Иннокентий Галченко - Геологи идут на Север
— Бери на мушку второго! Второго, — шипит Мика.
Я перевожу бердану на второго барана. Два выстрела оглушают меня. И в то же время раздается третий выстрел Петра. Срываясь и перекидываясь по склону, два барана падают к нам в седловину. Остальные? Их будто сдуло с вершины!
— Пуля послана верной рукой, — торжествует Мика. — Что касается вас, — ядовито говорит он мне, — то советую заглядывать в тир. Там — неподвижные мишени.
Кольца маршрутов смыкаются одно за другим. Они образовали на карте сложный узор. Мы покрыли круговыми маршрутами большую половину плоскогорья. Конец июля застает нас в долине реки Улахан-Нагаина.
Неожиданно резко изменяется погода. Сначала дует холодный ветер, нагоняющий с вершин Черского тяжелые тучи. Он дует с невероятной силой двое суток подряд. Над плоскогорьем летят клочья ягеля, вырванные комья земли. Оленьи стада, как волны, раскачиваются из стороны в сторону. Ветер срывает нашу палатку, и мы с трудом удерживаем щелкающее по воздуху полотно.
Двое суток мы сидим без костра. Разводить его на таком ветру бесполезно. Продрогли так основательно, что даже жизнерадостный Мика чувствует себя плохо. Сначала мы решаем перебраться к Ивану Слепцову и укрыться в его урасе, но потом отказываемся от этой мысли. Мы на большом расстоянии от эвенских жилищ, не хочется тратить время.
На третьи сутки ветер немного затихает, и только тучи табунами летят над плоскогорьем.
— V Ветер угомонился, теперь не страшно, — радуется Мика.
— Снег будет, — замечает Данила.
И действительно, через полчаса разражается настоящая пурга. Это даже для Севера — редкое явление.
Снег скоро растаял, но мы еще долго вспоминаем ошеломившую нас июльскую снежную бурю.
Мика, перекинув винчестер через плечо, отправляется на охоту.
Александр и Данила занимаются починкой нашего походного хозяйства.
Через час возвращается Мика в сопровождении охотника эвена.
Во время чаепития расспрашиваю гостя о том, как и где легче попасть на вершину реки Рассохи.
Старый охотник качает головой и говорит:
— Оленья тропа есть, лошадиной нет.
Но мы не можем оставить груз. Надо использовать эту единственную тропку.
Эвен снова задумчиво качает головой, потом показывает на пальцах:
— Первым и вторым распадком спускаться нельзя, не пройдешь. — Старик делает страшное лицо. — Дороги нет. Плохо, плохо…
— А вот на третьем, — на лице старика появляется уверенность, — там есть летняя маленькая оленья тропинка… — И он показывает нам на распадки, еле заметные с водораздела.
Медленно движемся по краю плоскогорья. Вот и первый распадок, указанный охотником. Миновали и второй. Через некоторое время я уверенно поворачиваю лошадь в третий распадок, и начинается спуск по еле заметной тропе. Спуск очень крутой, но лошади благополучно съезжают вниз, и мы оказываемся в узкой горной долине. Быстро делаю глазомерную съемку и определяю высоту. Мы на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря.
— Приятная долина, — говорит Мика. — Здесь и солнца много, и ветра нет, и мухи не кусают…
— По этой долине мы спустимся к реке Рассохе, — уверенно говорю я, беру лошадь за повод и иду в голове нашего маленького отряда.
Долина резко сужается. Между обрывистыми склонами сопок не больше трех — четырех метров. Мы идем словно в туннеле. Запах сырости и плесени неприятно щекочет ноздри. Я останавливаю лошадь, останавливаются и мои спутники.
— Подождите-ка, я схожу на разведку…
— Пойдем, Петр, — говорит Мика, хотя я его и не приглашал.
Мы прошли метров пятьдесят и… невольно попятились.
Мурашки пробежали по телу.
Впереди, словно с высоты птичьего полета, открылась панорама незнакомой долины, а под ногами — отвесный обрыв метров на триста. Мы продолжаем инстинктивно пятиться назад от пропасти, и лишь когда отходим от нее на почтительное расстояние, Мика глубоко и облегченно вздыхает:
— Вот так ловушка! Местечко для самоубийц! Висячая долина!
Гранитные стены висячей долины уходят в пропасть. В расселине, на левой стене, безмятежно зацепился и цветет кустик кипрея. Далеко внизу прихотливо изгибается река. Вся долина заросла лиственницей, тальником. Неровная линия горной цепи замыкает ее на горизонте.
Мы поворачиваем назад. Только к вечеру находим выход из висячей долины-ловушки и оказываемся на том самом месте, откуда начали спуск.
В конце концов обнаруживаем третий распадок и по крутой, узкой оленьей тропе, ежеминутно рискуя сорваться с нее, осторожно спускаемся в бассейн реки Рассохи. Мы в той самой долине, которую рассматривали с «птичьей высоты».
Ночуем у реки, где с трудом нашли траву.
Незаметно летит время. И вот уже август.
Созрела и начинает осыпаться голубика. Дозревает брусника. Появились грибы — лакомство оленей. Начинают желтеть гроздья шишек на стланике. Ерник, тополь и тальник одеваются в цвета осени. Кончается короткое северное лето.
Мы работаем почти без отдыха, чтобы успеть обследовать и обработать «белое пятно» на плоскогорье Улахан-Чистай, пока не скуют эту землю морозы..
По верховьям реки Рассохи мы дошли уже вниз до площади, раньше заснятой нашей экспедицией.
Теперь задача — попасть к истокам Омулевки и оттуда снова выйти в верховья Неры, на Улахан-Чистай. Этим кольцевым маршрутом мы свяжем верховья трех рек и выполним свое задание. Маршрут этот необходимо пройти за сутки, так как здесь нет корма для лошадей. Кругом один ягель.
Останавливаемся на ночевку там, где растет немного травы.
С вечера Данила и Александр, готовясь к новому маршруту, внимательно проверяют у всех лошадей подковы.
Нам предстоит тяжелый переход по бездорожью к долине реки Омулевки, а оттуда через перевал к бассейну реки Неры…
Через несколько дней выходим к эвенскому поселку Бухчан. Наше появление в Бухчане было неожиданностью. Но еще большей неожиданностью для нас самих была встреча с группой советских работников. В походных палатках разместилась небольшая, но своеобразная экспедиция. Здесь были секретарь Среднеканского райисполкома, доктор, торговый агент и учительница.
Встреча — самая задушевная, разговоры — самые разнообразные, настроение — самое отличное. Все мы пришли сюда с различными заданиями, но у нас одна, общая цель. Вот почему доктор интересуется нашими коллекциями, секретарь — перспективами оленеводства на Улахан-Чистае, учительница — нашими походами. А мы в свою очередь узнаем от них все, что они сделали и предполагают сделать.
Секретарь райисполкома, красивый, черноглазый, с увлечением рассказывает о строительстве эвенского колхоза на Бухчане:
— Командирован для организации колхоза. Ведь это же совершенно новое дело — построить колхоз для кочевников. Люди никогда не жили в домах, не спали на кроватях, не слышали радио. Нужно ввести их в круг новой жизни. Приказы тут не помогут. Слова? Когда за словом следуют реальные меры наших советских людей, успех обеспечен во всем. Вы понимаете, — секретарь сдвинул свои руки полукольцом, словно обхватывая воздух, — мы атакуем тайгу со всех сторон. Мы помогаем строить в тайге счастливую жизнь, они, — он повел обеими руками в сторону доктора и учительницы, — прививают вкус к знаниям и культуре. Со всех концов мы атакуем тайгу! — повторил он понравившееся ему слово.
— И со всех позиций, — заметил врач, — с материальных, с культурных, с идеологических.
— Я в тайге, правда, не очень давно. Когда посылали работать на Север, я упирался, — секретарь протянул ладони вперед, — не хотел! Думал, позабуду все, чему учился. Чепуха! Здесь идет такая же большая стройка. Наш район все менее и менее оторван от центра. А газеты, книги нам уже сейчас регулярно доставляют. Все последние новости по радио слушаю. Я не оторвался от жизни, я вошел в жизнь. Да еще в такую, о какой имел представление только по книгам. Я не отстал. Нет! Наоборот, поднимаюсь со ступеньки на ступеньку, — секретарь опрокинул руки вниз и покачал ими, словно поднимался по лестнице. — Вот так! Вот такие, они, мой брат, прыжки. — И он широко размахнул руками.
— А вы тоже недавно на Севере? — спросил я учительницу.
Седенькая, худенькая, очень усталая, она казалась далекой ют таежной жизни.
— Я-то? — спросила учительница и улыбнулась. — Я на Севере — двадцатый год. Сразу после революции приехала ненадолго, да так и осталась в тайге. Решила вот использовать летние каникулы и езжу по стойбищам, выявляю неграмотных. Заодно переписываю ребятишек, — скромно и как-то застенчиво сообщает она.
Старая женщина с гордостью говорит о том, что ее воспитанники работают геологами, инженерами, руководителями предприятий. Как волны, прошли перед нею юные поколения. Они ушли из ее жизни, но не забыли ее.
