Валентин Катаев - Катакомбы
Как ни был наивен Колесничук в коммерческих делах, но он сразу понял это ужасное слово "бронза". Дрожащими руками он достал из кармана своего чесучового пиджака и протянул навозному жуку визитную карточку фирмы "Мефодий Мунтяну и сыновья". Но навозный жук даже не взял ее в руки. Он только скользнул по ней своими неподвижными, воловьими глазами, так не вязавшимися со всей его маленькой, круглой фигуркой, и буркнул:
– Шмекер.
– Как? – не понял Колесничук.
– Шмекер! Экскрок! – сказал навозный жук с холодным наслаждением и, видя, что клиент не понимает, пояснил: – По-российски будет "жулик". Мошенник. Арап.
– Простите… Пардон, мсьё… Такая солидная фирма – Берлин, Вена, Анкара, Монтевидео?..
– Шмекер, шмекер! – сказал жук и вдруг, разинув маленький ротик с острыми перламутровыми зубками дельфина, залился инфантильным смехом, звонким, как колокольчик.
Как же теперь Колесничук посмотрит в глаза Черноиваненко?..
* * *– Прошу вас, мсьё, пройдите в эту дверь, – сказал Колесничук, с поклоном пропуская «немца» в чулан. – Этот уникальный сервиз я только что получил из Киева. Настоящий севр! Супруга турецкого консула приобрела его у наследников графа Бобринского за тысячу двести фунтов стерлингов. Вещь, не имеющая себе равных! Я его резервировал специально для вас. Посмотрите его, а я сию минуту обслужу других покупателей и буду к вашим услугам. Экскюзе муа, милль пардон… – Говоря таким образом громким, но почтительным голосом, с лучшими, наиболее изысканными интонациями господина Пржевенецкого, Колесничук обратился к покупателям и шепотом прибавил, показывая глазами на дверь чулана, куда вошел «немец»: – Личный адъютант господина Геринга и советник по вопросам антиквариата, мой постоянный клиент. Прошу тысячу извинений! Теперь я весь к вашим услугам, мадам. Чем могу быть полезен?
И Колесничук, дробно стуча штиблетами, как белка, забегал вверх и вниз по лестничке. Между тем "немец", положив руку в задний карман своих коротких брючек, вошел в чулан.
– Закройте дверь на крючок и не шевелитесь, – сказал Черноиваненко, не спуская глаз с "немца". Он сидел в углу полутемного чулана на ящике и держал в руках пистолет.
Не вынимая руки из заднего кармана, "немец" заложил крючок и прислонился к двери всем своим большим, грузным телом.
– Пропуск? – сказал Черноиваненко.
– Киев. Отзыв?
– Карабин.
– Верно.
– Подождите. Не приближайтесь. Документы!
"Немец" отколупнул ногтем заднюю крышку часов и подал Черноиваненко маленькую папиросную бумажку, скатанную шариком. Черноиваненко развернул ее, надел очки, не выпуская из рук пистолета, и прочитал несколько слов, написанных хорошо ему знакомым почерком секретаря обкома. "Скорого свидания не обещаю", – вспомнил он последние слова, сказанные ему секретарем обкома, и весело улыбнулся. Улыбнулся и "немец", но сдержанно.
– Представитель Украинского штаба партизанского движения капитан Максимов, – сказал он, представляясь.
– Черноиваненко. Садитесь!
Они пожали друг другу руку. Черноиваненко подвинулся, и капитан Максимов сел рядом с ним на край ящика.
– А я, признаться, и не знал, что существует такой Украинский штаб партизанского движения. Давно создан?
– В июне месяце, по решению ЦК КП(б)У. Специально для связи с партизанскими отрядами, для руководства и оказания им помощи.
– Вот это хорошо! – воскликнул Черноиваненко. – Нам, откровенно говоря, сильно недоставало такого украинского штаба.
– Теперь, как видите, он есть. Здесь безопасно?
– По крайней мере, до сих пор эта явка у нас считается наиболее надежной. На всякий случай учтите, что за этими ящиками в углу есть еще одна дверь: она выходит непосредственно во двор.
– Прелестно. Между прочим, кланяется вам секретарь Одесского обкома, передает большой, горячий привет.
– Он где сейчас?
– В Украинском штабе.
– Дякую за память. Пусть нас не забывает.
– Не забудет, – сказал Максимов.
Черноиваненко зажег спичку и поднес к бумажке, которая вспыхнула легким зеленовато-желтым огоньком, и невесомый пепел ее, как бабочка, упорхнул вверх.
Помолчали.
– Придается большое значение развертыванию массового партизанского движения на Украине, – сказал Максимов. – В частности, очень интересуются Одесской областью и лично вами, товарищ Черноиваненко. Как идут дела вашего подпольного райкома? Кое-что штабу известно.
– Например? – насторожился Черноиваненко.
– Уничтожение свыше тысячи пудов хлеба в Протопоповской МТС, взрыв усатовской комендатуры, систематическое распространение среди населения листовок и сводок Совинформбюро.
– Это известно в штабе? – быстро спросил Черноиваненко, вспыхнув от удовольствия.
– Конечно.
И Черноиваненко понял, что в этой новой по содержанию и по форме войне, еще невиданной в истории, он, в сущности, является командиром боевого соединения, не менее важного, чем любой завод в тылу или чем любая дивизия на фронте, – частью всенародных вооруженных сил.
И в эту минуту он забыл, что сидит в чулане комиссионного магазина "Жоржъ" и что за стеной – захваченный фашистами советский город.
Затем он стал рассказывать капитану Максимову о положении райкома, о его действиях и планах. В сущности, это был отчет Центральному Комитету Украины, и Черноиваненко тщательно выбирал слова и выражения, стараясь быть как можно более точным, объективным, не замазывая слабых сторон своей работы, но и не умалчивая о сильных.
Максимов сидел, опустив голову, с напряженным выражением лица, покрытого мелкими капельками пота: в чулане было жарко. Было видно, что он, не имея возможности записывать, старается как можно лучше запомнить каждое слово Черноиваненко. Иногда он его останавливал, переспрашивал. Это был первый отчет Черноиваненко в своей работе. Отчитываясь перед партизанским штабом и перед партией, он как бы отчитывался перед самим собой и невольно видел деятельность своего подпольного райкома со стороны.
Сделано было, конечно, много. Но, с другой стороны, отчитываясь, Черноиваненко вдруг ясно увидел то, что до сих пор только как-то неопределенно чувствовал, а именно: сеть большая, людей много, а сама работа ведется без связи с общим стратегическим планом войны. Собственно, план был. В его основании лежало общее указание о необходимости создавать в захваченных районах невыносимые условия для врага. И Черноиваненко их создавал, пользуясь каждым удобным случаем. Обстреливали неприятельские патрули, снимали часовых, уничтожали одиночных офицеров, резали провода. Но все это как-то не было связано с общими военными задачами, не являлось частью единого стратегического плана.
Эту мысль Черноиваненко и высказал, заканчивая свой отчет. Высказывал просто, с прямотой человека, привыкшего ставить дело, порученное ему партией, выше личного самолюбия.
– Так и доложите в штабе, – сказал он, строго глядя в лицо Максимову острыми глазами, окруженными сетью суховатых морщин.
– Доложу.
Максимов некоторое время молчал, еще раз повторяя про себя все то, что ему сказал Черноиваненко. Наконец, закрепив это в уме, поднял голову и встряхнул своими длинными гофрированными волосами, которые, по-видимому, его сильно раздражали.
– А что, вы, часом, не простудитесь в этих немецких штанцах? – сказал Черноиваненко, лукаво блестя глазами.
– И не говорите! – вздохнул Максимов. – Лучше совсем голым по городу ходить. По крайней мере, не так стыдно… Но ничего не попишешь. Такая наша жизнь… Ну, так вот что, товарищ Черноиваненко, – сказал он своим прежним, сдержанным, штабным тоном, очевидно считая, что "перекурка" слишком затянулась, – теперь позвольте передать вам инструкции штаба.
Через некоторое время послышалось осторожное постукивание в дверь.
– Это ты, Жора? – негромко спросил Черноиваненко. – В чем дело?
– Уже время закрывать магазин, – послышался из-за двери шепот Колесничука. – Сейчас начнется полицейский обход. Закругляйтесь.
Черноиваненко и Максимов так заговорились, что не заметили, как пролетело время.
– Сейчас, Жора, кончаем. Постой возле двери.
– Ну, – сказал Максимов, вставая и протягивая Черноиваненко руку, бывайте здоровы, живите богато, а мы уезжаем до дому, до хаты.
– Всего наикращего, – сказал Черноиваненко, весело хлопнув его по большой открытой ладони, и крепко пожал ее своей небольшой сильной рукой. Кланяйтесь командованию и передайте, что боевой приказ будет выполнен. Извините, что так мало до сих пор сделали.
– Между прочим, не так уж мало, – заметил Максимов, закладывая за уши свои гофрированные волосы. – Помимо всего прочего, вы сковываете целую румынскую дивизию.
– Это что-то для нас новое, – пробормотал с удивлением Черноиваненко. Каким образом?
– В районе Усатовских катакомб румынское командование специально держит на всякий случай несколько запасных полков. У нас в штабе имеется секретный приказ Антонеску по этому поводу, захваченный нашими людьми у одного рассеянного румынского полковника. Учтите это и не слишком прибедняйтесь. Но, конечно, и не останавливайтесь на достигнутом, – прибавил Максимов поспешно. – Что еще передать?
