Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
— Как же мы будем их ремонтировать? — спросил Грингель своего главного инженера.
Тот только покачал головой, осматривая тракторы.
— Очень трудно, — наконец сказал Гриль. — Но раз это необходимо для такого большого дела, мы постараемся сделать.
Грингель полагал, что именно инженер будет упираться больше всех. А Гриль как-то нерешительно, будто смущаясь, предложил, кроме того, после гудка собрать на несколько минут всех рабочих, чтобы разъяснить им важность предстоящего задания.
— Я читал, что в России поступают именно так, — сказал он, с доброй улыбкой посмотрев на директора.
Они покинули пустырь и направились в контору. В ту минуту, когда дверь проходной открылась перед ними, из цеха ремонта моторов послышался громкий крик.
Предчувствуя новую аварию, по всей вероятности даже с жертвами, Бертольд Грингель бросился вперёд. Он вбежал в цех, уже готовый увидеть поломанные механизмы и санитарные носилки, но ничего подобного не обнаружил.
Перед его глазами предстало хотя и странное, но вовсе не страшное зрелище. Посреди длинного прохода, как раз там, где раньше находился станок самого Грингеля, столпились рабочие. Они смотрели, как Дидермайер гаечным ключом лупил по спине Мюллера.
Мюллер кричал, изворачивался, пытался как-нибудь вырваться, но, очевидно, выскользнуть из рук Дидермай-ёра было не так-то легко. Одной рукой тот крепко держал Мюллера за ворот, а другой методично и неторопливо бил толстяка, что-то, приговаривая при этом.
Грингель бросился к Дидермайеру и прежде всего отнял у него ключ. Он не мог понять, как это степенный и выдержанный Дидермайер мог решиться на такой поступок — бить товарища!
Но Дидермайер и не собирался каяться. Наоборот, он посмотрел на Грингеля покрасневшими от ярости глазами, затем перевёл взгляд на Мюллера и снова замахнулся на него кулаком.
— Он хочет меня убить! — пронзительно кричал Мюллер.
— И стоило бы! — сплюнув в сторону, сказал Дидермайер. — Руки пачкать не хочется!
— Дидермайер, что здесь произошло? — воскликнул Грингель.
А Мюллер, воспользовавшись тем, что общее внимание переключилось на Дидермайера, сделал несколько шагов по направлению к выходу из цеха.
— Нет, так просто ты у меня не отделаешься! — закричал Дидермайер и снова схватил Мюллера за ворот. — Тебя надо сейчас же арестовать! Теперь-то я знаю, кто тут у нас вредит!
— Что ты знаешь? — спросил Грингель.
Дидермайер, убедившись, что Мюллер уже не убежит, заговорил более спокойно:
— Я его на месте преступления накрыл. Вышел я закусить в обеденный перерыв, да вернулся назад в цех: забыл соль в ящике. Смотрю, Мюллер что-то уж очень поспешно отошёл от моего станка. Ну, я ничего не сказал. Взял свою соль и пошёл. А через окошечко стал наблюдать. И вижу, как этот подлец подходит к моему станку и сыплет что-то из бумажки в коробку передач. Ну, ясно — наждак. Потом быстро отходит, а бумажку, в которой был наждак, засовывает в карман моего же пиджака. На всякий случай, значит, чтобы легче было на меня свалить. Мол, Дидермайер сам свой станок испортил. Ох, негодяй!
И Дидермайер снова в порыве ярости замахнулся на Мюллера.
— Он сам хотел свой станок повредить, а я увидел! — вдруг закричал Мюллер. — А когда я бросился к нему, он понял, что его накрыли, и принялся меня бить.
Мюллер выкрикивал свои оправдания громко, запальчиво.
Обоих рабочих отправили в комендатуру. Там в кармане у Мюллера обнаружили следы просыпавшегося наждака. Мюллеру пришлось рассказать всё. Имя директора Бастерта фигурировало в этом рассказе много раз. Полковник Чайка распорядился немедленно задержать Бастерта, но бывший директор, оказывается, уже исчез.
Через несколько часов Дидермайер вернулся в цех. В тот же день пришлось арестовать ещё одного мастера. В цехах просто гул стоял от толков и пересудов. Обстоятельства требовали созыва нового собрания. Каждому хотелось услышать правду о вредителях на заводе.
Когда все сошлись в столовой, лейтенант Дробот сообщил о следствии и назвал виновных.
Все слушали его с чувством огромного облегчения. В последние дни, когда аварии на заводе случались одна за другой, каждый честный рабочий чувствовал себя в чём-то виноватым, будто он лично чего-то недоглядел.
Сейчас это ощущение исчезло — и точно камень с души свалился.
Кто-то из задних рядов спросил, какое наказание понесут вредители.
Лейтенант коротко ответил:
— Они предстанут перед общественным судом.
Собрание загудело: правильно, теперь уж никто не рискнёт сыпать наждак в станки.
О событиях на «Мерседесе» много говорилось в комендатуре.
— Я всё же так и не понимаю, — признался как-то Соколов, — что могло толкнуть на преступление простого рабочего Мюллера. Ну, мастера — куда ни шло: это рабочая аристократия, они всегда плелись за хозяевами. Но чего добивался Мюллер?
— А Мюллера они просто-напросто купили, — ответил Чайка. — Немецкий рабочий класс несёт на себе груз тяжкого наследия — влияния социал-демократии. Той самой социал-демократии, которая подготовила приход Гитлера к власти. Той самой социал-демократии, которая развратила часть рабочих и порой заставляла их забывать об интересах своего класса. Кому-кому, а уж вам, капитан, следовало бы такие вещи помнить! Когда немцы узнают подлинную подоплёку истории второй мировой войны, они задумаются и над тем, какую роль играли социал-демократы в развязывании сил фашизма, узнают и то, кто начал войну. Вы думаете, Гитлер и фашизм расплатились сполна? В этом отношении Нюрнбергский процесс — хорошая школа. Он помогает постигнуть и военную и политическую методику — кого бы вы думали? — американцев и англичан. Как мог появиться в мире фашизм со всем тем, что за ним воспоследовало? Ведь это они допускали, финансировали, поощряли! А разве покровители — истинные покровители фашизма — не попытаются ещё раз использовать его мракобесие, чтобы бросить в новую бойню новое поколение? Вот почему наша задача вскрыть все корни, все первопричины этой всемирной трагедии, в которой социал-демократии отведена отнюдь не почётная роль.
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
О том, что арестовали Мюллера, Брилле успел сообщить Бастерту в обеденный перерыв. Он соблазнил маркой игравшего у завода мальчугана, вручил ему маленькую записку без подписи и посулил, что тот получит ещё одну марку, если запомнит адрес и доставит бумажку по назначению. Мальчик выполнил всё совершенно точно.
Бастерт прочёл письмо и понял, что ему надо немедленно бежать. Пока там, в комендатуре, разберутся с Мюллером, он, может быть, ещё успеет скрыться. Быстро пройдя в кабинет, Бастерт бросил в печь заранее отобранные бумаги, которые не стоило оставлять после себя, поджёг их, достал из сейфа документы, нащупал в кармане кастет, заглянул на кухню, чтобы сказать своей экономке, что он на несколько дней уезжает в Берлин, и, окинув прощальным взглядом квартиру, через сад вышел на улицу.
До вечера он решил укрыться у знакомых, а потом уже добираться до английского сектора Берлина.
Всё шло именно так, как хотелось Бастерту. Знакомые были не слишком удивлены его неожиданным посещением. Он долго беседовал с хозяином, старым налоговым чиновником, который ещё не устроился на работу, а потом, когда выяснилось, что гость не торопится, они сыграли даже несколько партий в скат.
Так Бастерт проводил время, пока на улице не стемнело. Когда в комнатах уже зажгли свет, он попрощался и вышел.
Но на протяжении всех этих долгих часов, пока он разговаривал, играл в карты и пил пиво, принесённое услужливой хозяйкой, его неотступно преследовала одна и та же мысль. Вернее, даже не мысль, а фамилия — Грингель.
Теперь Бастерт уже твёрдо знал, что он не может уехать из Дорнау, не расправившись с новым директором завода. Благоразумие подсказывало ему, что в городе нельзя задерживаться ни на один час, что Мюллер наверняка всё давно рассказал и его, Бастерта, уже ищут. Однако он ничего не мог сделать с собой и направится не к знакомому шофёру, у которого в гараже была спрятана его маленькая «ДКВ», а в противоположную сторону. Бастерт прекрасно понимал, что ему давно бы уже пора сидеть за рулём и при свете фар старательно выбирать дорогу, пробираясь глухими просёлками в сторону Берлина. Но вместо этого непреодолимая сила влекла его к дому Грингеля.
Наконец он достиг цели. В окнах было темно, и Бастерт пришёл к выводу, что хозяина ещё нет. Он отошёл в сторону и растворился во мраке безлунной ночи.
В тот вечер Бертольд Грингель поздно возвращался домой. После того как все разошлись, он ещё долго сидел один у себя в кабинете. День выдался беспокойный, зато теперь должен наступить перелом.
Однако Грингель не был уверен, что с вредительством совсем покончено. Поэтому, уходя, он обошёл все цехи, проверил сторожей, поговорил с дежурным пожарником.
