Василий Шукшин - Киноповести
— О как! Массовое веселье... Чего они?
— А вот — весело! Да я по себе погонюсь: бывает, встанешь утром, еще ничем-ничего, еще даже не позавтракал, а уж смех берет. Креписся-креписся, ну, никак. Смешно! Иной раз вот так вот полдня прохохочешь...
— А знаете, что надо делать, чтоб остановиться? Со мной бывало такое — тоже целыми днями хохотал. Меня один умный человек научил, как избавиться...
— Ну-ка? А то прямо беда!
— Беда, беда. Что вы!.. Я знаю. То ли работать, то ли смеяться...
— Вот, вот.
— Надо встать на одну ногу, взять правой рукой себя за левое ухо, за мочку, прыгать и... Вас как зовут?
— Иван.
— Прыгать и приговаривать:
«Ваня, Ваня, попляши,
Больно ножки хороши;
Больно ножки хороши —
Ваня, Ваня, попляши!»
Нюра невольно засмеялась.
А Ивана почему-то эта песенка оскорбила.
— Помогает?— зло спросил он.
— Как рукой снимет.
— Вот... ученые-то, все-то они знают! Прямо позавидуешь, ей-богу. Надо запомнить. Как?— «Ваня, Ваня, попляши»?
— Ваня, Ваня, попляши.
— А вдруг да заместо того, чтоб хохотать,— плясать примешься? Тоже ведь — опасно.
— Плясать?
— Но. Попрыгаешь так-то, да и пойдет чесать целый день.
— Хм... Не исключено, не исключено. Ну, что-нибудь и здесь придумается. А не выпить ли нам бутылочку доброго сухого вина?— вдруг от души предложил профессор.— А то мы...— Он хотел еще сказать: «А то мы что-то никак не наладим добрые отношения — все что-то с подковыркой говорим». Но Иван и Нюра в один голос дружно сказали:
— Нет.
— Что так?
— Нет! Большое спасибо.
— Не понимаю...
— Он у меня непьющий,— пояснила Нюра.
— И некурящий,— добавил Иван.
Профессор посмотрел на него.
— Золотой мужик.
— Подарок,— еще сказала Нюра.— На балалайке играет.
— А при чем тут — золотой?— спросил Иван.
— Ну, непьющий, некурящий... Денег, наверно, много?
— Откуда?— воскликнула Нюра.— Мы вот поехали к югу и только-только наскребли на билеты в один конец. С грехом пополам... назанимались...
— А как же оттуда?— удивился профессор.
— Да не знаю как... Как-нибудь.
Профессор смотрел на сельских жителей — он правда не понимал, что происходит.
— Я вот, допустим, тракторист,— стал рассказывать Иван,— она — доярка... Откуда же у нас деньги? От сырости, что ли? Вот вы говорите — выпьем. Я б выпил, приласкал душеньку... Только она, рюмочка-то, кусается нынче. Я вот к вечеру-то наломаюсь хорошо, иду мимо магазина — эх, двести бы граммчиков! А? А в уме прикинешь — рубль с лиху... слишком это, знаете, чувствительно. Так уж придешь домой да нормального само... вот! И все, и проходишь мимо магазина. Попьешь молочка дома и ложишься спать. Вот он желудок-то и не подготовлен к вину. Даже к хорошему. А я выпил бы сейчас с вами. С удовольствием...
— Его сразу стошнит.
— Да, сразу...
— Чувствую,— заговорил профессор серьезно,— ломаете дурака, Иван Иваныч...
— Иван Федорыч.
— Иван Федорыч... Ломаете дурака, Иван Федорович, а не пойму — зачем?
— Вы одного конструктора знаете?— в лоб спросил Иван.
— Я их много знаю, не одного... А что?
— Да нет, ничего, все ясно. По железной дороге, да?
— Что «по железной дороге»?
— Без мостов. Система игрек?.. Пожилой человек. Не стыдно?
— Вань!..— взмолилась Нюра.
— Да пошли они к..!— открыто обозлился Иван.— Бессовестные. Люди за копейку-то горб ломают, а эти — стянул чемодан — и радешенек, и богатый, хорошее вино пьют, коньяки... Есть у меня деньги, есть! Не подговаривайся! Только попробуй возьми хоть один рубль — вот, видел?— Иван показал увесистый кулак.— Быка-трехлетка с ног сшибаю...
Профессор понюхал протянутый кулак.
— Да, могилой пахнет. Серьезный кулак. Надежный. И все же тут какое-то недоразумение, Иван. Вы меня за кого-то другого принимаете... Хотите, я приведу проводника, он объяснит вам? А ему я покажу документы. Хотите, вам покажу?..
— Не нужны мне ваши документы. И ходить никуда не надо. И я никуда не пойду — не мое дело. А поживиться здесь не удастся, заранее говорю.
— Нет, я все-таки схожу. А то этак мы всю дорогу и будем подозревать друг друга...
Профессор вышел.
— Вань,— встревожилась Нюра,— не зря мы человека-то обидели?
Иван молчал. Ему тоже сомнение вкралось в душу.
— А, Вань?
— А я откуда знаю?— взорвался Иван.— Иди разбери их... Откуда он, пуд золота-то?— Иван пнул профессорский чемодан.— Может, кокнул кого-нибудь в тайге — вот и...
— Да шибко уж не похожий.
— А тот был похожий?
— Господи, господи,— только и сказала Нюра.— Правда, трудно понять людей.
Вошли профессор с проводником. Проводник ухмыляется.
— Ты чего это тут бдительность развел?— спросил он.— Это товарищ Степанов, профессор, из Москвы... Тебе уж теперь на каждом шагу будут воры казаться. Некрасиво, обидел товарища...
— Насчет обиды — это не надо,— попросил профессор.— Никакой обиды.
— Ну, как же?..
— Никакой обиды! Хорошо, что все объяснилось.
— Давай тут... не очень!— счел нужным еще сказать проводник Ивану.— Какой же он вор! Хоть немного-то разбирайся в людях.
— Ты много разобрался в том конструкторе... которого без билета посадил?— обиделся Иван на нравоучения лакеистого кондуктора.— Бегал тут... икру метал. Еще ухмыляется!
— Ну-ка!— прикрикнул проводник.— Давай-ка приведи себя в порядок! Не очень тут!.. Не дома на печке. Устраивайтесь, товарищ профессор.
— Я устроюсь. Хорошо.
— Если он будет тут чего-нибудь фордыбачить, скажите мне... Мы его живо приструним. Мы ему...
— Да идите вы к дьяволу!— вскричал вдруг профессор.— Чего вы пристали к человеку?!
Проводник опешил. Молчал.
— Извините, пожалуйста!— сказал профессор.— Спасибо. Мы теперь сами разберемся. Идите.
— Ну, давайте,— сказал проводник.— Ничего.— И ушел.
— Фу ты, дьявольщина какая! Нехорошо как...
— Товарищ профессор, вы уж простите нас, ради бога,— сказала Нюра.— Обознались мы...
— Да что вы!.. За что? Я, старый дурак, поперся к проводнику... Надо было самим разобраться.
Иван, опозоренный, молчал, насупив брови.
— Попроси прощения!— строго велела Нюра.— Язык-то не отсохнет.
— Та-а...— Иван сморщился.— В этом, что ли, дело?
— Забудем все недоразумения!— решительно сказал профессор.— Нам же далеко ехать!.. С какой стати мы испортим себе дорогу? Иван!..
А поезд опять подходил к станции.
И опять перронная кутерьма... Приехали. Уезжают.
В вагон, где ехали Иван, Нюра и профессор, садилась большая, гитаристая группа студентов — юноши и девушки, большинство — девушки.
Поезд тонко закричал...
Иван с профессором пригубили-таки из высокой бутылки дорогого вина. Профессор с блокнотом в руках — экзаменует Ивана на предмет владения родным языком. Настроение у них хорошее; Иван относится к «экзамену» довольно серьезно: Нюра — больше на подсказках.
— Просто — ударить. Он ударил — я ударила — кто-то ударил...
— Вломил,— начинает Иван.
— Так.
— Жогнул.
— Жогнул?
— Ну — жогнул. Рраз!— жогнул.
— Ага! Хорошо. Еще?
— Тяпнул.
— Да. Еще?
— Матерно можно?
— Нет, это не надо.
— А там много, вообще-то...
— Нет, лучше не надо. Кроме того, здесь женщина.
— Она слышала...
— Итак?
— Наподдал,— подсказала Нюра.
— Наподдал... Да. Невыразительный глагол. Женский какой-то.
— Хряпнул. Ломанул.
— Вот это... глаголы! Мускулистые.
— Перелобанил. Окрестил. Саданул... Нае... Нет, не туда. Врезал. Смазал.
— Так, так,— подбадривает профессор.
— Пиннул,— опять вмешивается Нюра.
— Пиннул? Это хорошо. Пнул, да?
— Ну да. Пиннанул, у нас бабка говорит.
— Это старушечий,— снисходительно бросил Иван. Взял на калган,— еще вспоминает он.
— Это что такое?
— Головой дал! Вот так вот.— Иван взял профессора за плечи и рывком кинул на себя и подставил голову, но, конечно, не ударил — показал.
— О-о! А калган — это голова?
— Голова.
— Это по-каковски же?
— По-русски! Кал-ган. У нас еще зовут — сельсовет.
Профессор засмеялся.
— А как еще?
— Чердак.
— Чего попало!— изумилась Нюра.— Неужели вам это на самом деле нужно?
— Нужно, Нюра.
Тут в купе вошли веселые девушки-студентки устраивать одну свою подружку. Трое.
— Нам сказали, у вас одно место свободное...
— Так точно!— приветливо откликнулся профессор.— Располагайтесь. Которая из вас? Стоп, мы сами выберем. Самую красивую...
— А ну?— Девушки все были хорошие, крепкие, голоногие.— Выбирайте!
Профессор поверх очков оглядел всех... Искренне вздохнул.
