Вера Кетлинская - Дни нашей жизни
— Я не могла поступить иначе.
Раскатов поглядел на нее очень внимательно и вдруг спросил:
— Площадь у вас есть?
Она не сразу поняла вопрос.
— Ах, жилплощадь... Да, комната была забронирована. В заводском доме.
— Семья?
— Нет. Я одна.
— Совсем одна?
Он был слишком молод, чтобы понять, как это больно — быть совсем одной. Сжав губы, она не ответила.
— Так... — пробормотал он, вглядываясь в ее посуровевшее лицо. — Значит, вся сложность в том, что подзабыли турбины...
Он взял телефонную трубку, заговорил негромко, голосом человека, уверенного в том, что его слушают внимательно:
— Григорий Петрович? Раскатов говорит. Как у вас сегодня с турбиной? Ну-ну! На следующем бюро послушаем вас. Подробно, по узлам. А теперь вот что. К вам зайдет инженер... Карцева, Анна Михайловна. Ваш бывший работник. Турбинщик, но боится, что все перезабыла... Само собою, я так и сказал. Нагрузите ее как следует, ладно?.. Значит, понял?..
— Идите к директору завода, товарищ Карцева. И принимайтесь за работу. Что не помните — не стесняйтесь спрашивать. И помогите нам раскачать цех. Осваиваем новый тип турбины высокого давления. И осваиваем нелегко. Вы, наверно, знаете: цех был разрушен почти полностью. Только восстановили, подсобрали кадры да возобновили довоенное производство, и сразу — на высшую техническую ступень...
Видно было, что трудная техническая задача увлекает его и возбуждает в нем гордость. Не спрашивая, Аня уже знала, что он инженер, выдвинутый партией на партийную работу, что на заводах он чувствует себя «дома». И она спросила его, как инженера, об особенностях новой трубины. Он живо перечислил основные данные — давление, температуру, мощность, — попутно приглядываясь к Ане.
— Но таких машин еще никогда не выпускали! — восхищенно и растерянно проговорила она. — Параметры небывалые!..
Он удовлетворенно улыбнулся:
— Так ведь и во всей промышленности после войны. Техника шагнула далеко вперед, а темпы стали намного выше довоенных. Следили?
По острому вниманию Раскатова она поняла, что он еще раз проверяет ее.
— Настолько, насколько удавалось.
— Основную задачу ленинградской промышленности знаете?
— Технический прогресс? — быстро отозвалась Аня. — Конечно, читала. Мне это показалось естественным при наших кадрах и уровне технической культуры.
Раскатов поморщился.
— Только не думайте, что все это лежит готовеньким, — предупредил он. — И насчет кадров... старых-то осталось дай бог одна четвертая часть. И они должны в кратчайший срок передать свой опыт и культуру новичкам. Учеба идет на ходу, потому что мы должны не только освоить выпуск технически передовых изделий, но выпускать их много и быстро, очень много и очень быстро, — народное-то хозяйство ждет, требует. Взять хотя бы турбины. Вы и на Дальнем Востоке насмотрелись, наверно, на строительство новых электростанций?
— Понимаю, — весело сказала Аня и встала. — Две большущие задачи сразу. Знаете, мне очень хочется скорее на завод.
Он тоже поднялся и дружески потряс ее руку:
— Новую турбину должны были закончить и испытать в этом месяце, но… В общем, вы попадете в самую горячку. На вас сразу навалятся. А вы не отбивайтесь, залезайте по уши.
Аня вышла из здания райкома и засмеялась. «Трусиха, — сама себе сказала она. — Навыдумывала!..»
Завод открылся издалека — громадина, возвышающаяся над всем районом кирпично-бурыми корпусами и закопченными трубами, Аня даже остановилась, таким он оказался милым сердцу.
Она вспоминала завод всегда в подробностях: участок сборки, где начала трудовую жизнь; полюбившихся ей людей, с которыми вместе работала и охраняла завод в часы воздушных налетов и обстрелов; цеховую столовую с голубыми стенами — там происходили все собрания и там однажды, в первые дни войны, она следила за тем, как самый родной человек в быстро движущейся очереди подходил к столику с растущим списком народного ополчения, подошел, нагнулся и твердо написал: П. Карцев... Вспоминались ей черные фронтовые осадные ночи, когда рабочие ремонтировали подбитые в боях, опаленные танки; ночные дежурства на крыше, когда чужие самолеты завывали в небе над самым заводом и то тут, то там вздымались огненные столбы взрывов и вспыхивали пожары, и видно было, как на зловещем свету суетятся люди, усмиряя пламя... Целые цехи тогда надолго замирали, превращались в обугленные коробки, обрушивались грудами камней и скрюченных металлических ферм. Эшелон за эшелоном уходили на восток, за Урал, увозя людей и станки. Казалось порою — конец заводу, конец. И только упрямая душа советского человека вопреки всему упорствовала в своей вере, в своем знании — нет, не конец! Не быть концу, не допустим!..
И вот он перед нею — громадный, невредимый, как будто и не вынесший трехлетней битвы.
Она узнавала каждый цех, каждый переулок между корпусами, каждый кран, выделяющийся на дымном небе. Только пристально вглядевшись, можно было обнаружить следы пережитого, но то были не развалины, не обгорелые остовы, а следы возродившего их великого труда: новые здания на месте разрушенных, розоватые пятна недавней кирпичной кладки на старых, побуревших стенах, светло-серые бетонные колонны рядом с более темными, покрытыми многолетней копотью.
Аня заторопилась, спотыкаясь на выбоинах тротуара и все-таки не отрывая глаз от завода.
«Я же своя, своя!» — хотелось ей крикнуть в бюро пропусков, где ей равнодушно, как чужой, выписали разовый пропуск.
Она вышла из проходной и задержалась на скрещении многих протоптанных на снегу дорожек, пересекавших хорошо знакомый двор. Свернуть налево — и придешь к своему цеху. Завернуть за угол — в партком, дойти до второго подъезда — завком и редакция многотиражки. Пойти прямо, мимо садика, где летом бьет фонтан, — заводоуправление. Все манило, всюду хотелось заглянуть, разыскивая знакомые лица или хотя бы знакомые комнаты, привычную обстановку деловой суеты, споров, телефонных звонков... Тут ей и жить.
И она пошла к директору.
Ей пришлось ждать. Девушка-секретарь, свирепо нахмурив белесые бровки, названивала по телефону и однообразным голосом говорила в трубку:
— Товарищ Евстигнеев? Срочно для Григорий Петровича график по обеспечению турбины. К восьми ноль-ноль. Товарищ Митрохин? Срочно для Григорий Петровича график по турбине. К восьми ноль-ноль.
Иногда сквозь однообразие слов и интонаций прорывалось живое, человеческое возмущение:
— То есть как это «завтра утром»? Вы что, товарищ Пакулин? Григорий Петрович требовал к шести ноль-ноль, я и так два часа выпросила!
Аня Карцева старалась угадать, в какой цех звонит секретарь и какие заготовки или детали этот цех поставляет. Завод лихорадило из-за новой турбины, это напряжение передалось и Ане.
Она вошла к директору, готовая к любой работе — чем труднее, тем лучше. И поэтому говорить с ним ей не было трудно, хотя директор принял ее неохотно, был суховат, то и дело отвечал на телефонные звонки властным, а иногда и резким голосом.
— Откуда приехали? — спросил он Аню, без интереса и невнимательно просматривая ее документы.
Аня ответила коротко и точно, не вдаваясь в подробности.
Уловив воинскую сдержанность ответа, Немиров с любопытством пригляделся к новому работнику и спросил дружелюбнее:
— Давно не отдыхали?
— Давно. Но я не устала.
— И хотите приступить немедленно?
— Да.
Доброе выражение на миг осветило лицо Немирова, и Аня добавила:
— Знаете, когда начинаешь новую полосу жизни, ожидание утомительней любой работы.
— Да, да, — согласился Немиров, хотел было еще что-то добавить, но сдержался, сказал строже: — Так вот, идите в турбинный. Предрешать должность не буду, им виднее, но ручаюсь, что работы хватит. Обратитесь от моего имени к заместителю начальника цеха Полозову.
— Полозову?! — вскрикнула Аня.
Они проработали вместе всего несколько месяцев перед его отъездом на Урал, но сейчас Аня обрадовалась ему как родному.
— Старые знакомые? — задумчиво спросил Немиров. — Что ж, это хорошо. Только не увлекайтесь, дорогой товарищ, вместе с ним. Не витайте в облаках, когда под ногами ухабы.
— Витать в облаках не по моему характеру, — откликнулась Аня. — А Полозова помню как хорошего организатора и коммуниста. Если это тот самый Полозов.
Немиров с живым интересом смотрел на Карцеву, словно прикидывал: чего ждать от нее — помощи или помехи.
— Товарищ Раскатов рекомендовал вас, говорит: душа дела просит. Действуйте. А начальника цеха Любимова вы знаете?
Она силилась вспомнить: Любимовы... Любимовы... ах да, новые соседи по квартире, табличка на входной двери: «Любимовым — 2 звонка». Значит, сосед — начальник цеха?
