Ваграм Апресян - Время не ждёт
Далее Александр Михайлович подробно рассказал, как он думает изготовить многослойные инструменты. Бритву, например, он сделает из девяти слоев: в середине ее — пластинка из самой твердой стали, а по бокам — по четыре последовательно менее твердых пластинки вплоть до железа. Все эти слои он соединит в одну монолитную пластинку посредством стыковой электросварки. По такому же способу можно сделать трех- или пятислойные ножи. Через советского торгпреда в Швеции изобретатель заказал заводу «Сандвикен» стальные ленты с необходимой градацией твердости и толщины. Ленты Александр Михайлович уже получил, почему и интересовался состоянием мастерской бритвенной фирмы «Рапид». С первых минут Верещагин просветлел, приподняв брови, и до конца слушал с жадным вниманием. В заключение он расплылся в восторженной улыбке, отметив, что все сказанное вполне созвучно, поэтому выйдет толк.
На другой день Игнатьев уже сидел в кабинете директора фирмы «Рапид». Появление советского торгпреда чуть ли не вызвало сердечного припадка у директора-банкрота. Ведь оно могло означать спасение фирмы! Однако Игнатьев быстро омрачил радость финна, предупредив, что заказ дается лично от него, а не от Советского государства. При этом он выразил готовность хорошо оплатить заказ, сговаривая следующие условия: металл для бритв и ножей приносит он; металл не подвергается лабораторным исследованиям; все работы производятся в в присутствии Игнатьева или инженера Четверикова; если партия бритв или ножей не будет за день завершена изготовлением, то он или Четвериков уносят с собой полуфабрикаты, а утром вновь приносят их для доделки.
Дряблый, раздавшийся в ширину директор с сожалением качал головой. Странный человек советский торгпред. Зачем он настаивает на использовании своего металла, когда на складе фирмы имеется лучшая сталь для бритв? Господин Игнатьев не хочет понять, что условия его договора могут душевно обидеть честных людей фирмы «Рапид». Игнатьев встал:
— Я никого не хотел обидеть, — сказал он — поэтому прошу тысячи извинений за свои оговорки и за то, что побеспокоил ваше превосходительство.
— Ах нет, нет, зачем же уходить, господин Игнатьев, — забеспокоился финн. — Быть может, у вас действительно имеются важные причины для оговорок. Я вовсе не обижаюсь на них, хе-хе, я только немного не привык э-э... Прошу садиться.
Договор подписали.
Электросварку Игнатьев производил в другом месте и приносил в мастерскую монолитные пластинки, на которых нельзя было разглядеть отдельных слоев металла. Пластинка была чуть покороче лезвия «опасной» бритвы, но пошире ее. Финны опешили. Точь-в-точь такого типа и размера лезвия с одним острием и приборы к ним выпускала их фирма и прогорела. У нее лежат затоваренными сотни тысяч этих лезвий, может быть господин Игнатьев просто купит их? Нет, торгпред желал, чтобы лезвия изготовили для него специально. Финны заподозрили какую-то тайну и начали глядеть в оба. Они заметили, что Игнатьев требует для закалки более высоких температур нагрева стали, чем это было принято повсюду. И что удивительнее всего, — при жесткой закалке лезвия не трескались, не деформировались. Странным казалось и то, что во время шлифовки лезвий из-под наждачного камня летели разные искры. С задней, утолщенной стороны искры летели яркими микроскопическими звездочками, излучая свет. Ближе к острию они тускнели и совсем не излучали света. Небывалый случай! Ведь яркая искра получается при ничтожном, а тусклая при большом количестве углерода в металле, то есть когда шлифуют железо в первом случае и крепкую сталь — во втором. Ясно, что лезвие не из однородного металла, но для чего это?
Между тем Игнатьев достигал неодинаковой твердости слоев металла с большим трудом. При электросварке углерод перемещался из одного слоя в другой, нарушая убывающий порядок твердости. Диффузия углерода делала лезвие однородным, то есть негодным для самозатачивания. Игнатьев заказал шведскому заводу «Сандвикен» толстые многослойные пластинки, на которых диффузия не сказывалась, получив их, прокатывал холодным способом и уже тогда относил утонченные многослойные пластинки в мастерскую.
Тайна светлой и тусклой искры мучила финнов. Они понимали, что большевистский торгпред не станет заниматься пустым делом. Наверное, он придумал какие-нибудь необыкновенные бритвы. А если это так, стоит разгадать его секрет. Вдруг разгадка эта поможет стать на ноги разорившейся фирме «Рапид», набраться сил и начать гибельную для фирмы «Жиллет» конкуренцию!
Четвериков и Березин почувствовали, что финны мучаются в догадках, и не спускали с них глаз. Для облегчения контроля они давали им в работу пластинки мелкими партиями по нескольку штук. Так, под бдительным наблюдением было изготовлено около ста бритв и ножей карманных и столовых. Все же один из мастеров-финнов утаил одно лезвие. Четвериков категорически потребовал вернуть утаенное. Мастер через некоторое время с извинениями вернул лезвие. Игнатьев заметил в нескольких местах следы «бархатного» напильника. Значит, финн проверял твердость металла в разных зонах. Возник конфликт. Игнатьев обвинил мастера в нарушении пункта договора. Финны, между тем, были совсем сбиты с толку. Они не понимали, как советский торгпред придает разным зонам стального лезвия разную твердость при определенном режиме закалки и, наконец... не понимали, для чего это нужно? Странные бритвы у торгпреда!
Боясь, что секрет многослойности бритв и их свойства самозаостряться будет разгадан финнами, Игнатьев прекратил работы в мастерской фирмы «Рапид». Изготовленные бритвы и ножи он роздал друзьям, с просьбой, чтобы они каждый год сообщали ему устно или письменно о «поведении» лезвий в работе.
Консультант ГлавметаллаОколо пяти лет проработал Александр Михайлович торгпредом РСФСР, а затем — СССР в Финляндии. Закончив обширную программу самообразования и разработав круг вопросов технологии многослойных инструментов, он решил оставить службу, чтобы «ничем иным не заниматься», кроме изобретений. Однако столь резкую перемену в жизни совершить сразу было нелегко. Пришлось, как говорил Игнатьев, съезжать на тормозах.
Изучая свойства различных марок металлов почти всех известных фирм мира, биолог Игнатьев стал отличным знатоком металлов, ходячим каталогом их. Эта его способность была замечена наркомом внешней торговли Красиным, который предложил Игнатьеву должность консультанта Металлоимпорта при торгпредстве СССР в Германии. Мотивировалось это предложение тем, что Игнатьев так или иначе должен был поехать в Берлин, чтобы взять патент на самозатачивающиеся инструменты. Медлить дальше с оформлением изобретения было неразумно. Ведь кто-нибудь мог сделать такое же открытие, а скорее всего, могли присвоить изобретение иностранные фирмы. СССР потерял бы приоритет, а также право получать суммы за пользование изобретением в других странах.
Было и еще одно обстоятельство, ввиду чего Игнатьеву следовало выехать в Берлин. В качестве консультанта Металлоимпорта он должен был отбирать пробные партии сталей различных марок и номеров. А это означало, что ему представлялась безграничная возможность испытать для своего изобретения сталь любой из покупаемых пробных партий, не считая сталей советских марок. Таким образом в руках изобретателя окажется неисчерпаемая «гамма» прочностей, с помощью которых он составит какую угодно комбинацию многослойных лезвий.
При словах «гамма» прочностей Игнатьев вскинул голову. В глазах его вспыхнули яркие голубые огоньки радости. Это была радость молодого бедного художника, неожиданно получившего превосходную палитру, с помощью которой он может вдохнуть жизнь любым образам. О «гамме» прочностей Игнатьев мечтал двенадцать лет. И теперь нарком, словно разгадав самую сокровенную тайну изобретателя, соблазнял его. В качестве одного из условий нарком гарантировал также, что в Берлине при торгпредстве создадут лабораторию для опытов, отдав ее целиком в распоряжение Игнатьева. Если он согласен принять ее, то нарком сейчас же поставит перед. Советским правительством вопрос об утверждении специальной сметы на содержание научно-исследовательской лаборатории...
— Не нужно, — решительно прервал изобретатель. — У государства я не возьму ни копенки, пока не доведу опыта самозатачивания до уровня промышленного применения инструментов.
— Почему же? — удивился нарком.
— Потому что могут быть неудачи, а я не хочу, чтобы государство оплачивало мои неудачи. Моя совесть должна быть свободна от бремени такого испытания, — ответил Игнатьев, решив, очевидно, все уже заранее.
Нарком засмеялся, сказав:
— Благородное, но не совсем понятное рассуждение.. Ваше дело потребует десятков тысяч рублей, которых у нас нет...
— Есть! — торжественно ответил Игнатьев. — Я продал свое имение в Финляндии ради претворения в жизнь изобретения.
