Николай Дементьев - Какого цвета небо
– Какой клоун пропадает!
И услышал строгий голос Лены:
– Ты, Иван, хоть разделся бы, чем во всем до песку валяться!
Я встал послушно, стянул через голову рубаху, снял кеды, брюки. Покосился на Татьяну: она была уже в одном купальнике, сидела на коврике, рисовала что-то на песке пальцем. А очков на ней не было.
– Ну, Таня, сначала купаться или поиграем? – спросил Венка.
– Все равно, – негромко ответила она.
– Сначала надо размяться, а потом уже в воду! – рассудительно проговорила Лена.
– Ну что ж, – ответил Венка. – А где же наши… молодожены?
Я даже не заметил отсутствия Гуся с Лямкой.
– Не нравится мне скоропалительность их истории. Нет, не нравится! – решительно сказала Лена, закалывая волосы; в купальнике она была совсем как Светка, только чуть больше размером.
– Любовь зла! – значительно произнес Венка и засмеялся, глядя на Татьяну, точно приглашая посмеяться и ее.
Она глянула мельком на меня – я вспомнил, что именно так же она смотрела на меня еще в школе, – и сказала задумчиво:
– Это Чехов, кажется, где-то писал… Дескать, никто не знает, что такое любовь.
– Ну, знаешь ли, Таня, если так подходить к этому вопросу… – начала Лена.
– Вопросу полов, – услужливо подсказал я.
– Вот именно, вопросу полов! – сердито уже повторила она. – То вообще бог знает до чего можно договориться. А оправдать уж – решительно все! Любую пакость! – И у нее покривились губы.
Венка нервно улыбался, потемневшими глазами поглядывая на меня и Татьяну. Заговорил рассудительно, как Лена:
– Крайности неуместны в любом деле, тем более – таком деликатном, как любовь. – Посмотрел на Лену – она кивала согласно и часто. – Разве кто-нибудь из нас может поручиться за то, что будет дальше у Кеши с Нешей?…
– Вот именно! – подтвердила Лена.
– Вы хоть себе-то не противоречьте, – сказала Татьяна.
– Это как то есть?! – вскрикнула Лена.
– В чем же мы противоречим себе, Таня? – спросил Венка.
А что такое общее есть у Венки с Леной?… Вот бы уж никогда не подумал раньше, что у них есть что-то общее!
– Женятся люди один раз! – сказал я. – И – на всю жизнь! – сказала Татьяна.
– И мы все – не посторонние! – с нажимом сказал я.
– Наше дело – предостеречь, поддержать! – в тон мне договорила Татьяна.
– Ну, знаешь, Таня, уж мне эти твои интеллигентские выверты! – сказала Лена, презрительно улыбаясь, и не сдержалась: – Если уж ты такая умная, почему у тебя в аттестате почти что одни тройки?!
– Сам дурак, – сказал я и повторил, как Гусь: – Брэк!
– Понимаешь, Аленушка, – проникновенно заговорила Татьяна, – я пока еще – вся в поиске! Я еще не нашла себя, ищу, поэтому и ошибаюсь непрерывно, понимаешь?…
Венка посмотрел на Татьяну, посмотрел, потом глянул на меня и – вдруг заулыбался уже совсем по-другому, сказал в тон Татьяне:
– Понимаешь, Аленушка, а ведь нам всем надо было помочь в свое время Тане, уберечь ее от троек, понимаешь?
У Лены вдруг так исказилось лицо, что я испугался, как бы она не заплакала. Подпрыгнул, замахал руками, как мельница крыльями, заорал совершенно по-дикому:
– Ратуйте, люди добрые!
Кажется, получилось: Татьяна и Венка засмеялись, а у Лены, главное, чуть разгладилось лицо.
– Жизнь, знаешь, не таблица умножения! – Венка все еще не мог остановиться, поглядывая на Татьяну. – Она не терпит стандартного подхода, в каждом отдельном случае требует творческого решения!
Он это изрек так, как будто открыл теорию относительности.
А вот уж в этом Венка с Леной – разные; она не будет, как хамелеон, по десять раз менять окраску в угоду другому. Я поглядел на Татьяну, продекламировал:
Писательский вес по машинам
Они измеряли в беседе:
Гений – на ЗИЛе длинном,
Просто талант – на «Победе».
А кто не сумел достичь
В искусстве заметных успехов,
Тот покупает машину «Москвич»
Или ходит пешком…
Венка и Лена смотрели на меня, наверняка не знали этой эпиграммы Маршака.
– Есть еще и такие примитивы, которые способны… – начала Лена.
– А что? – перебил ее Венка. – Благосостояние сейчас на таком уровне, что наличие мотора в семье…
Татьяна перебила его:
– Подожди, Вена-Веничек, дай закончить эпиграмму! – Помолчала, глядя на ждущих Лену и Венку, вздохнула тяжело:
Тот покупает машину «Москвич»
Или ходит пешком… как Чехов.
Лена засмеялась:
– Как Чехов, Веничек, как Чехов!…
Из всего сказанного и мной, и Татьяной уловила, к сожалению, только одну деталь – автомобиль: у Венки он есть, а у Чехова – не было, но Чехов остается Чеховым!
– Эрудиты! – насмешливо проговорил Венка.
Глаза его все темнели, темнели, а желваки на скулах сделались тугими. Он посмотрел на меня, я тотчас встал в боксерскую позицию, изобразив на лице сложную комбинацию из умильной благоглупости и держимордовского величия. Татьяна и Лена смеялись вовсю. Их смех и довершил дело. Схватываться со мной в честном джентльменском бою Венка, конечно, не решился, поскольку в этой области у нас с ним уже имелся кое-какой опыт. А смех, как известно, перенести труднее.
– Ну, знаешь, Татьяна! – так это выразительно начал Венка. – После всего, что у нас было!…
– Это не для протокола, товарищи! – важно сказала нам с Леной Татьяна и с крайней заинтересованностью спросила Венку: – Простите, а что у нас было? Только покороче, если можно: товарищи приехали купаться.
– И загорать! – крикнула Лена.
– А также – играть в мячик! – не мог не дополнить я.
И вот здесь, откровенно говоря, возник момент, когда я уже подумывал, не пустить ли в дело кулаки. Венка буквально кос к носу подступил к Татьяне, а из трепещущих его ноздрей – богом клянусь! – явственно вырывалось огнедышащее пламя! То самое, к помощи которого прибегал еще дракон, так красочно представленный в народных сказках. Но воспоминание о предыдущей встрече с моими кулаками, видимо, было слишком свежим. Поэтому из намечавшейся борьбы Иванушки-дурачка с драконом за жар-птицу ничего не вышло. Венка предусмотрительно сделал шаг назад, по-мальчишески отчаянно выкрикнул:
– Всё, Татьяна, всё!
И такое у него было лицо, что мне стало жалко его.
– Прошу выражаться яснее! – сказала Татьяна. – Что вы имеете в виду под словам «всё»? Перестаем вместе готовиться к экзаменам или еще что-нибудь?
Только что все мы имели счастье лицезреть огнедышащего дракона, и тотчас, использовав сказочный прием чудесного перевоплощения, Венка предстал пред нашими очами в роли мягкого и беззащитного ягненка. Сказал Татьяне, даже пытаясь улыбнуться:
– Ну прости, погорячился!… Ты же знаешь мой характер.
– Внимание! – возгласила Лена. – У Венки Дмитриева, оказывается, имеется еще и характер!
– У меня тоже имеется характер, – сказала Татьяна, сложила руки на груди. – Поэтому ты, Вена, вернешь мне учебники, а также скажешь родителям, что я заболела. На дачу к вам я больше не приеду! -
Вдруг схватила Лену за руку, и они побежали к воде. Я поймал себя на том, что во все глаза гляжу на голые стройные ноги Татьяны, отвернулся поспешно, затоптался рядом с Венкой. Сказал ему наконец:
– Чего ж так стоять, пойдем выкупаемся, что ли?… – И все не мог согнать с лица улыбку.
– Знал бы ты, до чего же я тебя ненавижу! – хрипло выговорил он.
Я поглядел на него: чувство было искренним, сомневаться не приходилось! Взял его за руку, он качнулся, как пьяный, послушно пошел за мной. Не знаю, сколько мы прошли вот так, проваливаясь голыми ногами в песок. Я по-прежнему вел его за руку, как ребенка, а он послушно шел за мной.
Я как-то вдруг позабыл даже про всю эту выразительную сценку, помнил только о главном, что случилось наконец-то у нас с Татьяной! И одновременно ещё чувствовал неловкость и стыд за свое счастье. Поэтому сказал от смущения:
– А я вот ненавидеть, наверно, никогда не смогу выучиться.. И он вырвал свою руку.
Я вошел в воду, почувствовал ее освежающую прохладу, увидел вдали смеющиеся лица Татьяны и Лены. А вокруг было солнце, сверкающая, точно туго натянутая гладь залива, веселые голоса, загорелые тела, высокое-высокое небо… И осталось только смеющееся лицо Татьяны, а все остальное, связанное с Венкой, будто исчезло! Я только успел оглянуться назад, крикнул ему что-то ободряющее и – больше уже точно вообще не распоряжался собой.
Нырнул, проплыл слегка под водой, с удивлением, как всегда, приглядываясь к необычному, оранжево-зеленому подводному миру: в нем так и чувствуется своя, особенная жизнь. Вынырнул, разглядел торчавшие вдали головы Татьяны и Лены – они что-то весело кричали мне, – пошел к ним жадным, азартным кролем, как на стометровке. Выдыхал в воду, стараясь разрезать ее головой; когда хватал воздух широко раскрытым ртом, краем глаза успевал заметить радужную воду, а узкой полоской, над ней – небо; они, как двухслойная лента, стремительно бежали мимо меня. Даже Татьяна на время, даже думы о маме – все пропало, осталось только ощущение воды, движения и собственного тела.
