Владимир Курочкин - Избранное (сборник)
Они отпустили его и отбежали в сторону. Тишка выпрямился и расправил онемевшие руки. Вот не повезло-то! Совсем ведь забыл, что кто с утра сдается, так тому весь день под чужой властью ходить.
– Ну, а теперь что? – спросил Тишка угрюмо.
– Перво-наперво купаться пойдем, – сказал Валенца и подтолкнул локтем Петьку Бондю.
Ишь, черти! Значит, нырять заставят. Они всегда к нему пристают и мучают, показывая его всем, как чудо-юдо морское. Вот и сегодня какого-то «сачка» с собой привели. Тоже стоит тут и глаза, как рак, вылупил.
– Мы хотим к Морскому Чорту идти, – сказал Валенца.
– Я не пойду Туда два часа тащиться. От жары сдохнешь.
– Захотим – сдохнешь, а захотим – живой останешься. Ты нам сдался, и все. Вот он тоже нам сдался. Он теперь с нами до вечера ходить будет.
– А кто это такой?
– Это Петькин братень двоюродный. Он погостить сюда прикатил. Эй, Гришук, иди-ка сюда! Ну-ка, скажи ему, где ты жил.
Белобрысый мальчишка с длинными красными руками, стоявший в стороне и молчаливо наблюдавший за Тишкой, подошел ближе. Стесняясь своих рук, он спрятал их за спину. А глаза отвел в сторону: Тишка слишком вызывающе смотрел на него.
– Я издалека. Мы в Хумми живем. Это на Амур-реке находится.
– Нет, – сказал Тишка, – это все враки. Нет на свете такого названия. Что это такое Хумми?.. Это только у нас так птахи ночью кричат: хум-ми! хум-ми!
Последние слова он прокричал тоненьким, жалобным голоском. Валенца захохотал. Петька Бондя вышел вперед и, выставив плечо, сказал Тишке:
– Ты что его задираешь?
– А он меня не задерет, – остановил его Гришук. – Я правду говорю. У нас там и озеро есть. Оно тоже Хумми называется.
– Ну и пусть! – сказал Тишка. – Пусть Хумми, пусть Бумми или даже Фрумми. Все равно самый настоящий класс – это купаться в море, а не в озере.
– Полундра! – закричал вдруг Петька Бондя, указывая на окно Тишкиного дома. Там появилось сердитое женское лицо.
Вся компания мигом покинула двор и, пробежав по улице, ворвалась в лес.
Поселок был расположен на границе, у Японского моря, в десяти километрах от бухты Терней. И находился он в самом центре лесоразработок. Человек уже давно проник в эти края и сумел обжиться здесь, но лес все еще не терял своего дикого, первобытного вида. Вековые деревья теснили друг дружку так, словно шла между ними борьба не на живот, а на смерть за обладание лишним кусочком земли, лишним клочком воздуха. Стеной стояли высокие мачтовые, в несколько обхватов, сосны. Корни их, враждуя, переплетались между собой в почве, как пальцы, и с силой ломали друг друга. И, если дерево не выдерживало напряженной схватки, оно заваливалось набок.
Тропинка пошла под уклон, и ребята влетели с размаху в высокую, по колено, сырую траву. Они побежали, высоко поднимая над ней ноги. Валенца сплеча рубил гибким хлыстом голубые головки колокольчиков и кричал:
– Эх… эх! Голова с плеч!
Внизу пахло гнилью, а сверху тянуло сухим смолистым воздухом.
– Ну что же, ребята, мы до вечера застрянем в этой канаве? – сказал Тишка. – Забирай левее! Валька, брось ты махать-то зря! Полезай выше!
Валенца пригрозил ему кулаком, но все же свернул влево. Там на мальчишек надвинулись коричневые, с черными пятнами утесы. Это были отроги Сихотэ-Алинского хребта. Сам он лежал намного западнее, а сюда, к морю, дотягивались лишь его каменные щупальцы. Они были покрыты растительностью. Цепляясь корнями за расселины, упорно тянулись к свету кедры, ели и густой кустарник. Корни деревьев, как сверла, буравили камень и ломали его, пробиваясь к почве. Путь их был отмечен извилистыми трещинами. Мальчишки полезли наверх.
Добравшись до ровной площадки, побежали, лавируя между деревьями. Скоро ребятам стало жарко, и они сняли рубашки. Тишка сделал руки кренделем и натужился, показывая, какие у него на груди мускулы. Пусть полюбуются.
– Не хвались, кума, – сказал Бондя и тоже натужился.
Гришук и Валенца последовали их примеру. Тишка увидал, что мускулы у приятелей ничем не отличаются от его: такие же упругие коричневые бугорки. Тогда он крикнул:
– Ну, вот и остановились! Что вам время не дорого, что ли? Эй, вы…
Голос Тишки зазвенел от обиды, и эхо подхватило его последние слова. Оно отразилось от скал, ушло к морю и вернулось снова, чтобы замереть у самых вершин деревьев. Лес ни на минуту не умолкал. Долбил дятел, куковала кукушка. Далеко в лесу визжала пила паровой лесопилки. Стучали топоры дровосеков, а временами лес наполнялся странным шумом. Словно паровоз на полном ходу врезался в чащу, ломал деревья и останавливался, выпуская с жалобным, стонущим звуком пар. Это умирало дерево, сваленное дровосеком. Но и после этого лес не умолкал. Жизнь торжествовала.
Через полчаса к лесным звукам прибавился шум морского прибоя. А когда мальчишки прошли еще с полкилометра, этот шум уже подавлял собой все.
Ребята вышли к морю. Оглянувшись, они увидали сквозь стволы пихт синеющие вдали круглые, словно покрытые щетиной лесистые вершины. Глубокие пади, разрезая горы в различных направлениях, сбегали к долине, которую мальчишкам не было видно.
– Вот он, наш Морской Чорт! – сказал Валенца.
Ребята подошли к обрыву и заглянули вниз. Над водой висели рыжие, с прозеленью отвесные скалы. Мутно-зеленые, с белой паутиной пены валы воинственно налетали на камни и, дробясь, как стекло, откатывались назад. И только после этого до мальчишек долетал звук хлесткого удара волны.
– Ты брось, Валька, врать! Его отсюда и не видно совсем. До него еще топать да топать.
– Это ты, тетеря, не видишь, а я ясно вижу. Вон он: черный с двумя рожками и хвостом.
– А что это такое Морской Чорт? – спросил Гришук.
– Это камень такой. Очень на чорта похож.
– Он тебе расскажет, ты его послушай! Это ведь Валенца – он врет в три коленца.
– Э, да перестаньте вы тут галдеть! Посмотрите-ка лучше сюда. Кто это вчера говорил, что хорошая погода целый месяц будет? Посмотрите-ка.
Далеко справа и море и часть суши были словно срезаны ножом. Мальчишки увидали ровную серую полосу тумана, которая, не двигаясь, не приближаясь и не удаляясь, закрывала от глаз полмира. Здесь у них светило солнце. Оно хотя и плавало в молочной дымке, напоминая собой яичный желток, но парило так сильно, что даже пот проступал на коже. А вот в десятке километров отсюда, в тумане, было и холодно и сыро.
– Уже мыс Первенец закрыло. Ну, теперь прощай хорошая погодка!
– Вот не везет! В прошлом году весь август гнилым был. И в этом году то же самое выходит.
– Да бросьте вы ныть-то! Сюда туман только к ночи дойдет. Успеем еще. А ну, давай вниз!
– И то верно. Нужен нам этот туман, как собаке барабан. Эх, хоть два денька, да наши! Катай веселей!
– А ну, подбавь пару!
– Эй, эй!..
2С суши вход в бухту Морского Чорта закрывали обточенные водой позеленевшие крупные камни. Многие из них потрескались и осели, заваливая естественные проходы к морю. Дорожка с горы круто заворачивала, огибая скалы, и выходила прямо на узкую песчаную полосу, отделяющую воду от камней. Бухточка была очень маленькая. Горы и несколько суженное устье защищали ее от излишних порывов ветра. Здесь было и жарче и тише, чем у бурых скал, где волна била прямо в лоб.
– Да поглядите же наконец на Морского Чорта! Он соскучился без нас.
– А он совсем даже на чорта не похож. Просто черный камень, – сказал Гришук.
– Вот еще! Тоже приехал свои порядки наводить! Раз тебе говорят, что это Морской Чорт, значит верь, а то…
– Да не приставай ты к нему, Валенца! Эй, Гришук, раздевайся!
Тишкауже снимал штаны. Помедлив, сбросил и трусы. Остальные, побросав одежду, голышом разлеглись на песке.
– Чем это так пахнет? – спросил Гришук.
– Чем! Морем. Не понимаешь, что ли?
Тишка с сожалением посмотрел на белобрысого мальчишку. Тоже человек!.. Не знает, чем море пахнет. И он с особым удовольствием набрал в легкие просоленный морской воздух. У него даже защипало в ноздрях, настолько здесь вода была насыщена йодом. Эх, и хорошо же! Тишка пихнул ногой почерневшие, выкинутые морем гниющие водоросли. Ишь, сколько их здесь! А еще больше вон там, поправее, где кончается песок и начинается противная осклизлая галька. Там на дне – целый лес водорослей. А что, если взять да и показать этому «сачку» самое интересное?
– Эй, Гришук, поди-ка…
Тишка повел его вдоль берега.
– Вон, – говорил Тишка, указывая на тухлую, выброшенную морем рыбу. – Наблюдай. Вон, – сказал он, ткнув пальцем в засохшие розоватые морские звезды, полузасыпанные галькой.
И, видя на лице Гришухи удивление и восторг, он разошелся окончательно и подвел его совсем близко к воде.
– Вон. Тише только, – показал он на красневшие между камней в воде похожие на апельсины шарики. – Это морские ежи.
