Василь Земляк - Зеленые млыны
— Тут я…
— Вот ваш староста, пока не вернутся наши. Савка показал на козла.
— Он? — и засмеялся.
— Господин Фабиан. Или как вы его здесь называль?
— А они у нас оба Фабианы, — сказал Савка.
— Для немцев Фабиан очень хорошо.
— И для нас тоже, господин Шварц, — сказал Савка.
— Кажется, все. Я могу ехать? Желаль успеха! На козлах сидел тот самый кучер, который возил еще
Максима Теслю, а потом Клима Синицу. Савку он знал как облупленного, не раз ночевал с ним в сельсовете, на дубовой скамье, когда привозил сюда Теслю. Потом, когда привозил Синицу, они ночевали у Зингеров. От него Савка успел узнать, что Шварц — свой человек, что немцы назначили его силой, как австрийца, но он ненавидит немцев всей душой из за какого то Инкварта, который продал им Австрию. Что это за Инкварт, кучер не знал, но, вероятно, большой негодяй. Кучер поинтересовался, не появляется ли в Вавилоне Мальва Кожушная. За нее кучера вызывали в гестапо, по он ничего о ее подполье не знает. В гестапо уверены, что она где то здесь. Кучер просил Савку предупредить Мальву об этом, если она покажется в Вавилоне.
— Савка, нам надо расстрелять Явтушка, — сказал философ, когда они остались вдвоем — правитель н его подчиненный.
Савка расхохотался, поскольку имел некоторое представление о борьбе за власть.
— Я почувствовал в нем изменника… — продолжал Фабнан.
— Вы теперь больше изменник, чем он. Так что расстрелять надо вас, господин староста.
— Меня после. А его сейчас, Савка. Может, нынче же ночью…
— За что?
— За Ксан Ксаныча…
— Он???
— Он, аспид. Только как расстрелять? Кто это сделает? Может, ты, Савка? Как исполнитель вавилонской власти, то есть как представитель Советской власти. Именем республики…
— Из чего? Чем расстрелять?
— Вот тебе оружие. — Фабиан вытащил из за пазухи тронутый ржавчиной наган, провернул полный барабан патронов. Савка взял, прицелился в козла, тот вытаращил глаз и поглядел на хозяина: за что, мол? Савка еще раз осмотрел наган, взвесил его на руке и вернул философу.
— Я, наверно, не смогу… Как бы я мог убить живого Явтушка? Мертвого еще туда сюда. Но живого? Он же станет молить меня, просить, упадет на колени. Нет, Фабиан. Если бы я мог убивать, меня взяли бы на фронт. А ведь видите — не взяли же. — И он снова захохотал. ….. — Не взяли тебя из за вот этого твоего смеха. Дело идет о смерти человека, и не какого то там чужого и неизвестного, речь идет о смерти Явтушка, а ты хохочешь.
— Так ведь смешно же! Разве можно убить Явтушка? Да без него и мы не мы, и Вавилон не Вавилон. Можно убить меня, вас, вашего козла, но убить Явтушка — все равно что убить птицу в гнезде. Об том и подумать страшно.
— Ладно, я сам это сделаю, — сказал Фабиан таким голосом, что Савка вынужден был сразу же посмотреть па правителя другими глазами. — Только никому ни слова. Понял?
— Чего ж тут не понять?
— А сейчас господин староста хотел бы пообедать в твоем обществе. Куда бы лучше податься?
— Можно к Стременным. У Петруаи малыш родился, так они сегодня гонят для крестин. Погодите минутку…
Савка выбежал, глянул на трубу Стременных, господствующую на одном из бугров, и вернулся, вполне уверенный, что многолетний опыт не обманул его:
— Гонят…
— У них закуски пет. Бедность.
— Так бы сразу и сказали. Вам есть или пить? — И то и другое. Какой же обед без рюмочки?
— Тогда лучше всего у Явтушка.
— Что?!
— Самая распрекрасная еда у Явтушка. Вы что, не знаете, какие обеды Прися готовила, когда он был страховым агентом? Чудеса! Он иногда звал меня, так прямо скажу — таких обедов я больше нигде не видел. Ребрышки с хрящами, а ежели петушки, так с таким дымком, что их не есть — нюхать хочется. А вареники с требухой? А коржи с маком? А борщи? Таких борщей сам гетман Хмель не пробовал. И рюмочка. А как же.
— Ну, веди. Вроде и полагается попрощаться с человеком.
Поспели как раз к обеду. Явтушок выпил рюмочку, разомлел под грушей, после борща взялся уже было за вареники, а тут в воротах троица: козел, Савка и новоиспеченный староста, перед которым Явтушок, по прав де сказать, заметно растерялся. Он так привык за эти годы к чинопочитанию, что, будь у козла чин, Явтушок, пожалуй, и перед ним вытянулся бы с выражением покорности и преданности. А уж перед Фабианом челове ком Явтушок совершил такое коленопреклонение, что философу стало неловко, и он отвернулся. В эту минуту как раз из хаты вышла хозяйка с горшком, и гость воспользовался этим, чтобы не видеть согнувшегося в три погибели Явтушка. Прися несла пахту, только что слитую из дубовой маслобойки, — Явтушок любил запивать вареники с творогом холодной пахтой.
— Прися! — крикнул Явтушок, не сдерживая восхищения. — Можешь поздравить Левка Хороброго. Наш новый председатель, то есть господин староста. Неси графинчик и коврики — землица то уже холодная, могут выскочить чирьи, а господин староста и без того слаб здоровьем. Бери тот коврик, что я когда то из Киева с совещания привез, — это настоящая шерсть, туркменская. Я когда то при Лукьяне, царство ему небесное, большим человеком был, а кем буду при вас — это уж время покажет, бог вам помощь! Где ты там, Прися?
— Иду!
— Это что же — староста должен так долго стоять?
Ковер был плотный, из чистой шерсти, краски словно только что родились. Явтушок разостлал его и с удовольствием наблюдал, как Фабиан возлег на нем к трапезе на манер древнего римлянина.
Козел залез мордой в горшок, опрокинул его, и пахта залила все вокруг. При других обстоятельствах Явтушок непременно наказал бы бородатого, прогнал бы прочь, но теперь…
— Ничего, — сказал Явтушок снисходительно. — Скотинка тут ни при чем. Это Прися виновата. Кто же ставит пахту перед голодным козлом, даже если это козел самого старосты?
Но когда уже сам староста нечаянно опрокинул графинчик и из него забулькало на ковер, Явтушок все же разозлился:
— Козел, леший тебя возьми, ну что ты вытворяешь?
— Это я, это я, Явтуша… — сказал Фабиан, подхватывая графинчик. Там еще осталось на дне, и староста выпил эту малость прямо из горлышка тем непристой ным способом, которым пользовался задолго до того, как стал правителем Вавилона. Явтушок отметил про себя не без злорадства: «Немцы не потерпят от ста росты такого бескультурья, и править ему Вавилоном не долее, как до первого застолья с ними».
— Прися, поди нацеди нам еще в графинчик. Только я уж буду держать его в руках, это, братцы, последние запасы.
Новый графинчик, который Явтушок держал меж колен, дал прекрасный толчок к беседе.
Когда Явтушок размечтался и заговорил о земле, на которую он хотел бы вернуться с соизволения нового старосты, Фабиан почувствовал, что пора начинать готовить Явтушка «к смерти». Он достал из кармана за писку, которую получил прошлой ночью от глипского гробовщика, и дал ее Явтушку. Тот прочитал: «Люди, берегитесь Явтушка. Он провокатор, Бужанка». Руки у Явтушка задрожали, и, пока он раздумывал, что делать с запиской, Фабиан успел выхватить ее из его похолодевших пальцев и снова спрятать в нагрудный карман.
— Что с тобой, Явтуша? — спросила Прися, принесшая миску свежих вареников.
— Ничего, ничего, Прися. Маленькое недоразумение. Господин староста подумал обо мне черт те что, а я ведь читаю мысли на расстоянии, ну и чуть не подавился вареником. А ну, стукни ка меня промеж лопаток. Еще, еще!
Савка рассмеялся. Прися лупила мужа между лопаток, кулак у ней был здоровый, после третьего удара Явтушок закатил глаза и в самом деле походил на подавившегося.
— Принесите ему водички, — велел Фабиан.
Когда Прися побежала за водой, Фабиан сказал Явтушку:
— Побойся Советской власти, Явтуша. На этой земле она вездесуща, она в каждом из нас… Она вернется!
Фабиан встал с ковра, поблагодарил хозяев за обед и сказал исполнителю:
— Пойдем, Савка, служить…
За ними шагал козел, он шел грациозной походкой царедворца, даром что был вторым в этой иерархии власти — после Савки.
Явтушок остерегался Фабиана так же, как Фабиан — Явтушка. Разница была только в том, что Явтушок вполне серьезно искал убийцу для Фабиана, тогда как тот не терял надежды спасти товарища и потому решил расстрелять Явтушка сперва символически, выслушав его «предсмертное» слово, а потом уже действовать по законам военного времени. Таким образом, надлежало найти убийцу, в карательную миссию которого прежде всего поверил бы сам Явтушок. Свою кандидатуру Фабиан категорически отбросил, он знал, что достаточно будет ему глянуть на красные ноги и красные руки Явтушка, которые к тому же задрожат перед «смертью», как он рассмеется, а может, и расплачется над судьбой «казнимого». Савка тоже совсем не подходил для этого, он станет хохотать и тем испортит весь ритуал расстрела. Фабиан перебрал всех вавилонян, мертвых и живых, и остановил свой взгляд на Тапасе Незампжном, еще при царе служившем в знаменитой тогда Брацлавской тюрьме и, разумеется, понимавшем в расстрелах.
![Сэмюэль Дилэни - Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен]](/uploads/posts/books/54853/54853.jpg)