Сергей Каширин - Полет на заре
Вместе с тем Битюцкий, как всякий человек, в глубине души надеялся на лучшее. Авось ничего страшного больше и не случится. Никто, конечно, от неприятных случаев не гарантирован, они в авиации бывают, но не столь и часто. Техника нынче надежная, ну а поскольку он уже однажды побывал в переплете, то не должно же такое повториться с ним, именно с ним. Это, в конце концов, было бы несправедливостью. Почему у того же Орла, хотя летает он не меньше, никогда ничего? Да и у многих других…
Так, успокаивая себя, прикидывал Битюцкий. Но, как говорится, человек предполагает, а жизнь располагает. И в одну из ненастных ночей, когда на небе, затянутом тучами, не видно было ни звездочки, на стартовый командный пункт поступило тревожное сообщение. Оператор, дежуривший у экрана кругового обзора, взволнованно доложил:
— С Битюцким оборвалась связь…
— Видите его? — спросил руководитель полетов.
— Вижу. Снижается, — торопливо ответил оператор, а минуты через две глухо, с отчаянием в голосе добавил: — Все… Не вижу…
Снижался Битюцкий или падал? Хотелось надеяться, что снижался. Но куда? Почему ничего не передал? Обязан был доложить, а пошел куда-то молча. Видимо, трудно, невозможно было даже сказать что-нибудь. Какое же еще испытание приготовило ненастное небо? Один за другим летели в эфир запросы, но ответа не поступало. Не слышал он, что ли?
Да, Иван ничего не слышал. Выполнив задание по перехвату скоростной высотной цели, он, довольный успехом, выходил из атаки. Неожиданно в кабине разом погасли все сигнальные лампочки, померкло ультрафиолетовое облучение приборов, упали на шкалах стрелки, замолчала рация. Бездействовал и радиокомпас.
Летчик оторопел: что за наваждение? Внезапная, зловещая тишина и чернильная тьма застигли его врасплох. В наушниках — ни шороха. Только свистит рассекаемый плоскостями воздух да глухо проникает в герметическую кабину гул двигателей. Он оказался не только «слепым», но и «глухонемым». Худшего и не придумаешь.
«Питание, — мелькнуло в мозгу. — Что же теперь? Куда лететь в кромешном мраке? Внизу облака, их нижняя кромка местами достигает земли, и пробивать их вниз, пилотируя машину с отказавшими приборами, равносильно самоубийству».
Не веря себе, Битюцкий пощелкал кнопкой передатчика, пошарил рукой по панели, проверяя положение тумблеров электроцепи. Все — на месте, а толку — ничуть, Что же предпринять? Прыгать?
— Спокойно, спокойно, — громко сказал Иван сам себе. — Нельзя идти вниз — можно пока лететь вперед…
Взяв наугад примерный курс к своему аэродрому, он летел, лихорадочно обдумывая создавшееся положение, и не находил выхода. Мысли возвращались к одному: вернее всего — прыгать. Но и спешить не хотелось. Пока есть горючее, есть надежда найти какой-нибудь другой выход. Или хотя бы уйти отсюда: под ним — густонаселенная местность.
Глаза постепенно привыкли к темноте, и вдруг… Кто сказал, что все потеряно? Не надо только теряться самому. Внизу сквозь разрыв в пелене туч сверкнула цепочка огней. Сверкнула и тут же исчезла, словно погасшие на ветру искры. Но этого было достаточно, чтобы летчик понял: там — аэродром. Какой? Неважно. Битюцкий, не раздумывая, перевел самолет в режим крутого снижения. Он еле сдерживал себя, чтобы не пикировать. Понимал: это было бы излишним риском.
Стрелка высотомера торопливо бежала влево. 1000… 500… Какие низкие облака! Так прямо из них в земной шар воткнешься. Битюцкий уменьшил угол планирования. Тучи наконец оборвались, и он увидел впереди окаймленную двумя пунктирами огней ночного старта посадочную полосу. Догадался: аэродром истребителей-бомбардировщиков. Снижаясь, Иван дал ракету, чтобы его заметили, потом еще две и включил посадочную фару.
Когда летчик выравнивал истребитель перед приземлением, зажегся прожектор. Всего один. Другие не успели дать луч: слишком неожиданно появился незнакомый самолет. Но Битюцкому было достаточно и одного. Тем более что он шел со светом фары. Еще мгновение — и машина мягко коснулась колесами шасси бетонированной полосы аэродрома.
После посадки Битюцкий представился командиру полка истребителей-бомбардировщиков, доложил, в чем дело.
— Главное, успел к нам сесть, — радуясь, как за самого себя, сказал подполковник. — Ведь мы уже закончили полеты и собирались гасить ночной старт. А что же с машиной?
— Обиднее всего то, что сущий пустяк, — нахмурился Битюцкий. — Перед вылетом второпях техник не законтрил контактный разьем, а он в полете от вибрации открылся. Вот приборы и остались без питания…
Утром Битюцкого вызвал для объяснения Герой Советского Союза генерал-майор Иван Васильевич Федоров. Выслушав капитана, он пожал ему руку:
— Хвалю за расторопность. Московская комиссия ходатайствует о том, чтобы вас поощрить. Мы досрочно представляем вас к присвоению очередного звания…
Вскоре Иван Александрович Битюцкий был опять среди товарищей, собравшихся для предварительной подготовки к полетам. На второй этаж штаба, где находится методический класс, он не вошел, а почти взбежал, быстро шагая через две ступеньки. Минувшую ночь он провел дома, хорошо отдохнул и теперь выглядел свежо, будто и не было позади никаких тревог. От его подтянутой, по-юношески стройной фигуры, сразу выдающей спортсмена, веяло силой и здоровьем, на лице играл румянец, и только возле губ не разгладились две упрямые морщинки.
— Иван Александрович! — шумно приветствовали его летчики. — Рассказывай, что у тебя с машиной стряслось?
— Очередная сенсация, — выступил вперед Орел. — Улетел капитаном, прилетел майором. Поздравляю!.. А в общем, я же говорил, что ты аки птица — в небе чувствуешь себя свободнее, чем на многогрешной земле.
— Пиши оду! — улыбнулся Битюцкий.
— Всех прошу в класс, — подошел к летчикам начальник штаба. — Командир будет ставить задачу на завтрашние полеты…
«СВОЙ?» — «ЧУЖОЙ?»
Внешне Василий Смоляков, летчик сверхзвукового истребителя, ничуть не изменился. Был он все тем лее приветливым и улыбчивым парнем, нежным в дружбе и задиристым, порывистым в спорах. Разве что похудел, осунулся немного, да порой более колючим становился взгляд его темных глаз, искрящихся юмором и одновременно той бесшабашной удалью, которая сразу отличает отчаянно смелого, уверенного в себе человека.
И с чего только все началось? Пожалуй, с перелета на этот незнакомый аэродром. Просторный, хорошо оборудованный, с двумя широкими — бетонированной и грунтовой — взлетно-посадочными полосами, он был не хуже того, на котором постоянно базировалась их эскадрилья. Но прежний аэродром был привычнее. К тому же никто из летчиков, даже командир полка, не знал еще, сколько им придется на этот раз «сидеть» здесь. Спросили у генерала, но тот заглянул на аэродром пролетом и на такой наивный вопрос лишь усмехнулся:
— Там видно будет.
А Василия тяготила долгая разлука с женой, которую он, сам немного стыдясь того, любил так же пылко, как и в годы юности, хотя прожил с ней целых десять лет. И по Светке, своей дочери-первоклашке, скучал капитан, как никогда.
А потом эта встреча в воздухе! Барражируя однажды над позицией зенитных ракет, Смоляков совсем случайно увидел скользнувший в облака самолет. Это, вероятнее всего, был наш новый сверхзвуковой истребитель-бомбардировщик, но капитан, сам не зная почему, заподозрил в нем чужака. Он было даже погнался за ним, о чем и доложил, как следовало, на командный пункт. Однако в эфире тотчас послышался иронически-властный голос командира:
— Отставить! Ты что, ноль тридцать седьмой, бредишь? Выполняй свое задание.
«Задание! — сердито подумал Смоляков. — Кружи над позициями ракетчиков. А они еще, чего доброго, нажмут не на ту кнопку и пульнут в тебя по ошибке…»
После полета капитан кинулся на командный пункт.
— У вас тут, наверно, все локаторы ослепли! — загремел он с порога. — Я видел, понимаете, сам видел, а вы…
— Убери громкость, Василий Алексеевич, — прервал Смолякова командир эскадрильи майор Шмелев. — Нам сейчас и без твоих эмоций жарко. Смотри…
Смоляков хорошо знал манеру Шмелева разговаривать вот так, авиационными терминами. Забудешься, повысишь голос — «убери громкость», не убедишь в споре — «закрой сегменты», проявишь горячность-«сбавь обороты». И если уж он произнес нечто в этом роде, то лучше повременить с полемикой.
— Чего смотреть? — все еще недовольным тоном, но уже не так громко спросил Смоляков, подходя к пульту управления, и тут же умолк. Локаторы в самом деле если и не «ослепли», то и «видели» немногое: тускло-матовая поверхность экрана кругового обзора была сплошь подернута бело-зеленой рябью. Штурман наведения капитан Чумак и два солдата — операторы — усердно пытались уйти от помех. У них пока что ничего не получалось.
