Евгения Изюмова - Аттестат зрелости
- Ну и фантазёрка... Арбуз! Тоже - выдумала! - но, приглядевшись, подтвердил, что, и правда - похоже.
И тут солнце полыхнуло за их спиной красным, ветер спохватился вдруг, резво пробежался по кронам деревьев и водной глади, взбудоражил реку, и она тотчас проснулась, понеслась дальше. А ветер взлохматил волосы Светланы, но ласково, почти нежно погладил по щеке, и Светлана засмеялась:
- Но-но, хулиган!
И опять брели по улицам. Заглянули в полутёмный пока Комсомольский парк, где месяц назад прозвенел им последний прощальный звонок. Школа стояла рядом с парком, притихшая и грустная. Они постояли у будущего, пока ещё в лесах, памятника погибшим в последнюю войну. Сергей вспомнил, что у него в кармане затерялась пара сигнальных ракет, провернул дырочки в картонных боках ракетных гильз, сунул несколько спичек в отверстие - хоть и бросил курить, а спички все по привычке бренчали в кармане - пальнул прямо в голубеющее небо. Герцев сфорсил, пустил ракеты не с камня, а прямо с руки и опалил немного ладонь.
Светлана схватила его руку и начала приговаривать, как в детстве успокаивала её мать: «У сороки боли, у вороны боли, у волка боли, у лисицы боли, а у Серёженьки, хорошенького мальчика, заживи...»
Сергею было приятно касание лёгких пальцев, захотелось обнять и поцеловать Светлану, но взвизгнули неподалеку тормоза - на ракеты примчался ночной патруль, и нарушителям ночной тишины пришлось улепётывать от милиционеров.
Они миновали несколько кварталов. Светлана, задыхаясь, еле поспевала за Сергеем и отстала бы, если б он не сжимал крепко руку девушки и не тащил, как на буксире, за собой. Наконец, решили остановиться, потому что уже не было сил, от бешеного бега отчаянно колотились сердца, готовые ускакать от своих бесшабашных хозяев. Оба одновременно посмотрели друг на друга и расхохотались, Светлана осмотрелась и засмеялась еще звонче:
- Ох, Сережка! Ведь это же наша Лесная! А вон там, смотри, наш дом!
Они подошли к Светланиному дому, остановились под её окнами, Светлана подошла к берёзе, обняла белый ствол, погладила по коре:
- Это моя подружка - Белочка! Слышишь, она говорит нам: «Здравствуйте». Поздоровайся с ней, Серёжа, поздоровайся!
- Фантазерка! - усмехнулся снисходительно Сергей, однако поднял руку, ощутил прикосновение гибких веточек, и ему почудилось, что, и впрямь, берёза будто пожала ему руку.
Чудеса! Да и правда, уж не колдунья ли эта сероглазая?
- Этой берёзке столько же лет, как и мне! Ее мама посадила, когда я родилась. А вот Володькин клён, Алёшкин тополь, Людмилкина рябина... Это мама так решила, пусть, говорит, растут деревья. Нас, говорит, не будет, детей наших, а деревья будут расти и расти, словно мы все живём.
- А ведь, и правда - здорово. Нас не будет, а на земле кто-то вместо нас останется, - задумчиво произнес Сергей. - Молодец у тебя мать!
Он заглянул в острые Светкины глаза и признался:
- Света, я не через месяц уезжаю, а через три дня...
- Уже?
- Понимаешь, дядька у меня в Череповце живёт, писал, чтобы я пораньше приехал, огляделся. Он же в военном училище работает. Я сначала не хотел тебе говорить, а потом подумал: нечестно так, и сказал.
- Ну и правильно сделал, что сказал. Знаешь, до смерти не люблю тех, кто врёт да изворачивается. Лучше горькая правда, чем неопределённость. Я так думаю.
- У нас целых три дня впереди, - промямлил Герцев.
- Да, конечно, три дня - почти вечность! - с горькой иронией сказала Светлана, фыркнула по привычке носом, голос её позвончал: - Серёжа, вот уедешь ты... Я прошу: помни обо мне, знай, что я есть, и что, - она запнулась, долгим пристальным взглядом смотрела на Сергея, словно решала совершить что-то трудное, но нужное. - И что я люблю тебя...
Сергей оцепенел. Вот она и сказала. Первая сказала, как он хотел. «А я? Я люблю?» - подумал. Всё как-то стремительно завертелось, он и опомниться не успел, не привык, что рядом есть верная, надёжная девушка с чудесными глазами, которые просто невозможно обмануть, такие они доверчивые и всё понимающие. И эта девушка сказала, что любит его. А он?
- Ой, Серёжа, я такая счастливая! - Светлана приподнялась на цыпочки и поцеловала Сергея. А он стоял - руки по швам, ужасно глупый и растерянный, не обнял Светлану, как хотел сделать часом раньше, он просто не знал, что делать, что сказать, а лгать не хотел. И как тогда, в пустом классе, старательно подыскивал слова и не мог найти.
Улыбка погасла на лице девушки, Сергей увидел, что её глаза стали наливаться гневом и обидой.
- Ты не любишь меня, Сергей! - отшатнулась, прижалась спиной к березе. - Зачем мы провели этот день вместе? Зачем? Почему ты так сделал? Пожалел, да?
- Свет, ну погоди, Свет, ну я сам не знаю... Всё так неожиданно, быстро, - бормотал Сергей, ненавидя самого себя. Весь день он был как в тумане, ослеплённый счастливым сиянием девичьих глаз, а вот сейчас ему показалось, что он обманывал её и себя. - Ну, Свет... Я писать буду... - бубнил и бубнил.
А Светлана, белее своей берёзы, обнимала обеими руками её ствол, словно умоляя защитить себя, укрыть, с ужасом и болью смотрела на Сергея и медленно, не вспышкой, как раньше, краснела от стыда за все ласковые и нежные слова, сказанные Сергею. Ей было почему-то мучительно стыдно сейчас, так стыдно, словно залезла в чужой карман, и её уличили в этом. «Боже, что же это?» - билась мысль.
- Уйди... - прошептала Светлана дрожащими непослушными губами, простонала, мотая головой, как от боли. - Уйди, прошу тебя. Уйди!
Как медленно тащится поезд в последние минуты перед станцией!
Светлана Рябинина жадно всматривалась в низкорослые пристанционные постройки, искала знакомые лица среди встречавших поезд, торопила неповоротливую железную гусеницу: ну же, ну... скорее!
Вот и вокзал. Маленький неказистый деревянный домишко, со всех сторон окруженный молчаливыми застывшими тополями. Они, эти старые тополя, привыкли к ежедневной сутолоке встреч и расставаний и равнодушно стояли, не шелохнув ни одной веточкой.
Светлана, подхватив чемодан, выскочила из духоты вагона на перрон, задохнулась от морозного воздуха и увидела мать.
Августа Фёдоровна стояла в нескольких шагах от неё, сжав руки в кулачки на груди, тревожно шарила глазами по лицам, искала Светлану. Она была в стареньком тёмно-зелёном пальто с чёрным котиковым воротником, в шали, уже давно потерявшей ворс. Мама, мамочка, до чего же ты постарела за эти два года, что не было Светланы дома! Зимой - учёба в университете, куда она всё-таки решилась поступать после окончания школы, летом - работа в стройотряде. Правда, была прошлой осенью Светлана дома, но это была страшная, печальная необходимость.
Августа Фёдоровна увидела Светлану, протянула свои сухонькие руки в синих вязаных рукавичках ей навстречу. Заштопанная дырочка на правой рукавичке больно резанула Светлану по сердцу: мать отказывала себе во всем, чтобы помогать ей и Володьке, который учился в медицинском институте. Августа Фёдоровна прильнула к дочери всем своим худеньким телом, упрятала заплаканное лицо в пушистый воротник её пальто.
- Мамочка, милая моя, роднулечка! - Светлана тоже всхлипнула и крепче прижала к себе мать. - Мамочка, милая моя мамочка, лучше всех ты у меня, мамочка...
- Свет, а Свет! Меня тоже обними! - кто-то повис сзади на Светкиной шее. Она оглянулась и увидела Лариску Кострову: располневшую, похорошевшую, рот в улыбке до ушей и счастливые глаза. А рядом переминался с ноги на ногу в легких туфельках франт Андрей Горчаков, он и в школе старался всегда одеваться по моде, раскручивая родителей на полную денежную катушку, а как стал самостоятельным, главой семьи, развернулся вовсю. - Лариска! Граф Горчаков! Вы ли это? Лариска, тебе на пользу мужнин хлеб, ишь как раздобрела! Пышная! А ты, Граф, всё форсишь?
Лариска зарделась, а Горчаков смущенно кашлянул:
- Да у нас, понимаешь, ещё ребеночек будет.
- А Дениска ваш где? Я ему подарок привезла.
- Дома, холодно же, - озабоченно ответил Горчаков. - А ты-то, ты ли это, Светка? - он облапил Светлану, хотел чмокнуть в щеку, но девушка увернулась, погрозила пальцем:
- Не стыдно? При жене целоваться лезешь!
- Светка, ты такая стала... - Горчаков повертел в уме слова, подыскивая подходящее. - Стала такая шикарная девочка! Честное слово, я бы на тебе женился, если бы не Лариска, понимаешь.
- Ох, и болтун же ты! - Лариса шутя нахмурилась, приказала строго. - Бери лучше чемодан да пошли, а то закоченеем тут от холода.
Горчаков одной рукой поднял с земли чемодан, другой - бережно подхватил под руку жену.
Светлана обняла мать, пошла следом за Горчаковыми, Августа Фёдоровна семенила рядом мелкими шажками. С болью Светлана отметила, что и походка изменилась у матери за прошедшее время, стала суетливой и неуверенной.
- Пойдём пешком? - попросила Светлана спутников. - Хочется город с моста посмотреть.
