Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
— Нет. Я просил отослать цветы в театр. А вы что, никак поссорились? — удивился капитан, заметив, что Валя и Люба чем-то расстроены.
— Нет, это не ссора, Сергей. Просто здесь была посыльная из цветочного магазина. Так вот она шепнула Вале, будто ты влюблён в фрау Гартман.
— В фрау Гартман?! — изумлённо воскликнул Соколов.
— Именно так, — подтвердила Люба.
— Ну и ну!..
— Насколько я понимаю, кому-то очень хочется поссорить нас с Эдит Гартман. Кому-то очень мешает её работа в театре.
— Кто, ты говоришь, принёс сюда эту сенсацию? — переспросил Соколов.
— Посыльная из цветочного магазина, — быстро ответила Валя, пытаясь искупить свою вину.
— Так, так… — задумчиво сказал капитан. — А может, это и есть та ниточка, которую мы так долго ищем?
— Вот и мне пришла такая же мысль, — отозвалась Люба.
Валя почувствовала себя совсем уничтоженной.
— Люба, ты на меня не сердишься? — жалобно начала она. — Я действительно, наверно, дура…
Капитан подошёл к телефону, набрал номер и затем сказал в трубку:
— Товарищ Кривонос? Немедленно ко мне! Да, я дома… — Положив трубку, он обратился к Вале: — Ну, сплетница, не печалься так. Я сам во всём разберусь. Скоро начнётся концерт, а вы обе словно на похороны собрались. У нас сегодня будут хорошие артисты и хорошие зрители. Достойных людей увидите.
— Не хочу я терпеть всякие ядовитые сплетни! — раздражённо сказала Валя.
— Нечего сваливать на других свою ошибку. Ты лучше в следующий раз подумай как следует и не торопись с выводами.
— Вот всегда я так: погорячусь, а потом приходится каяться!..
— А ты не горячись… — Стук в дверь помешал Соколову закончить фразу. — Войдите, товарищ сержант!
Кривонос в полной парадной форме шагнул в комнату.
— По вашему приказанию сержант Кривонос явился! — чётко произнёс он.
Соколов подошёл к нему:
— Товарищ сержант, есть у меня для вас особое задание.
— Я всю жизнь выполняю особые задания, — гордо заявил Кривонос.
Капитан скрыл улыбку.
— Так вот что, завтра утром, не подымая шума и не возбуждая ни в ком подозрений, пригласите ко мне посыльную из цветочного магазина на Кверштрассе, ту самую. которая сегодня приносила сюда цветы.
— Перепутала что-нибудь? — высказал догадку Кривонос.
— Нет, тут дело посерьёзнее. Но только без шума, товарищ сержант. Об этом никто не должен знать. Я хочу с ней поговорить.
— Понятно, товарищ капитан. Будет исполнено в наилучшем виде. Разрешите идти?
— Да, идите.
Когда Кривонос закрыл за собой дверь, Соколов обратился к Вале:
— Хоть ты и ошиблась и заподозрила меня бог знает в чём, но, кажется, мы действительно зацепились за ниточку.
— Конечно! — уверенно сказала Валя, однако, взглянув на подругу, снова смутилась.
Капитан посмотрел на часы:
— Ну, пора идти.
Они вышли на улицу и с наслаждением вдохнули в себя свежесть весеннего вечера и запах молодых листьев. Только что прошёл тёплый дождь. Мокрый асфальт блестел. Люба шла, опираясь на руку мужа, и думала о том, как хорошо иметь вот здесь, рядом, такого надёжного и верного друга…
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
В этот вечер фрау Ранке, как обычно, занималась штопкой. Неяркая лампа освещала лишь сморщенные старческие руки да порванный, много раз штопанный чулок, надетый на деревянный гриб.
Мысли фрау Ранке были так же медлительны, как и движения руки. Она с сокрушением рассматривала чулок. В следующий раз починить его уже не удастся. Придётся просто выбросить. А сейчас так трудно что-либо купить!
Фрау Ранке подумала об успехах дочери. С тех пор как Эдит начала работать в театре, их положение улучшилось. Правда, ещё неизвестно, что выйдет из этой затеи и не повредит ли она в будущем карьере Эдит. Но зато сейчас жизнь стала более сносной.
Сегодня Эдит отправилась на концерт в городской театр. Как она отвыкла от общества, сколько было волнений, пока она одевалась!..
Над городом прозвучал бой часов. В этот тёплый весенний вечер был отчётливо слышен каждый удар. Звуки долго вибрировали в застывшей тишине. Потом кто-то отпер входную дверь. Фрау Ранке не торопясь откусила нитку, пригладила штопку и отложила работу в сторону. Очевидно, дочь уже вернулась.
Эдит легко вошла в комнату. В длинном вечернем платье, оживлённая, всё ещё под впечатлением шумного общества, она показалась фрау Ранке внезапно помолодевшей.
Эдит опустилась в кресло и сказала:
— Если бы ты знала, мама, как это было красиво!
— Рада за тебя, Эдит, — сухо ответила Криста, не разделяя возбуждения дочери.
— Как чудесно они поют и танцуют! Столько бодрости и веселья!
— В Голливуде, надо полагать, всего этого будет значительно больше.
— Да, конечно… — Эдит запнулась, будто ей напомнили о чём-то неприятном. — Ты права, мама, но я не знаю, буду ли я там чувствовать себя так хорошо и свободно. Понимаешь, за весь вечер никто ни единым намёком не напомнил о том, что мы — побеждённые немцы, что мы виноваты перед человечеством, и не только я, но и все мы ощущали себя полноценными, равными, нужными людьми. И это — самое радостное ощущение на свете.
Фрау Ранке недовольно поджала губы. Восторженность дочери никак не передавалась ей.
— А знаешь ли ты, Эдит, что сейчас говорят в городе? — подчёркивая каждое слово, спросила старуха.
— Ну, уж наверно, ничего хорошего.
— Да, очень мало хорошего, но именно о тебе.
— Обо мне? — искренне удивилась Эдит. — Кого же я могу интересовать в Дорнау?
— Тобой интересуются настоящие немцы.
— Настоящие немцы? Кто же они, эти люди, мама?
Разговор неожиданно приобрёл серьёзный характер, и Эдит вопросительно взглянула на мать.
— Это те, кто думает о будущем нашей несчастной страны.
— И что же они? — Эдит не отрывала глаз от матери.
— Они говорят, что Эдит Гартман подлаживается к русским, что она изменила Германии.
— Но всё-таки кто же это говорит?
Криста Ранке не решалась ответить. Пожалуй, не стоит сейчас называть имена этих людей. Она уклонилась:
— Многие говорят…
— Но скажи мне: кто?
— Да твои же товарищи, артисты, наши знакомые.
Эдит откинулась на спинку кресла.
— Довольно, мама. Всё это я уже слышала не раз. Значит, убеги я завтра в Голливуд, это не будет считаться изменой Германии? Да и какой Германии, мама?
— Она у нас одна, Эдит.
— Нет, мама, вот тут-то ты и ошибаешься. Была Германия Гитлера, а будет настоящая Германия — с властью народа, немецкого народа. Вот и скажи: какой же из них я изменила?
Фрау Ранке вконец рассердилась. Нет, напрасно Эдит пошла в этот театр! Там на неё дурно влияют. И, не зная, как ответить на вопрос дочери, она сказала:
— Ты, Эдит, стала чересчур умной. Женщине это может повредить.
Но Эдит уже не могла остановиться.
— Ничего, пусть вредит, — ответила она. — Сколько лет я ждала того момента, когда можно будет вернуться на сцену, когда театр станет любим народом! И сейчас это время пришло. И я вижу впереди новую Германию!
— Да, конечно, Германию под властью сеповцев, — иронизировала старая Криста.
— Нет, просто демократическую Германию. Слово «немец» люди произносили во воем мире с проклятиями, а оно должно приобрести новое звучание и новый смысл.
Наступила продолжительная пауза.
«С дочерью всё равно сейчас не договоришься, — решила старуха. — Эдит так возбуждена, что не может хладнокровно обсудить своё положение. Но ничего, я своего добьюсь».
А Эдит сразу забыла слова матери. Перед её глазами снова возникла ярко освещённая сцена, сверкание клинков в огневой, стремительной пляске…
— Я пойду переоденусь, мама, — отрываясь от своих мыслей и вставая с кресла, сказала она.
Старуха промолчала. По её мнению, дочь вела себя недостаточно почтительно. Следовало проявить в отношении к ней некоторую суровость. Но Эдит не обратила внимания на эту демонстрацию и ушла к себе.
Фрау Ранке недовольно скривила губы и стала рассматривать заштопанный чулок. Затем опустила гриб на колени и задумалась. Она сидела в неподвижности до тех пор, пока кто-то не позвонил. Фрау Ранке пошла открыть и вернулась в сопровождении Штельмахера и Гильды.
Последние дни апреля Штельмахер целиком затратил на то, чтобы всеми правдами и неправдами получить пригласительный билет на концерт. Ни в каких списках он, естественно, не значился, и Штельмахеру пришлось немало похлопотать, прежде чем Зигфрид Горн достал ему желанное приглашение. Билет был на два лица, и, конечно, лучшей дамы, чем Гильда Фукс, конферансье не мог и придумать.
Хлопоты не пропали даром, Штельмахер гордо восседал в ложе, а теперь зашёл к Эдит поделиться впечатлениями. Правда, его привели к актрисе и деловые соображения.
