Валентин Овечкин - Собрание сочинений в 3 томах. Том 3
В последнее время деревенские темы как бы отданы «на откуп» молодым авторам. «Старики» устранились (не считая второй книги романа М. Шолохова и некоторых других книг). И надо заметить, что писательская молодежь не дремлет, начинает глубоко и всерьез разрабатывать эту, если нельзя сказать — неподнятую целину в нашей литературе, то, во всяком случае, целину, еще не возделанную как следует, вспаханную недостаточно глубоко и с огрехами. Молодежь берется за деревенские темы смело и решительно. Отрадное явление! Есть у нас уже повести, очерки, в которых видна большая и любовная работа над колхозным материалом, глубокое и добросовестное его изучение, зоркий взгляд художника-исследователя, гневное отношение к недостаткам, горячее желание вмешаться в жизнь, помочь партии в ее трудной работе по подъему деревни.
Говоря это, я имею в виду даже не таких писателей, как Владимир Тендряков, или Тихон Журавлев, или Гавриил Троепольский. Эти писатели уже широко известны нашим читателям. Я говорю о новых авторах, таких, как Иван Антонов из Мордовии, как Григорий Бакланов. Очерки И. Антонова в двух номерах альманаха — «Год 37-й» и «Год 38-й» — и очерк Г. Бакланова «В Снегирях», опубликованный там же, — эти вещи, при известных, конечно, недостатках, имеют характерные признаки настоящей, большой литературы о деревне. С хорошими деревенскими очерками выступили С. Залыгин, М. Жестев. В небольших повестях Ф. Певнева, изданных «Советским писателем», подняты острые жизненные проблемы, взяты верные конфликты. Большое знание материала, не кабинетное, а «полевое» изучение колхозной жизни обнаруживает Г. Радов в серии рассказов, напечатанных в «Огоньке». Интересную, своеобразную повесть о колхозах Западной Белоруссии написала Лидия Обухова.
Очень приятная общая черта в творчестве ряда молодых писателей — то, что они входят в колхозную тему не гостями-дачниками, которых деревня интересует лишь постольку, поскольку в ней водятся такие вкусные вещи, как ранние огурцы, редиска, помидоры, клубника. Авторы, которых я назвал, и некоторые другие, уже замеченные читателями, подходят к деревенским темам по-хозяйски. Им до всего — дело. Они не бросаются на экзотику, ищут большие проблемы в будничной работе колхозников, в их обыденной жизни. И в общем создается литература глубокая по содержанию и художественная по форме, с настоящими, не высосанными из пальца конфликтами, с живыми типами, полнокровными характерами, литература, которую с интересом читают и люди, далеко отстоящие от колхозной жизни, не специалисты сельского хозяйства.
Но успехи молодежи нисколько не оправдывают и не закрывают слабости интереса к колхозным темам у многих других писателей, опытных и зрелых мастеров пера, с которых, собственно говоря, спросу больше, чем с молодежи. Факт остается фактом — деревня, с ее многообразной тематикой и острейшими проблемами, занимает пока в общем объеме нашей литературы незначительное место.
Итак, можно считать установленным, что «перегибов» в сторону деревенских тем в нашей современной советской литературе пока нет. И, стало быть, творческая дискуссия на тему деревенской литературы — дело нужное и полезное. Может быть, она привлечет внимание писательской общественности к деревне.
Вероятно, у каждого писателя есть страсть к путешествиям (во всяком случае, должна быть такая страсть). Но, как бы много ни ездил писатель, как бы он ни был подвижен, всюду не успеешь побывать, даже за всю свою жизнь. Так, может быть, мы восполним в какой-то мере эти пробелы в нашем знании колхозной жизни в тех краях, где мы еще не бывали, утолим хоть немного нашу профессиональную жажду все повидать, все пощупать своими руками тем, что поговорим, расскажем друг другу, что видели: одни — в колхозах центральной полосы, другие — в колхозах и совхозах Урала, Казахстана, третьи — в колхозах Дона, Кубани? Поделимся друг с другом, так сказать, в перекрестном порядке своими местными наблюдениями и впечатлениями. Страна наша так велика и один отдаленный край так не похож на другой край, что, я думаю, писателю, занимавшемуся, главным образом, южными, донскими или ставропольскими колхозами, очень интересно будет узнать, услышать от своего брата литератора об особенностях колхозного строительства в Прибалтике или об освоении целины в новых совхозах Алтайского края.
Но делиться впечатлениями и наблюдениями надо по-честному, откровенно и щедро, без жадности, не боясь, что кто-то у тебя украдет такую-то тему. Если писателя распирает от мыслей и наблюденных в жизни тем и он мучается оттого, что не успеет сам обо всем, что его волнует, написать, — можно лишь благодарить того, кто возьмет у тебя часть ноши, под которой тяжело твоим плечам, и понесет ее рядом с тобою.
И вообще, если так легко перехватить тему у другого писателя, значит, она у него плохо лежала. И если кто-то возьмет у тебя тему и напишет лучше, чем ты сам смог бы написать, — от этого литература только выиграет. А ежели этот проворный собрат по перу и перебежит тебе дорогу, напишет быстро, но плохо, как говорят — только измусолит тему, — тебе не возбраняется еще написать о том же, по-своему и гораздо лучше. Да и вообще в жизни у нас сейчас много таких явлений, о которых можно и нужно писать не раз, не в одном-единственном очерке или рассказе, не боясь повторений и однообразия. Однообразия все равно не получится, потому что пишут разные авторы, в разной манере. А повторения тут не страшны и даже нужны, ибо одним ударом ничего не сделаешь, надо долбить и долбить в ту же точку. Это совершенно необходимо, например, когда речь идет о борьбе средствами литературы с такими врагами советского общества, как бюрократизм, формализм, карьеризм, и еще слышал я одно новое словечко — «холуизм». Тут на каждого такого врага, сообразуясь с его живучестью и многоликостью, надо написать по сотне повестей, рассказов и очерков — и то не будет много.
Вот если мы в нашей творческой дискуссии поговорим и о жизни, мне думается, это будет неплохо. Поразмыслим над некоторыми новыми явлениями жизни, сложными вопросами, которые выдвигает перед нами жизнь, поделимся человеческими наблюдениями и опытом разработки трудных тем. Если мы оправдываем звание разведчиков глубинных жизненных процессов, то нам есть о чем поговорить.
И конечно, большое место мы отведем разговору о мастерстве, о художническом подходе к тому материалу, что в изобилии дает нам жизнь при внимательном ее изучении. Нам предстоит еще художнически оценить опубликованные главы из второй книги «Поднятой целины» — главы, которые, вероятно, всеми нами были прочитаны с наслаждением и радостью и вокруг которых можно развернуть большой и поучительный разговор о мастерстве Михаила Шолохова. Все мы еще далеко не достаточно учимся у этого крупнейшего художника слова нашего времени. Нам следует затем обменяться мнениями о книгах других авторов, поговорить о разных творческих манерах, разных жанрах и стилях, достоинствах и недостатках этих книг, разобраться в причинах удач или неудач того или иного автора.
Без мастерства, без умения отобрать главное из груды материала, без умения ярко и образно живописать словом благие намерения самого честного литератора, как бы он ни был тесно связан с жизнью, могут так и остаться благими намерениями…
IIНевозможно обозреть все, что есть у нас примечательного в деревенской литературе. Да и не следует, пожалуй, пытаться все охватить. Можно ограничиться в дискуссии разбором тех или иных книг, которые могут расширить круг нашей беседы. Разгорятся, может быть, и споры.
Не буду специально и очень уж подробно говорить об отдельных вещах, а постараюсь как-то сгруппировать ряд вопросов, на которых, мне кажется, следует остановиться. И о литературе буду говорить лишь о самой новой, о произведениях, вышедших в печати в последние годы.
Самым крупным событием в области романа за последнее время, бесспорно, явились главы из второй книги «Поднятой целины», опубликованные в «Правде», «Огоньке» и «Октябре». Очень жаль, что мы не могли еще прочитать полностью вторую книгу «Поднятой целины», но это не наша вина. Если бы вышел уже хоть один экземпляр журнала с окончанием романа, мы бы как-нибудь собрались, не поспали ночь и прочитали бы все. Но этого экземпляра, к великому сожалению, пока нет, и приходится говорить только о том, что было перед нашими глазами.
А перед глазами нашими было, безусловно, чудесное творение большого художника. Кто из нас не испытывал зависти, хорошей, беззлобной, движущей литературу вперед, творческой зависти, читая продолжение «Поднятой целины»: «Эх, как же он, Шолохов, разбирается в глубинах души человеческой! Как великолепно выписаны характеры! Как бесподдельно народен язык, какие изумительно точные, бьющие прямо в сердце читателю слова!»
Еще в «Тихом Доне» великое демократическое значение творчества Шолохова заключалось в том, что он впервые в истории всей мировой литературы в многотомной эпопее дал богатство духовного мира людей, благородство, многоцветную красоту чувств, большие мысли, бездонную глубину страстей на материале жизни простого народа. До него другие романисты за всеми этими сложными и тонкими проявлениями чувств и страстей человеческих обращались к миру людей «образованных», аристократии, дворянства, интеллигенции. В среде малограмотных крестьян или рабочих им не хватало «духовного материала» для написания таких по объему и охвату событий эпопей.
