Борис Бурлак - Смена караулов
Эта сценка развеселила всех, особо Ксению Андреевну, которая была довольна тем, что Платон разом сломал ледок отчужденности между ее Владленом и Викторией.
— Завтра едем в горы, — объявил Платон Ефремович.
— Возьмите меня, — обратился к отчиму Владлен.
— Как, Вика, возьмем товарища корреспондента?
— Но без всяких интервью на лоне природы, — в шутку заметила она.
Все складывалось как нельзя лучше. Ксения Андреевна побаивалась, что приедут обе Порошины и в доме установится затяжная неловкость, но Ульяна Матвеевна, к счастью, раздумала, а с одной Викторией куда проще. Завтра они укатят в горы на субботу и воскресенье — и тревога совсем уляжется.
Остаток дня ушел на сборы в дальнюю дорогу. Ксения Андреевна готовила на кухне еду для путешественников. Владлен заряжал фотоаппарат, укладывал свой рюкзак. Вика тщательно выгладила походные брюки, потом зашла в комнату отца и попросила заказать телефонный разговор с Баку. В ожидании звонка междугородной она прилегла на широкую тахту, сладко потянулась, чувствуя грузную усталость во всем теле. Да и уснула вскоре, намаявшись за долгий июльский день. Вика ничего не слышала: ни частых звонков междугородной станции, ни приглушенного голоса отца. Платон не стал будить ее. Поговорив с Ульяной, он присел на краешек тахты. Как все-таки удивительно похожа Вика на Улю-Улюшку военных лет, когда та была совсем девчонкой, моложе дочери. Глядя сейчас на Вику, он мог безошибочно представить себе Ульяну тех послевоенных лет, что прошли для него в бесплодных поисках. Какое то было время, не успевшее набрать скорый ход на мирном первопутке, и как жаль, что оно необратимо. Вся твоя жизнь, казалось, лежала перед тобой далеким открытым полем до самого горизонта. Люди, отвоевавшие свое, не признавали для себя даже малых привалов, будто у них в запасе была вечность. А теперь стоит только оглянуться назад, как пронзительное сожаление о быстропрожитой жизни вдруг заставит надолго призадуматься. Благо, он может видеть дочь, в которой зеркально отразилась его молодость. Ну и хорошо, что так. Ну и пусть никогда не рвется эта нить, что протянулась с минных полей за голубым Дунаем и до седого батюшки Урала.
Странно, все в доме уже спали.
Не зажигая света, Платон разделся, лег на свою кровать. Он долго лежал с открытыми глазами, не в силах вернуться оттуда, из войны. Уля сказала ему сегодня по телефону, что зря не поехала вместе с Викой. Это в характере Ульяны: делать все по-своему, а потом жалеть. Она и на фронте, бывало, вдруг замкнется в себе, молчит весь день, пока сама же виновато не приласкается. Однако если юность может позволить себе и невинную игру характеров, и легкие раскаяния, то на обратном склоне лет уже не до этого…
И Ксения Андреевна, очнувшись от короткого забытья, думала сейчас о том, как непрочно ее второе счастье, вернее, душевный покой женщины на пятом десятке лет. Двух счастий не бывает. Нет, ни на какие уступки себе Ксения ни за что бы не пошла, если бы Платон не был послан ей самой судьбой за все пережитое. Так разве она может потерять и его? И никто здесь не будет виноват: ни сам Платон, ни Ульяна Матвеевна, ни их взрослая дочь. Виноватой останется опять война, которой нечем погасить старый вдовий счет…
А Владлен в эту ночь фантазировал без конца. Его прежние увлечения казались ему сплошным легкомыслием, включая и назойливые ухаживания за Румянцевой. Как он вовремя оставил в покое Злату! Ну что Злата рядом с Викторией? Говорят, ум и красота редко соединяются в женщине. Чепуха, да и только! Вот образец гармонии — Виктория. Понимает ли она самое себя? Знает ли она себе цену? Пожалуй. В противном случае давно бы выскочила за какого-нибудь вертопраха. Сколько ей? Конечно, за тридцать. Экая беда, если немного старше! Но не потому ли она с таким превосходством поглядывала на него сегодня? А-а, все пустяки, если… она вообще обратит на него внимание. Владлену уже хотелось поскорее забыться и уснуть: лишь во сне логика уступает твоим желаниям, рисующим самые невероятные картины и картинки. Сон — гениальный сочинитель любовных сюжетов…
Но зато как безмятежно спала до утра сама Вика, не догадываясь о том, что ее приезд нарушил привычное душевное равновесие не только одного отца — всей его семьи.
Утром они выехали поздно. До ближних гор было километров сто двадцать по всхолмленной степи, которую Платон называл в ы с о к о й с т е п ь ю. Он досадовал, что его не разбудили — ни Ксения, ни Владлен. Не застать утро в горах — это простительно разве школьникам.
— Понадеялся я на тебя, — сердито выговаривал он Владлену. — Совсем забыл, что газетчики, как и актеры, нежатся до обеда.
— Я хотела устроить вам побудку, да пожалела, — сказала Вика.
— С тебя нет спросу, ты у нас отпускница. Однако запомни, кто не ценит утренних часов, тот не вполне еще взрослый человек.
Владлен не оправдывался, тем более что сидевшая рядом Вика открыто посмеивалась над ним, слушая отца.
Низовой восточный ветер сначала освежил Владлена, но потом легкое покачивание автомобиля на грейдерной дороге стало убаюкивать. Он сквозь дрёму слышал, как Платон монотонно рассказывал Вике, чем знамениты здешние шиханы, замыкающие Уральский хребет с юга… На повороте машину забросило, и Владлен беспомощно привалился плечом к своей бодрствующей соседке.
— Простите, Виктория Платоновна.
— Вы что, не спали ночь?
— Да, все обдумывал одну статью.
— Отец прав, кто не ценит утренних часов, тот еще не вполне взрослый человек.
— А вы злопамятная, Виктория Платоновна.
— Я говорил вам, что надобно обращаться друг к другу на «ты», — напомнил Платон Ефремович, наблюдая за молодежью в шоферское зеркальце, укрепленное на ветровом стекле.
— Виноват, исправлюсь, — сказал Владлен.
Машина с разгона влетела в дубовую рощу, за которой возвышались, один другого круче, живописные уральские шиханы. Водитель остановил разгоряченный автомобиль на поляне, у родника.
— Боже, какой рай! — подивилась Вика.
— Забирайте наше имущество и располагайтесь тут, — сказал Платон. — А мы с Толей, — он кивнул в сторону шофера, — привезем сейчас Воеводиных из села. Пока заготавливайте сухой валежник. Ты смотри у меня, Владлен, не усни на ходу!
Они остались вдвоем на роскошной поляне, где старательная кукушка вела мерный отсчет времени, хотя ее никто об этом не просил. Вика восхищенным взглядом осмотрела всю поляну — по ней трусцой бежал родниковый ослепительный ручей. Владлен сорвал несколько голенастых стебельков кремовой пахучей кашки, подал Вике. Она с доброй косинкой глянула на него и охотно взяла цветы. Ободренный, Владлен склонился над ковылем, начал искать спелую землянику, которую в здешних местах зовут клубникой. Нашел, поманил к себе Вику. Она подошла и, увидев в сизом ковылке целую кисть пунцовых ягод, невольно вскрикнула от изумления. Тогда он торопливо, наугад поцеловал ее в щеку и, испугавшись своей дерзости, пошел к лесу.
— Ты собирай клубнику, я за валежником, — сказал он не оборачиваясь.
Вика даже не успела рассердиться на его мальчишескую выходку. Она постояла над ягодной кулижкой, рассеянно думая о Владлене, то застенчиво неловком, будто красна девица, то таком вот дерзком, как ухарь-парень… Но где-то в глубине души она была, кажется, довольна встречей с ним. «А впрочем, что за глупость? — вспыхнула она вдруг. — Да быть не может! Чтобы ее девичья тропинка нежданно-негаданно пересекла дорогу мамы — этого еще не хватало!»
Владлен натаскал к роднику большую кучу хвороста, а Платон все еще не возвращался из села. Вика беспокойно поглядывала на свои часики, не вступая в разговор с Владленом.
— Ты прости, пожалуйста, — сказал он наконец.
Она с той же косинкой, но уже сердитой, окинула его осуждающим взглядом.
— Так и будешь всегда извиняться, непутевый братец?
— Ладно, Вика, давай мириться.
Она улыбнулась одними глазами — как он был похож сейчас на провинившегося подростка! — и добавила тоном старшей:
— Не думала я, что ты такой бесшабашный ухажер.
— Что делать, что делать. Наши приехали! — поспешно объявил он, увидев машину издали.
Воеводины — Тарас Дмитриевич и Таисия Лукинична — понравились Вике. С их приездом она почувствовала себя непринужденно, будто среди давних знакомых, совсем позабыв о мальчишеской выходке Владлена. Тот начал разводить костер, а Таисия Лукинична принялась готовить обед. Вика хотела помочь ей, но та с крестьянской бесцеремонностью отстранила гостью от хозяйственных забот. Вике ничего не оставалось, как продолжать сбор ягод на опушке дубовой рощи, тем более что мужчины завели серьезный разговор о видах на урожай.
Обедали под вечер, когда лиловые тени от гор легли окрест рощи, навевая лесную прохладу. Тарас Дмитриевич с профессиональным увлечением рассказывал уральские были — от пугачевских времен до наших дней. Вика понимала — это все ради нее: и пылающий костер близ ледяного родника, и необыкновенно вкусная лапша со свежей бараниной, и воеводинские любопытные истории. Она не догадывалась, что для самих Воеводиных, местных учителей, каждый приезд горожан тоже праздник.
