижнее шерстяное белье. Оно потеряло свой синий цвет и стало от крови бурым.
Старшина старательно прикрывал рукой рану. Тишка отвел глаза в сторону. Его мутило.
– Да беда-то небольшая. Задело неглубоко. Одно только неудобно, что за пазухой мокро.
– Я платок дома забыл, – сказал Тишка.
Он покраснел. Вот ведь незадача! Сколько раз мать твердила про платок!
– А рубашкой можно? – раздался за его спиной голос.
Это еще кто такой? Тишка оглянулся. Сзади стоял Гришук. Он уже снимал белую полотняную рубаху. В спешке он забыл расстегнуть пуговицы и выдергивал теперь голову из ворота нетерпеливыми, резкими движениями. Ну и смекалистый же паренек! Вот тебе и «сачок». Вот тебе и Хумми, Хумми…
– А ну давай, давай скорей!
– Вы не спешите, ребята. Вам все равно ее сначала придется разрезать на куски. Если не жалко… Вы бинты видали когда-нибудь?.. Ну, так вот…
– Эй, тащи скорей нож!
– Ты сам тащи. А я пока так разорвать ее попробую.
– Да так ты не разорвешь. Надо обязательно ножом.
– Да вы не спешите, ребята. Пусть кто-нибудь один из вас этим делом займется. А ты лучше сбегай, малец, к морю. Посмотри, что там делается.
Тишка не заставил себя просить и мигом юркнул в скалы. Он расположился недалеко от Василенко, за последней каменной грядой. Дальше уже торчал только один черный камень, прозванный Морским Чортом, да еще тянулась до самой воды отмель. Шампунька уже давно подплыла к берегу. Гребец выскочил из нее и привязал нос лодки веревкой к круглому, обточенному водой камню. Веревка несколько раз соскакивала со скользкого камня, но гребец не проявлял никаких признаков раздражения и терпеливо укреплял веревку на старое место. Отойдя от лодки, он потоптался на сыром песке, как бы разминая затекшие ноги, потом оглядел скалы, горы и прошел вглубь отмели. Там он сел на корточки перед черным камнем. Некоторое время молча глядел на него, а затем опять запел повизгивающую песенку и начал медленно раскачиваться взад и вперед, взад и вперед.
Круглое желтоватое лицо его было бесстрастно. Но черные глаза из-под нависших пухлых век глядели на уродливый камень угрюмо, как на провинившегося божка.
Василенко грустил.
– Японец. Живым бы надо его взять! – шептал он. – А выскочишь – убежит ведь. Подползти – увидит. Вот нелегкая… Подманить его, что ли? На хитрость взять?..
Наконец он принял какое-то решение. Высунувшись из-за камня совсем открыто, он махнул гребцу рукой.
– Эй, что же ты там сидишь? Давай сюда, коли приехал. Иди, иди, помогай, груз больно большой.
Гребец не испугался и не удивился. Он привстал и, вытянув шею, склонил голову набок. Он стал похож на птицу, с любопытством разглядывающую незнакомый предмет. Вот он сделал несколько шагов вперед, потом остановился. Затем опять пошел, когда Василенко еще раз поманил его рукой. Ну же, мол, не задерживай, время – деньги! И вдруг гребец, круто повернувшись, побежал к лодке мелкими, торопливыми шажками.
