Владимир Корчагин - Путь к перевалу
— Вот именно! — сказал Валерий.
— Да-а-а, поручиться за него вряд ли можно, — произнес Витя Беленький.
Ребята зашумели:
— Может подвести!
— Мы же ничего о нем не знаем!
Саша в растерянности переводил глаза с одного на другого:.
— Да стойте вы! Послушайте!.. Человека сразу видно.
Однако настроение группы менялось. Тогда в спор вмешалась молчавшая до сих пор Люся.
— Много, оказывается, надо мужества, чтобы просто поверить человеку! — веско сказала она.
— Смотря кому, — парировал Валерий.
— Нет, смотря в чем, — возразила Люся. — Ведь в твои «сомнения», кажется, сразу поверили. А почему? Потому что тут рисковать не надо.
— При чем здесь «рисковать — не рисковать»? — нахмурился Иван. — Речь идет…
— Речь идет о человеке! — сказала Таня.
— Вот и надо все обсудить, — не сдавался Витя.
— Да бросьте вы спорить! — остановил их Костя. — Чего обсуждать? Слишком много ты стал осторожничать, Иван. А о Витьке и говорить нечего. Только и знает «обсуждать». Может, Краев и не совсем чист. Но сейчас-то он к нам тянется. Так? А мы должны его по рукам стукнуть? Чтобы всякую веру отбить? Чтобы опять толкнуть его к шпане этой? Не подвел бы он, видите ли, их! Разве мы не сможем в случае чего сами продрать его? Верно девчата говорят. Берем на поруки!
— Ты, Славин, не горячись, — ответил Иван. — Я своего слова еще не сказал. Осторожность во всяком деле необходима. И если мы поручимся за Краева, будем за него в ответе. А поручиться, я думаю, следует. Парень-то в общем неплохой.
— Правильно! — подал голос Фарид Ибрагимов. — И насчет Беленького правильно…
— Так я тоже не против, — согласился Витя. — Но учитывая, так сказать, настроение…
— В общем так, — прервал его Иван, — берем Краева на поруки. Но только, чтобы следить за ним. Всей группой!
— Верно! — раздалось несколько голосов. Ребята пошли к выходу.
Люся пропустила вперед Наташу и замедлила шаги. Подойдет или не подойдет к ней Саша. Раньше они всегда уходили вместе. Пусть уж было бы все по-старому, пусть!
И все-таки радостно захолонуло сердце, когда увидела, что Наташа оделась и вышла из дверей одна.
Люся не спеша надела пальто, закрепила на голове шарфик, пробежала глазами объявления на доске профкома. И тут только поймала себя на мысли, что чего-то ждет.
Нет-нет! Она быстро вышла за дверь и сбежала по каменным ступеням. «Идти и не оглядываться!» — приказала она себе и… оглянулась. Рядом стоял Саша.
— Люся, я… провожу тебя?
— Не надо, Саша.
— Почему?
— Ну, просто… не стоит.
Это было незаслуженно жестоко. Она поняла это сразу, едва взглянула на Сашу. Еще мгновенье, и она бросилась бы к нему со словами извинений.
Но он уже взял себя в руки. Глаза потемнели. Брови вплотную сошлись у переносья.
— Ну, что же… — проговорил он глухим голосом и, круто повернувшись, зашагал прочь.
Люся осталась стоять на месте. Все в ней словно окаменело. Что это, ссора? Нет, это конец. И ничего нельзя сказать ему, объяснить… Как пережить? И если он обернется сейчас и увидит ее, растерянную, плачущую, и вернется к ней, она, кажется, не сделает больше от него ни шагу, несмотря ни на что.
Но он не обернется. И не возвратится к ней. И не узнает даже, чего стоило ей сказать это «просто не стоит».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
18. «ИНДИЙСКАЯ АКТРИСА»
Крупные снежные хлопья рвутся в самые окна.
Они мчатся вверх, вниз, во все стороны, и кажется, весь мир закружился в огромной белой карусели. Бело все: мостовая и крыши, воротники прохожих и вывески, белы деревья, бела вся улица. А снег все валит и валит.
— Ну и погодка, — говорит Саша, глядя в окно.
— Да, поднавалило снежку, — отвечает Петька. — Сейчас бы в лес на лыжах!
— В лесу сейчас красота, — соглашается Саша. — Но пока не кончим, никуда!
— Да я так, к слову…
Они сидят за высоким лабораторным столом в препараторской кафедры минералогии и усердно монтируют прибор — задание Юрия Дмитриевича. Друзья спешат: не за горами сессия, а прибор нужно закончить в этом семестре, чтобы уже в каникулы начать измерения. Ведь им поручено — шутка сказать! — самостоятельно исследовать, как меняются магнитные свойства минерала оливина в зависимости от содержания в нем железа.
Это их «тема». Юрий Дмитриевич предупредил, что ее внесли в план научно-исследовательской работы кафедры, и дал срок: первое мая. Но для работы с кристаллами оливина понадобился новый тип держателя. Это и есть тот прибор, над которым сидят сейчас приятели, время от времени посматривая в окно.
— А на лыжах и в самом деле неплохо бы, — замечает Саша, укрепляя в тисках ось маховичка. — В такую погоду, знаешь, забраться бы куда-нибудь подальше…
— Не трави! — обрывает Петька. — Договорились же!
— Нет, я так, вообще… А здорово, что Цагин разрешил тебе работать на кафедре Юрия Дмитриевича.
— Наш декан — не то, что ваш Камбала. Да, а как новый математик?
— Кущев? Силен. Пришел — и сразу контрольную. А мы, сам знаешь, ни бе ни ме. Ну, думаем, разнесет в пух-прах. А он нас же и утешает. «Ничего, — говорит, — наверстаем».
— А Герасимов как? Все еще ходит в президентах?
— Да нет, турнули давно. Теперь вместо него Бардин. А Герасимова — на бытовой сектор.
— Зря! Совсем из бюро надо бы…
— Я тоже так думал. Да говорят, нельзя до перевыборов… А ты, значит, окончательно решил по физике твердого тела пойти?
— Интересная штука, знаешь! Да и в решениях ваших проблем без нее не обойтись.
— Наших проблем? Кроме шуток? Значит, тот наш разговор не пропал зря? А я ведь, честно, думал, что ты к нам идешь из-за Андреевой.
Петька присвистнул.
— Познакомился я с ней… Только она, оказывается, ни то ни се — дистиллированная вода!
— Ну, это уж ты брось! Можешь пижонить по любому поводу. Но тут…
— А с чего ты разошелся? Было бы из-за кого.
— Запомни, я никому не позволю сказать о ней плохого. Никому, слышишь!
— Да ты что! — удивился Петька. — Я же не сказал ничего такого. Да и не знал, что ты к ней…
Саша не ответил. Оп подошел к тискам, взял напильник.
Несколько минут они работали, не говоря ни слова. Наконец Петька окликнул:
— Сашка!
— Ну, что?
— Значит, нравится она тебе?
Саша промолчал.
— Да брось ты в самом деле. Что я тебе, не друг?
Саша отложил напильник и подошел к окну. Петька встал рядом.
— Ну, чего ты? — он положил руку на плечо Саши. Тот чуть приметно вздохнул.
За окном сгущались сумерки. На столбе напротив зажегся фонарь. И теперь лишь в полосе света струились снежинки.
— Так я и знал, что нравится, — сказал Петька вполголоса.
— «Нравится!» Не то, Петька… — Саша сел на подоконник и, по-прежнему не отрывая глаз от окна, задумчиво произнес: — Ты знаешь, мне кажется, что такой, как она, нет больше на всей земле…
— Даже? — Петька состроил рожу. — Табак, значит, твое дело! Влюбился по уши!
— Разве можно в нее просто влюбиться. И разве мог бы я когда-нибудь сказать ей об этом…
— Ну и дурак!
— А ты?
— Что я?
— Ты мог бы сказать ей?
— А я сказал.
— Ты… сказал?! А она?
Петька замялся:
— Как тебе объяснить… Все они такие, будто и не понимают ничего. Нет, брат, это не по мне. Ходить да на луну вздыхать — на это я не способен.
— Опять пижонишь.
— Ничего подобного! Я прежде всего физик. А физик должен быть рационалистом. Всегда и во всем. Я, если вижу, что не по той дороге пошел, так фью-ю-ю! А ты вот пропал!
— Почему пропал?
— Да разве я тебя не знаю? Пропал, как миленький! Только как же теперь с Наташкой?
— С Наташей? Понимаешь, Петька, все стало как-то сложно с ней, с Наташей. Прежде я думал, что хорошо знаю ее. А теперь… Сначала, когда приехал осенью, мы часто спорили с ней, даже ругались. Мне казалось, она стала какой-то пустушкой, вроде Аллочки. А потом, после колхоза, снова все переменилось. Сейчас она никуда не ходит. С Алкой, видно, не дружит. И ко мне, вроде, как прежде. Будто и не было у нас никакой ссоры. А я после всей этой чехарды…
— Ну, конечно, когда появилась такая…
— Нет, Петька, не то. Пойми меня. Она мне и сейчас нравится, Наташа. И если бы вот сейчас, сию минуту, что-нибудь случилось с ней, я бы жизни не пожалел. — Саша вздохнул. — А вот думаю все время не о пей…
— Да-а, брат. Сплошная психология… Ну, я пошел. Хватит на сегодня.
— На кристаллографию завтра придешь?
— Нет. По книге разберусь.
***Модест Петрович не в духе. Только что закончилось расширенное заседание партбюро, и, несмотря на то, что он, Бенецианов, дважды выступал против нового предложения Воронова, бюро приняло решение рекомендовать Ученому совету создать единую общефакультетскую лабораторию.
