Евгения Изюмова - Аттестат зрелости
коснулась пальцами шелестящих тополиных веток. - Зелёный... Я бы всю жизнь прожила здесь.
- А университет? Ты же хотела в университет, на факультет журналистики.
- Хотела, - с грустью откликнулась Светлана. - Но не буду поступать.
- Почему? - удивился Сергей: уж кто-кто, а Светлана Рябинина давно уж определила себе дорогу в жизни, распределила всё по полочкам.
- Я хочу на завод пойти, годик поработать, подумать, а вдруг не гожусь в журналисты.
- Ну, это ты зря. Год потеряешь. Зачем? А... - он запнулся, - выговор тебе так и оставили в газете?
- Оставили. Да что об этом? «Что было, то было...» - пропела, но совсем не весело. - А школу газетчиков всё же я окончила. Так что у меня уже есть одни «корочки». Хочешь посмотреть? - она достала из сумочки удостоверение в красном ледерине и горделиво протянула Сергею. - Всё-таки закончила... - и грустно улыбнулась.
Она могла бы рассказать Сергею, как посещала последние занятия, как невыносимо трудно было смотреть в глаза Лугового.
Но Светлана не знала, что Луговой, всякий раз приходя на занятия рабкоров, страстно желал не увидеть её. Упорство Светланы и раздражало его, напоминало о несправедливости, но удивляло и вызывало уважение необычное настырство девушки, ведь понимал, что трудно ей видеть работников редакции, трудно писать в газету, а она всё же писала, правда, значительно реже и совсем не обращалась за советом к Луговому.
С востока синело небо, а на западе - чёрная ночь: на город надвигались тяжёлые грозовые тучи. В самом центре лилового полукольца край особенно зловещей тучи, подсвеченной бессильным солнечным лучом. Солнце робко пыталось отдать земле свой луч, но он так и не достиг ее, завяз в грозовых клубах. И только в том месте, где луч хотел вырваться из жёстких объятий, осталось пятно кремового цвета, напоминавшее орла со злобно раскрытым клювом и широко раскинутыми крыльями. И когда небо со сверканьем и грохотом раскололось надвое, Светлане показалось, что этот орёл, совсем, как живой, взмахнул крылами, ринулся вниз, на город.
Шквальный холодный ветер рванул верхушки тополей, пригнул цветы на газонах, и потоки воды обрушились на людей, застали их врасплох, заставили бежать по улице, искать укрытие от дождя.
Светлана и Сергей вскочили на крыльцо городской библиотеки под защиту крыши небольшой террасы.
Смеясь, они потешно отряхивались, как весёлые котята, угодившие по вине своего любопытства в бочку с водой.
Светлана слегка вздрагивала при каждом раскате грома.
Герцеву вспомнилось, как однажды Лариска Кострова высмеивала Светлану за то, что подруга боится грозы. И Сергею захотелось обнять девушку, сказать: «Не бойся, я с тобой». Но молча снял пиджак и накинул ей на плечи:
- Замёрзла?
- Нет, - выдавила Светлана посиневшими губами - дождь был неожиданно холодный, совсем не летний.
- Нет, а сама чечётку зубами выбиваешь, - проворчал Сергей.
Светлана хотела сбросить пиджак, но Сергей положил ей на плечи руки и негромко произнёс:
- «Будь, пожалуйста, послабее, будь, пожалуйста», - он читал стихи так, словно умолял, а плечи Светланы окаменели под его ладонями, глаза - как блюдца, и в них затаился испуг.
- Это ты сам написал? - прошептала Светлана, а глаза - тревожные, вопрошающие.
- Нет, Рождественский, - Сергей совсем недавно натолкнулся на это стихотворение, листая томик стихов, и сходство характера неизвестной девушки с характером Светланы Рябининой потрясло его. Как просто и ясно сказано: «Будь слабее». Ну, как можно полюбить её, такую самостоятельную и дерзкую, если она всегда топорщится, как ёрш, если она и сама в обиду себя не даст, не будет ждать защитника?
- А-а-а... - разочарованно протянула Светлана. - Я думала, ты написал, а стихи посвящены... Осиповой.
- При чем тут Осипова? - удивился вяло Сергей.
- Ну как - при чём? Новый год ведь вместе встречали?
Сергей рассердился: опять задирается. И спросил злорадно:
- А чего же друга твоего не видать?
- Олега? Дома, наверное, к экзаменам готовится.
- Нет, другой, Торбачёв с механического. Девчонки говорили, что он возле тебя целыми днями торчал, когда практику на заводе проходили.
- Ну и что? Он же друг брата моего, Вовки.
- Ага-а! Друг Вовкин, а ты по дружбе замуж за него собралась.
- Откуда ты взял? - изумилась Светлана, не понимая, к чему клонит Герцев, и всё ещё улыбаясь. А Герцев накалился - дальше некуда. Рубил слова, удивляясь своей злобной вспышке: подленькая память подкинула ему разговор с Горчаковым, Ларискиным парнем, что Светка Рябинина дружит с Торбачёвым и, похоже, замуж выскочить за него собирается после школы. Вот почему она на завод хочет идти, а ему, понимаешь, сказки рассказывает!
-Я хотел как-то поддать ему, да больно тощий, переломится ещё!
- Серёж, что ты на Юрку взъелся? Что с тобой? - недоумевая, хлопала ресницами Светлана.
- А то! Ходила с Олегом, а теперь Олег побоку? Да? За двумя зайцами решила погоняться?
- За какими зай... - Светлана споткнулась на слове, зарделась вся до корней волос, крикнула, почти плача: - Юрка - добрый, он всё понимает! А ты, ты... - так и не нашла Светлана слово, чтобы больнее уколоть Сергея, размахнулась и треснула Герцева по уху. Умело ударила, по-мальчишески хлестко, до звона в ушах, до оторопи. Резко развернулась, стряхнула пиджак Сергея на доски террасы, вынеслась под ливень. Ладонь у неё горела, как ошпаренная, на глаза навернулись слёзы. Или это просто капельки дождя на ресницах?
За окном далеко-далеко рокотал, порыкивал гром. Светлана лежала в постели, свернувшись в клубок, слушала негромкое рокотание. В комнате было душно. Светлана соскочила с постели, распахнула окно. В лицо пахнуло свежестью послегрозовой ливневой поры, тонким запахом умытых цветов.
Светлана блаженно улыбнулась, закутавшись в простыню, взгромоздилась на широкий подоконник.
Перед окном росла берёза. Чистенькая, беленькая, кудрявая модница, кокетливая лопотушка. Рядом с ней тянулись вверх резной клён и кряжистый тополь, покачивала ветками рябина.
Светлана любила свою берёзку, все тайны ей доверяла, как подружке. Девчонкам столько не рассказывала, как ей. Светлане даже иногда казалось, что берёзка вместе с ней грустит или радуется, как живое существо.
- Здравствуй, Белочка. С добрым утром! - перегнувшись через подоконник, коснулась рукой гладкого ствола.
Берёза доверчиво качнула гибкими веточками и что-то пролепетала.
Небо из густо-синего размылось в серо-голубое. Восток бледнел, наливался багрянцем и голубизной.
«Как сказал Сережка? «Будь, пожалуйста, послабее...» У меня скверный характер. Вредный и упрямый. Задираюсь с ним? А зачем? Серёжа почти в любви мне признавался, а я ему - в ухо! Ну, есть ли кто глупее меня на свете?»
- Белочка, а я экзамен сдала. На пять. Последний. Физику.
И опять берёзка что-то прошелестела ей одобрительно.
Светлана появилась в школе, когда уже шёл экзамен. Она надеялась, что не встретит Герцева, он всегда заходил на экзамен первым. В коридоре его, и правда, не было. Только Игорь Оленьков маялся у дверей, да металась по коридору Кирка Воробьёва. У окна зачитывались шпаргалками Ерошкин с Остапенко.
Кирка тряслась мелкой дрожью:
- Ой, что будет! - она то хваталась за учебник, то перепрятывала «шпоры» и беспрестанно бубнила: - Ой, что будет, ой, что будет... Провалюсь, пролечу, как фанера над
Парижем...
- Ты бы пятак под пятку положила, - серьёзно посоветовал ей Оленьков. Ему-то чего волноваться, он уже экзамен сдал, причём на «отлично», теперь ждет Ольгу Колесникову.
- Ой, да положила уже... А какой толк? Вышла из дома, а навстречу соседка с пустыми вёдрами идет! Представляете?! С пустыми! И сон я плохой видела - деньги, деньги...
Медные. Это к слезам.
- Ну, а ты бы два пятака положила для нейтрализации, - так же серьёзно промолвил Оленьков, но не сумел скрыть озорных чёртиков в глазах, и Кирка поняла, что Оленьков дурачит её, накинулась на него с кулаками, замолотила по спине, а Игорь лишь посмеивался.
И тут она увидела Светлану, заголосила:
- Ты где пропадаешь? Почему поздно пришла?
- Захотела - и пришла, - буркнула Светлана. Ей и самой было не до смеха: с этими переживаниями и приключениями она успела повторить всего пятнадцать экзаменационных билетов, что ответить на другие пятнадцать она, конечно, знала, и всё же неплохо было бы освежить знания в памяти.
- Она, видите ли, захотела! - вскипела Кирка. - Тут люди гибнут, а она шатается где-то, шатало несчастное!
Дверь кабинета раскрылась, и вышел расстроенный Окунь - ясно, не сдал.
- Ну, как? - бросились к нему одноклассники.
- А-а... табак дело! Засыпался!
Конева сочувственно вздохнула: и ей не повезло.
Дверь вновь распахнулась, но с победным грохотом. Из кабинета вылетела распаренная, растрёпанная, на лице - меловые пятна, но очень счастливая Ольга Колесникова. Бросилась Игорю на шею и завопила восторженно:
