Валерий Брумель - Не измени себе
Во мне вдруг мелькнуло:
«Вниз… Даже здесь я иду вниз».
Рядом скакала орава бездельников. Перебивая друг друга, они восторженно вопили:
— Давай! Еще чуть! Митек! давай, давай…
Не дойдя две ступеньки, я рухнул. Меня почти у самой земли успели подхватить. Отдышавшись, я взял у кого-то бутылку шампанского и стал пить из горлышка. Сделав несколько глотков, я жестом показал, чтобы мне подали костыли. Оглянувшись, я заметил стоявшего неподалеку мужчину примерно моего возраста. Лицо его показалось мне знакомым. Сам он, видимо, уже давно наблюдал за мной. Я подошел к нему.
— По-моему, я вас откуда-то знаю.
Он нисколько не удивился, спокойно ответил:
— Это не так существенно… — Кивнув в сторону компании, мужчина добавил: — Никак не могу связать с тобой этих. Каким образом?
Я спросил:
— А почему на ты? Кто ты, собственно, такой?
Незнакомец не прореагировал на мою грубость, равнодушно сказал:
— Врач… Медик. — Он поглядел на гипс. — Я слышал про твою катастрофу, но почему-то считал, что у тебя все в порядке. Что с ногой?
Я пожал плечами:
— Ничего. Гниет. Чтобы она срослась, говорят, надо немного подкоротиться.
— Ты не соглашаешься?
— Как видишь.
— Тебе можно помочь.
Я усмехнулся. Он не обратил на это внимания.
— Калинников… Тебе ничего не говорит эта фамилия?
Я равнодушно пожал плечами:
— Нет.
Мужчина сообщил:
— Он уже много лет не только сращивает, но и удлиняет кость до тридцати сантиметров. В свое время мне посчастливилось побывать у него на практике.
Я твердо отозвался:
— Блеф!
Незнакомец достал записную книжку, что-то записал.
— Вот… — он вырвал листок и протянул мне — Здесь телефон. Западная Сибирь, Сургана. Захочешь — позвони. До свидания.
Я окликнул его:
— Погоди! Откуда я тебя все-таки знаю?
Мужчина остановился, провел ладонью по лицу. И тут я узнал его…
В шестнадцать лет он вернулся из детской колонии и решил восстановить свои прежние права на меня. В его отсутствие благодаря спорту я заметно окреп. Не мешкая, я саданул бывшего мучителя по челюсти и выбил ему два передних зуба. Так была поставлена точка в наших взаимоотношениях…
Я спросил мужчину:
— Рябой?
Он подтвердил:
— Точно! — И, широко улыбнувшись, показал мне на свои вставные зубы. — Видишь? Именно этим ты очень помог мне когда-то. Уверен, у тебя тоже все будет нормально.
По телефону, который он мне дал, я позвонил лишь через два месяца. Просто так, без всякой надежды. Листок случайно попался мне на глаза. И вдруг услышал:
— Ваш случай не представляет ничего сложного. Три-четыре месяца, и вы будете здоровы.
Я вскричал:
— Как? Не может быть!
— Может, — спокойно ответил доктор Калинников. — Главное затруднение в том, что мы не имеем права госпитализировать вас вне очереди. У нас, к сожалению, ограниченное количество коек. Если вы добьетесь от Минздрава СССР специального разрешения, то пожалуйста. До свидания.
Я ему не поверил. Лечиться в лучших клиниках страны почти два года, и никакого толка! И вдруг в каком-то захолустье встать на ноги всего за три-четыре месяца! Чушь какая-то!
Вечером я получил страшное известие: Воробей умер.
Я срочно вылетел в Киев, пришел на кладбище, увидел свежий могильный холм и дощечку с надписью:
«Воробьев Иван Алексеевич
1933–1967 гг.
Капитан Советской Армии. Чемпион мира».
С фотографии он смотрел на меня и будто спрашивал: «Ну как дела, Митек?»
Вслух я ответил ему:
— Плохо.
И заплакал.
КАЛИННИКОВ
Неожиданно мне позвонил известный прыгун Буслаев. Оказывается, он уже около трех лет мучается с ногой, и все безрезультатно. Причем лечился он в двух институтах, у самого Зайцева, а тот о нем ни разу не рассказывал. Странно… Вдобавок дело-то несложное — остеомиелит и всего-навсего три с половиной сантиметра укорочения.
Как ни хотелось помочь Буслаеву, но я отказал ему. По двум причинам: во-первых, обидится Зайцев; во-вторых, меня неустанно продолжали обвинять в саморекламе, и если бы я без очереди положил в клинику чемпиона, на меня тотчас обрушился новый шквал обвинений. К тому же вокруг моего метода развернулась такая дискуссия, что я обомлел.
На страницах специального медицинского журнала двое авторов опубликовали статью об истории развития компрессионно-дистракционного метода.
Они писали, что методы компрессионно-дистракционных аппаратов были известны еще в 20-х годах, то есть 40 лет назад! И что первым разработал аппарат австрийский травматолог Менсон! А я почти целиком использовал его конструкцию. При этом умалчивалось, что сам Менсон впервые заявил о своем аппарате лишь в 1953 году.
То есть выходило так: я, который подал свое изобретение на получение авторского свидетельства в 1952 году, унаследовал конструкцию Менсона, о которой он упомянул в 1953 году. Получалось, что я вор-провидец! Противореча себе, авторы упорно подчеркивали, что аппарат Менсона обеспечивает более надежную фиксацию костных отломков, чем мой.
Сразу же бросалась в глаза тенденциозность статьи, явное намерение дискредитировать мой метод. На него вновь пошли в атаку! На сей раз меня лишали приоритета в создании аппарата и легко отдавали его иностранному ученому. По принципу: если не мне, пусть лучше чужой дядька слопает. То есть, «по Гумбольдту», я до конца «испил свою чашу» — мое изобретение не миновало три классические стадии:
Сначала — «Какая чушь!»
Затем — «В этом что-то есть».
Наконец — «Кто же этого не знал раньше!..»
В журнал я тотчас послал опровержение, в котором убедительно доказывал абсурдность доводов моих противников. Месяц спустя (для этого пришлось затратить немало усилий) опровержение напечатали, однако было очевидно, что в покое меня надолго не оставят.
И вдруг статья Зайцева! Вместе с соавтором он опубликовал статью, в которой рассказывал о своем новом изобретении. Я не поверил своим глазам — в статье была описана конструкция моего аппарата, о котором я докладывал на республиканской конференции пять лет назад.
Я ничего не мог понять. Зайцев! Мой союзник — и такое откровенное мошенничество! Нет, тут что-то не то… Видимо, недоразумение.
Через два дня я отправился в Москву. Хотел выяснить все с Зайцевым с глазу на глаз.
В самолете я неожиданно подумал:
«А ведь, если отвлечься от эмоций, от того, что Зайцев порядочный человек, то рассчитано все точно: только что обвиняли в плагиате меня, теперь же я уличаю в этом других. Мне просто никто не поверит. К тому же на эту модификацию аппарата я не получал авторского свидетельства, все материалы были лишь напечатаны в сборнике докладов конференции. Нет, — успокоил я себя, — здесь явно произошла какая-то путаница».
Зайцев, как всегда, принял меня очень радушно, усадил в кресло, угостил чаем с печеньем. Мы немного поговорили о том о сем: о погоде, о текущих делах, заботах.
Наконец, решившись, я сказал:
— Но я-то, собственно, по другому вопросу к вам…
Зайцев сразу насторожился:
— А именно?
— Дело в том, что недавно… два дня назад… Вы с товарищем Семеновым опубликовали изобретение.
Не отрывая от меня цепкого взгляда, он подтвердил:
— Ну, ну так.
Мне вдруг стало очень неловко, но я все-таки заставил себя сказать:
— Вы не подумайте, я ни на что не претендую. Мне хотелось только выяснить.
— Что?
— Знали вы о том, что пять лет назад с докладом о точно таком же аппарате я выступал на республиканской конференции.
Зайцев откинулся на стуле, недоуменно посмотрел на меня и вдруг воскликнул:
— Да, да! Что-то припоминаю! Где-то мне ваше выступление попадалось!
Я опешил:
— Как? И вы его читали?
— Ну, разумеется, читал! — Зайцев дружески улыбнулся мне. — Теперь припоминаю!
Я растерянно пробормотал:
— Так это… Как же? Что же выходит? Мой аппарат теперь ваш?
Зайцев раскатисто захохотал. Я напряженно сидел на стуле, ничего не понимая: он не оправдывался, не юлил, не отпирался.
Зайцев наконец справился со смехом.
— Да господь с вами, Степан Ильич! Что же может быть общего между вашим и моим аппаратом? У вас самая примитивная конструкция, а мы произвели коренную модификацию. Неужели вы думаете, что мы просто взяли, да и стащили один из вариантов вашего аппарата? Ай, яй, яй! — пожурил он меня. — Чего-чего, а такого я от вас, Степан Ильич, не ожидал!
Я подавленно проговорил:
— Но ведь принцип… Принцип моего аппарата… Он остался тем же самым.
Зазвонил телефон, Зайцев жестом остановил меня, снял трубку.
— Да. Я, я… Уже в курсе. Знаю, знаю. Разумеется, и Иван Анатольевич… — Зайцев вдруг осекся, метнул на меня пугливый взгляд. — Сейчас буду. Да. — Он опустил трубку, извиняюще улыбнулся мне. — Не возражаете, если минут на десять я вас покину? — И пообещал: — Потом мы обо всем поговорим. Не волнуйтесь.
