Любовь Руднева - Голос из глубин
В конце ночного откровения наконец, отворотясь от меня, признался, как соскучился он по своей молодой жене и малому сынишке, и спросил уже вовсе чистосердечно, не приметил ли я, как хороша собою его Сашуня…
Я извинился: в предотходной суете особо пристально ни на кого не взираешь, так много снующих мимо и растекающихся по каютам, но чуть покривил душой, добавив, — кажется, все же мне припоминается миловидная женщина с ребенком на руках, и вроде б направлялась она к каюте, предназначенной ему, Юрченко, и Семыкину.
Неожиданно он схватил мою руку и долго тряс ее на прощанье, что, впрочем, не помешало ему наутро едва кивнуть мне, плоско острословить за компанию с Семыкиным и Веригиным.
Откуда ж тогда могла прийти ко мне фантастическая догадка, как из мелких свойств, навыков или отсутствия таковых у сих персонажей позднее возгорятся драматические обстоятельства. И разовьются они в непоправимую беду для некоторых из них и для меня, человека, им совершенно стороннего, но действительно в судный час пришедшего им на помощь, чтоб за их же проступки судимому быть!
Рей, я терпеть не мог, — признаюсь Вам среди прочих моих слабостей и в этой, — сызмальства не переносил «Песнь о вещем Олеге». Отвратительным казалось, бессмысленным, как храбрый воин, уцелев в сражениях, выполняя свой сердечный долг, навестил останки коня-друга и именно в этот момент был коварно, слепо умерщвлен змеей, да еще притаившейся в черепе того самого коня. Простите, не я виной такого пересказа, а жестокая стихотворная притча, отчего-то вошедшая в школьные программы.
Но и тогда, когда я еще не отдавал себе полного отчета, откуда рождалось мое смятение, удивлялся, какой роковой силой распоряжается всего-навсего случай. Всего-то навсего, недоумевал я в своем ребячестве. Казалось, так легко было б избежать его: ну, конь конем, зачем-де навещать его кости? Вспоминай его про себя и живи, здравствуй, сокрушай врагов своих… Ан нет! А уж так ли случаен случай? — задумывался я много позже, но еще в пору юности.
Впрочем, у нас с Вами зеленой-то юности и вовсе не оказалось. А во время войны, да еще на Севере, в океане, случай порой принимал облик и суть поистине драконьи.
Пишу письмо Вам уже третью ночь. Сон меня теперь посещает часа на три, от силы — четыре, но я вынужден строчить бесконечные объяснения: за что должен быть в ответе, а в чем вины моей и искать грех. Но сей простейший тезис приходится раскручивать на десятки страниц.
Оказалось: самым разным, неожиданным инстанциям я, как солдат, обязан самопоясняться, предъявлять не личность свою, не биографию, не все капитанские мытарства, жизнеописание, нет. Теперь все прокручивается с момента появления Троицы, возведенной официальной молвой в святомучеников. Играет роль и то, на что они сами так самонадеянно упор делали, едва ступив на борт судна. Мол, они областные кадры, а судно ведь приписано к порту в первую голову местного подчинения.
Сперва дознания велись на борту судна с опросами всех членов экипажа, трудились и следственные, местные силы, и общественные комиссии, прилетали из Москвы эксперты. Потом меня задвинули в резерв. Взяли подписку о невыезде, хотя, кажется, в Москву выпустят на месяц-два для того, чтобы я сам убедился в решительных позициях моих, увы, уже бывших начальств — института и экспедиционного ведомства.
Но вернемся к давнему течению экспедиционной жизни, к тому, как на самом деле она лепилась ко дню 3 августа…»
2
…Ах как славно все начиналось, солнце, легкий, едва ощутимый ветерок и запахи островные, то ли трав, то ли деревьев, их улавливало лишь обоняние опытных участников многих экспедиций, они тонко различали дыхание океана и ровное, спокойное — островов.
Кто ж мог после долгого перехода не радоваться суше, даже сушам, — острова самые разные на близком расстоянии друг от друга и от судна.
Но до того уже дня за два вникали штурманы, капитан и начальник экспедиции, и конечно ж болельщики, в обстоятельства высадки и сбора материалов, не говоря уже о начальниках отрядов.
Группка Юрченко, гордо именуя себя отрядом, шебаршилась и в кают-компании, и на палубе, то и дело появлялась у заместителя начальника экспедиции Серегина, побаиваясь Слупского.
Они наседали на молодого геофизика, сварливо вдаваясь в подробности того, что совсем их не касалось: где и какое время будут работать другие участники экспедиции. Громко разносился голос Семыкина:
— Мы ж, само собою разумеется, автономное подразделение экспедиции, со своим снаряжением для сбора биологического материала.
Веригин почувствовал наконец себя фигурой необходимой: шутка ли, в его распоряжении лодка «Прогресс»; он твердил:
— Все у нас в ажуре, проверено.
Потом, позднее, слишком поздно выяснится: носовой отсек незатейливого суденышка разгерметизирован, со скрытым дефектом. Да еще не позаботился самоуверенный Веригин захватить спасательные и сигнальные средства.
И повидавшие виды слегка волновались перед встречей с островами. Приподнятое настроение как бы создавало временный субтропический климат в отношениях, все стали внимательнее друг к другу, но еще и хлопотали, чтобы выгадать побольше времени на сборы своих материалов. Кое-кто напевал, а кто-то затевал детские игры вечерами на палубе, вроде чехарды.
Перед самым подходом к островам среди многих малых приказов появился и тот, что разрешал выполнение работ группой Юрченко, но еще не было точно определено их место.
На протесты троицы Серегин, спокойно рассматривая их пылающие негодованием лица, еще более сузив свои и без того узкие темные глаза, тихо, ровным голосом пояснил:
— Не известно ж никому из нас, каковы конкретные условия в районе островов. Сведения из лоции и взятые с карты не могут дать нам точные характеристики. Вы напрасно взвинчиваете себя и пытаетесь идти на абордаж. Будет намного лучше, когда руководитель экспедиции или ваш покорный слуга и капитан сами познакомятся с местом работ каждой группы и отряда. Встретимся, само собою разумеется, с администрацией островов. Местные жители, конечно, помогут нам вникнуть во все особенности обстановки. Вы ж, как и остальные участники экспедиции, только выиграете от этого. Ну, оглянитесь, все проверяют готовность, а вы выясняете мнимые обиды. Да побойтесь вы Нептуна! Он терпеть не может свары и тех, кто мутит вокруг себя воду. — Серегин улыбался, покачивая головой и разводя руками. — Порадуйтесь океану. Наверняка второй раз в жизни сюда нам уже не попасть… И у нас немалое богатство, два световых дня — третье и четвертое августа. Да и вчера мы собирали начальников отрядов, и вы свои просьбы, настояния достаточно подробно выложили. Но все же они не успокоились.
— Там был только Юрченко, — запальчиво ответил Семыкин, — а он наивня, ему голову засмолить ничего не стоит.
Серегин уже отошел от них, когда догнал его Семыкин:
— Вы слышали? У нас особые задачи.
Поджарый, с крепкими плечами теннисиста Серегин повернулся неожиданно к Семыкину всем корпусом и оборвал его:
— Ваши задачи простейшие, по крайней мере в момент сбора материала, но мельтешите вы вразнобой коллективу, напрасно теряете заряд энергии, не так ли?!
Ранним утром участники экспедиции высыпали на палубу, всматриваясь в приближающиеся острова и потихоньку втягивая в себя островной дух, не разбираясь, то ли помстились им запахи земли, то ли они наплывали волнами, пробираясь сквозь дыхание океана, эдакая воздушная зыбь.
Капитан, сохраняя, как всегда, внешнее спокойствие, на самом деле, как и все, ожидал встречу с островами, ему нравились и названия их, и то, что они имели, кажется, разный облик.
В семь десять утра судно отдало якорь близ острова Рейвн. Еще не было девяти, когда на воду спустили разъездной катер, перед тем Слупский и Ветлин успели в каюте капитана преподнести администратору островов господину Гарэ и его чиновнику, молодому толстенькому очкарику, — а тот разглядывал первых в своей жизни советских, как пояснил он, с любопытством завзятого натуралиста, — армянский коньяк и неизменную водку. Гости, деловито рассмотрев этикетки, поблагодарив, спрятали «сувениры» в свои портфели.
Серегин сразу же указал им на приготовленную карту и подробно вместе со Слупским и Ветлиным расспросил господина Гарэ и толстенького Мийо об особенностях острова Сеинг, куда и решено было высадить отряды геологов, а для группы Юрченко после разных уточнений определили работу в акватории лагуны, рядом с островом Рейвн и по соседству с островом Бенд, он находился в самой лагуне.
Пообедав, чуть раньше обычного времени отправили на разъездном катере биологическую группу Юрченко, лодку «Прогресс» вели на буксире, под осуждающие возгласы Семыкина:
