Марк Ланской - Трудный поиск. Глухое дело
Таисия Петровна услышала, как хлопнула дверь. Она не могла сдвинуться с места. Поспешно перебирая события последних месяцев, она припоминала, как появился у них и околдовал всех этот негодяй. Она вспомнила, что Олег обычно приходил, когда в квартире других гостей не было. В беседах со своими друзьями Гена никогда его имени не называл и ее просил о нем не заговаривать, — и телефон его дал после нескольких напоминаний. Она даже не знает его фамилии, не знает, где он живет. Он прав, он может погубить их всех. Валюта! Что может быть страшнее? Это она виновата. Только она! Она привадила его к дому, заказывала ему белье, и кофточки, и туфли — для себя, и для Ксении, и для знакомых.
Вспомнилось многое. Она видела, как они запирались с Геной, о чем-то шептались, а она, дура, радовалась, что Гена уединяется не с девушками, а со взрослым культурным человеком. Она даже гордилась сыном, приобревшим таких солидных, обаятельных друзей. Слава богу, хоть муж ничего не знает. И никто не должен знать. Этот негодяй прав — спасенье Гены в том, чтобы никто, никто не узнал. Нужно молчать, молчать.
Она вспомнила, что Афанасий Афанасьевич обещал познакомить ее с известным адвокатом. Ему тоже об Олеге ни слова. Анатолий обещал свидание с Геной. Скорее в магазин!
4
Откуда взялось, как сложилось слово «фарцовка», никто не знал и докопаться не мог. Любители из работников уголовного розыска пробовали искать его этимологические корни, выдвигали разные гипотезы, но к единому мнению не пришли. Приходилось мириться с тем, что, несмотря на свою безродность, заумное слово обозначает стойкий вид правонарушений, порой принимающих опасный характер.
Фарцовка как промысел появилась вместе с иностранными туристами. Началось с невинного обмена сувенирами, а привело черт знает к чему.
Примерно так изложил предысторию падения Геннадия Рыжова следователь Марушко, хорошо знакомый Анатолию по другим делам.
Гена лет с двенадцати начал коллекционировать марки. Денег у него водилось больше, чем у других мальчишек, и это помогло ему связаться с «королями» черной биржи. У них обучился он азам грошовой спекуляции. Родители Гены и не заметили, как невинное увлечение превратилось в хитроумную торговлю с присущими ей взаимным надувательством, приятными прибылями и досадными убытками.
Кто-то из великовозрастных балбесов открыл Гене первоисточник новеньких заграничных марок — вестибюль гостиницы «Интуриста». Оказалось, что среди солидных путешественников, приезжавших с чемоданами, разукрашенными пестрыми наклейками, было немало страстных коллекционеров. Они охотно вступали в деловые отношения даже с малолетками, открывали свои карманные альбомы и с помощью пальцев устанавливали меновую стоимость различных марок.
Возникшие иностранные связи потребовали от Гены знания некоторых обиходных фраз на европейских языках. К восторгу Таисии Петровны ее обожаемый сынок стал здороваться и прощаться не только на английский, но и на финский манер. Гена сам вырос в своих глазах и свысока поглядывал на сверстников.
Марки привели к значкам. Первый понравившийся ему значок Гена выпросил. Добродушный турист, тронутый мольбой вежливого мальчика, вручил ему сувенир. В школе значок вызвал всеобщую зависть. После недолгих колебаний Гена продал значок своему однокласснику. На вырученные деньги он купил в киоске несколько наших значков и в первое же воскресенье обменял в гостинице на иностранные. Снова продал, и барыш оказался значительным.
Так неожиданно открылась удивительно легкая возможность доставать деньги помимо тех, которые выдавала мать на мелкие расходы. Когда Гена к 8 Марта преподнес маме подарок, купленный на «заработанные» деньги, Таисия Петровна хохотала до слез и рассказывала об этом знакомым, как анекдот с самостоятельным названием: «Генка-бизнесмен».
Гена учился уже в восьмом классе, когда его задержал комсомольский патруль. Это был первый настоящий испуг. Его привели в штаб, где толпились несколько парней и девушек. Его долго стыдили, доказывали, что приставать к иностранцам некрасиво, что он позорит советскую молодежь. Он ожидал чего-то более страшного, и испуг прошел. Он оправдывался тем, что увлечен коллекционированием, обещал никогда не попрошайничать, и его отпустили.
Первое задержание либо потрясает и надолго остается в памяти, либо поощряет правонарушителя на дальнейшие подвиги. Гена убедился, что ничего, кроме скучных слов, на вооружении комсомольцев нет и никаких серьезных неприятностей они причинить не могут. Вместе с этими выводами окрепло чувство уверенности в своей ловкости и безнаказанности.
Переход от сувениров к более полезным вещам, годным к употреблению, произошел незаметно и безболезненно, Иностранцы оказались охочими до советских денег. Среди них были большие любители русской водки, и валюты на нее не хватало. Поэтому они без стеснения отдавали по сходной цене личное барахлишко. Гена скоро узнал, что любой предмет, украшенный маркой зарубежной фирмы, находил покупателя, готового уплатить втридорога.
Среди мальчишек, промышлявших около гостиницы, Гену приметили взрослые тунеядцы, поставившие спекуляцию заграничными вещами на широкую ногу. Этот рослый, хорошо одетый школьник, умевший держаться в любом обществе, был для них находкой. Его молодость служила хорошим прикрытием. Отдельная квартира, где никого, кроме доброй снисходительной мамаши, не было, стала отличной базой.
У Гены образовался круг веселых друзей — бездельников, бросивших школу или провалившихся в вуз, какой-то студент, неведомо где работавший актер. Все они отлично танцевали, знали толк в джазах и в нейлоновом белье. Они привили Гене вкус к хорошим ресторанам и дорогому вину, — вкус к жизни легкой, иронической и бездумной.
Таисия Петровна сама называла себя тряпичницей и гордилась этим званием, как простительной слабостью хорошенькой женщины. Когда Генины друзья подарили ей кофточку, на которую оглядывались в театре, она стала встречать их у себя как добрых друзей. Кофточка была продемонстрирована всем знакомым. Пришлось просить мальчиков достать что-нибудь вроде этого поверженным в прах приятельницам. Разумеется, не в качестве подарка, а по цене, сложившейся на подворотном рынке.
Однажды Гену задержали около морского порта с блоком жевательной резинки, только что приобретенным у какого-то кочегара. На этот раз дело обернулось серьезнее. Его привели в милицию. Составили акт, прочитали ему некоторые статьи Уголовного кодекса, предупредили, заставили написать обязательство, что никогда больше он такими делами заниматься не будет. Мало того — еще сообщили в школу.
Директор школы вызвал Таисию Петровну, похвалил Гену за способности и выразил крайнее удивление по поводу милицейского протокола. Оба сошлись на том, что это несчастный случай, из которого все же нужно сделать некоторые выводы. Директор обещал не предавать историю гласности, а Таисия Петровна обязалась строже смотреть за сыном.
Весь день она больно переживала разговор с директором, а вечером учинила Генке и его друзьям изящно оформленный скандал. Она описывала им свои материнские чувства, укоряла в легкомыслии, рисовала те ужасные последствия, которые могли бы быть, если бы директор не оказался приличным человеком, глубоко уважающим ее мужа. Она запретила Генке появляться среди иностранцев, грозила сообщить отцу, умоляла мальчиков порвать связи с туристами или, в крайнем случае, проявлять всемерную осторожность.
Гена слушал с огорчением на лице. Его друзья очень ценили их квартиру, не хотели ее терять и обещали оберегать Гену от подобных неприятностей. К Таисии Петровне вернулось хорошее настроение. Вечер закончился прослушиванием новых пластинок и демонстрацией последних достижений танцевальной техники.
Фарцовщики действительно перестали пускать Гену на рискованные уличные операции. К этому времени среди туристов, уже побывавших в Советском Союзе, появились постоянные клиенты. Это было гораздо удобнее. С ними не нужно было вести утомительных переговоров. Встречаться с ними можно было на заранее условленных местах. И что самое важное — они уже сбывали не личное, случайное и часто поношенное барахло, а заранее заказанные вещи определенного ассортимента.
Следователь Марушко не посвятил Анатолия в детали последней операции, когда одного туриста-контрабандиста, приехавшего на своей машине, удалось поймать с поличным. Его и двух приятелей Гены, юркнувших в машину на короткой остановке в глухом переулке, проследили до базы — до гаража, в котором стоял «москвич» Гениного отца. «Москвич» выкатили во двор, а машину туриста загнали в гараж. Там выпотрошили сиденья, спинки и даже дверцы, нафаршированные вещами. Нагрузившись товаром, фарцовщики пришли в Генкину комнату, где их уже поджидали оперативные работники.
