Петр Шумский - За колючей проволокой
— Далеко живешь-то? Дом твой где? Мать жива?
— Ма, — обрадовался китаец. — Ма далеко… Китай, Люхо.
— Ага! — понимающе кивнул Дениска. — И у меня мать далеко, на Дону. — Его вдруг охватила нежность к товарищу, у которого мать тоже где-то далеко. Он вздохнул: — Хороший ты парень, а вот Шпака-то выдал. Как же это?
— Шпака — собака. Его мало-мало убивать надо, — убежденно ответил китаец.
Лошади осторожно вошли в воду, потянулись к ней мордами.
Дениска нерешительно сказал китайцу:
— До этого места нам дано задание, дальше ехать не надо…
— Ходи дальше, — предложил Ван Ли и погнал коня на середину реки.
Дениска не мог отстать от китайца. Прозрачная вода вскипала под ногами лошадей. Показался противоположный обрывистый черный берег.
«Пропадем», — опасливо подумал Дениска, бегло оглядывая прибрежные холмы.
Ван Ли на ходу соскользнул с лошади, молча подал повод Дениске. Прижав палец к губам, он показал куда-то рукой, ткнул пальцем себя в грудь.
Мягко захлопали по воде шаги китайца, а потом чуть слышно донесло шелест прибрежной травы. То и дело хватаясь за карабин, Дениска ждал. Ему казалось, что китайца нет уже давно — час, а то и два. «Может, заблудился?»
В эту минуту, прорвавшись сквозь туман, брызнуло июльское солнце. Туман таял на глазах, быстро прояснялся берег.
Влево по течению реки хлопнул орудийный выстрел, далеко позади послышался разрыв. И почти одновременно долетел шелест травы.
— Кто? — спросил Дениска.
Собственный голос показался ему чужим.
Вынырнула голова китайца.
— Наконец-то! — обрадовался Дениска. — Ну, что там?
— Ходи, — торопливо ответил китаец. — Моя видал, много видал поляка, ходи, скоро ходи.
Переехали реку, пустились наметом. За рекой опять заговорили орудия. Взбудораженная степь ухала от разрывов. Разведчики гнали лошадей напрямик. Ван Ли часто оборачивался, прислушивался:
— Пушка поляка тыр-ты, бух-бух.
Выбрались на толоку, свернули вправо, вскоре заметили всадников.
— Наши! — крикнул Дениска.
Подъехали. Встревоженный Буркин, не слушая донесения, ругался:
— Вы что, ополоумели — по два часа ездить! Слышь, какой огонь открыли. Давай, давай к командиру!
Терентьич нетерпеливо спрашивал:
— Ну, где неприятель?
Ван Ли радостно улыбался:
— Моя видала поляка, с ним ходила, — кивнул китаец на Дениску. — Моя ведет, твоя ходит; врага шибко много бить надо.
…В полдень полк вброд перешел реку Виляю. Когда выскочили на холм, китаец вдруг приостановил лошадь.
— Вон там, — указал он пальцем.
Впереди разворачивался противник. На правом фланге маячили драгуны. Полковое знамя реяло, окруженное всадниками. Пилсудчики тоже, видно, заметили красных, и польская пехота открыла огонь. Заклокотали пулеметы.
Бледный, стиснув зубы, Терентьич поспешно увел полк из-под обстрела.
Сзади ударили наши пушки. Под прикрытием артиллерии полк развернулся опять и пошел в атаку.
Перед Дениской то и дело взбрасывались черные фонтаны земли, вздыбленной снарядами. Около головы монотонно жужжали пули.
— Пулеметы наперед!
— Пулеметы наперед!
Вырвались тачанки. Кони рвали постромки, храпели. Ездовые, согнувшись, придерживали разгоряченных лошадей, переходивших в намет. Мимо Дениски проскочила передняя пулеметная тачанка. На мгновение перед ним мелькнули сосредоточенные лица пулеметчиков. Руки первого номера прилипли к затыльнику пулемета, второй вставлял в приемник ленту.
Ван Ли, низко пригнувшись, гнал коня, ему хотелось дорваться до врага первым. Вот уже догнал передних.
Краешком глаза заметил он сбитую вражьим снарядом тачанку, пулемет, на котором застыли неподвижные руки прекратившего стрельбу пулеметчика. Раненая лошадь, била окровавленной ногой оглоблю, рвала упряжь.
Миновав тачанку, Ван Ли перекрестил воздух палашом, приготовился. Впереди, в массиве пшеницы, залегла цепь противника. Ван Ли прикидывал расстояние, отделявшее его от врага, и вдруг почувствовал что-то недоброе: его оглушила внезапная тишина.
Он оглянулся и похолодел: полк, сбитый пулеметным-огнем белополяков, отходил к реке. Лишь Ван Ли все еще мчался к пшеничному полю, навстречу верной смерти. Ван Ли круто повернул назад. Доскакал до одинокой тачанки с умирающей лошадью, выдернул на скаку ноги из стремян и прыгнул в тачанку. Осторожно снял он с пулемета застывшие руки мертвого пулеметчика, посмотрел вперед. Цепь противника наступала ровно, спокойно, словно на учении. Зубастая пулеметная лента висела недострелянная, попахивая порохом.
— Шанго, — сказал китаец, нажимая на спуск.
Подрагивая, лента, как змея, потянулась из ящика… Быстро вдел другую, нажал, и в ушах отдался резкий машинный стук, словно одобряющий все, что он, Ван Ли, сейчас сделал: так-так-так…
Зеленая цепь противника перебежала вправо и вновь залегла в пшенице. Вторая приподнялась, рассыпаясь в перебежке, нагнала первую. Ван Ли видел перед собой падающих людей в зеленых мундирах с блестящими касками. На касках плавилось июльское солнце. Пулемет успокоительно твердил свою скороговорку: так-так-так-так-так-так-так…
Китаец повернул голову. Убитый конь лежал у тачанки, оскалив зубы.
«Неужели не уйду?» — испугался Ван Ли, сменяя очередную ленту. Гильзы, курясь синеватым дымком, падали под пулемет, росли горкой. Он повернул хобот пулемета влево и в недоумении замер. Там, впереди, суматошно мелькали всадники, поблескивая палашами. Капельки холодного, едкого пота заползли в глаза Ван Ли, на секунду затуманили их. Он поспешно стер пот рукавом рубахи.
Влево от перелеска, играя на солнце клинками, наметом заходила с фланга конница.
— У-р-р-а-а-а-а!..
— У-у-р-а-а!..
— У-у-р-р-а-а-а!..
— Наши!
Кавалерия противника во весь карьер, оставляя пыльный след на дороге, уходила к лесу. Пехота, не выдержав казачьего гика, бежала по пшеничному полю, кидая оружие. Ван Ли вставил в приемник последнюю ленту… Мимо проскочили первые конники.
— Слезай, ходя, слезай! — крикнул Дениска, поравнявшись с тачанкой.
Глава 3
Полк понес большие потери, и по приказу комкора в занятой с боя деревушке была назначена днёвка; вперед вышли другие, менее потрепанные части.
В полдень в штаб полка вызвали первую сотню. Командир сотни Лысак остановил бойцов у штаба, оглядел собравшихся селян, подумал: «Опять, должно, что случилось!»
В горнице вокруг старенького стола сгрудилось несколько стариков-крестьян и командование полка.
— Ага, вот и Лысак, — сказал Терентьич.
Лысак стрельнул взглядом по лицам стариков и, готовый к любому подвоху, отрапортовал командиру полка:
— Первая сотня по вашему приказанию прибыла!
— Видишь ли, — улыбнулся Терентьич, — мы тебе поручаем сегодня не совсем обычную операцию. — Он вытащил папироску, закурил.
«Что-то затевает», — подумал Лысак.
— …Командование полка совместно с крестьянами, как видишь, поручило твоей сотне до сумерек скосить хлеб. Машин, правда, мало, но кое-что починим и пойдет в ход. К работе приступить немедленно!
— Позвольте, — произнес Лысак, обескураженный неожиданным распоряжением, — а как же…
— Никаких «а как же»! — ответил Терентьич.
— Слушаю-с! — Лысак повернулся, как положено, и поспешно вышел из хаты.
Через час по деревне наперебой застучали молотки… Бойцы чинили косилки, бегали по дворам в поисках нужного инвентаря, смазывали ржавые части, впрягали лошадей. В поле, у деревни, дробно рассыпая рокочущую трель, плавала в волнах хлеба розовая косилка. На откидном стуле сидела девушка и то и дело сбрасывала рожь.
Дениска устроился на камне у крайней хаты, молча грыз окурок, смотрел в степь. Косилка поравнялась с ним. Девушка, устало вытирая ладонью лоб, вскинула на него спокойные серые глаза.
Дениска смущенно отвернулся, медлительно обдумывая:
«Это что же делается? Мне что, я — разведчик! А вот первой сотне попало. Ты думаешь, шутки сидеть на лобогрейке? Нет, братишка, ой, как это тяжело».
Он глянул на косилку. Она плавно уходила в степь, оставляя за собой колючую стерню.
«Это разве работа? Вот на пшеницу бы ее посадить… дивчину эту… Она бы не встала после трех гонов».
Поднялся, намереваясь уйти, но украдкой еще раз поглядел в степь. Косилка, срезая прямой угол, опять шла к нему.
«Пропущу — тогда пойду», — подумал Дениска, присаживаясь. Из деревни в степь выехали еще три косилки. Крестьяне вперемежку с бойцами шли следом, громко разговаривали.
Высоко клубились тучи. На горизонте дождь наискось шнуровал небо.
«Хотя бы докосить успели, а то дождь перебьет», — подумал Дениска.
Розовая косилка снова подошла к камню.
Вглядываясь в погонщика, Дениска узнал своего командира Буркина.
