Леонид Борич - Случайные обстоятельства
«...За время прохождения службы показал себя дисциплинированным... Уставы знает...»
Ну, это — как обычно пишут.
«...Тактически грамотный командир. Умело и инициативно выполняет приказы командования...»
Командиром в тридцать лет стал. Толково... Сначала дизельная лодка, потом атомная...
«...Не всегда вежлив со старшими...»
Началось, кажется...
«...Порой бывает нетактичен...»
Что, что?
«...но чаще всего — в интересах службы»!
— Смотри ты, как повернуто! — Командующий с удивлением посмотрел на Мохова. — Невежлив со старшими, нетактичен, и все, оказывается, в интересах службы?! Прямо психолог какой-то писал, а не военнослужащий.
— Контр-адмирал Осокин писал, товарищ командующий, — сдержанно, ничем не выдавая своего отношения к написанному, сказал Мохов.
Командующий внимательно посмотрел на него, и Мохов забеспокоился: нужно ли сейчас было уточнять, кто писал эту аттестацию?
Но командующий снова уже просматривал личное дело Букреева.
— За что же это его с командиров снимали? — спросил он через минуту.
Мохов собрался объяснить, за что прежний командующий так строго обошелся с Букреевым, но не успел.
— Все-таки доупрямился? — спросил командующий. — И сколько он тогда в старпомах проходил?
— Около года, товарищ командующий. Потом орденом наградили, а вскоре опять назначили командиром.
— Это я уже помню. Хорошо он тогда подо льдами прошел, ничего не скажешь.
Командующий перевернул страницу, довольно уже рассеянно скользнул взглядом по следующей, хотел было захлопнуть папку, но с недоумением задержался на какой-то фразе, перечитал ее про себя, а потом и вслух:
— «Выгод по службе не ищет...» А?!
Откинувшись на спинку кресла, командующий покачал головой.
— Не аттестация на офицера, а роман какой-то! — проворчал он и вопросительно посмотрел на Мохова, как бы приглашая и его тоже удивиться, но Мохову почудилось, что сказано это было, пожалуй, даже с некоторым одобрением: нашел же, видишь, человек и для казенной бумаги свои слова... Что-то приблизительно в таком роде уловил Мохов и, доверяя своему чутью, лишь осторожно улыбнулся в ответ, не торопясь высказывать отношение к стилю, каким была написана последняя аттестация на Букреева, тем более что писал ее все-таки контр-адмирал Осокин, к которому командующий заметно благоволил. Вот так и получается, что твое согласие с тем, что как будто тебе же самим начальством и подсказывается, — это еще не всегда мудрость...
— Значит, «выгод по службе не ищет»... — повторил командующий совсем уже одобрительно, и кого бы это одобрение сейчас ни касалось — Осокина, который так написал, или Букреева, который «не ищет», — Мохов понял, что, промолчав, он не ошибся. Более того, следовало теперь и ему, Мохову, проявить перед командующим свою объективность.
— Грамотный командир, — сказал он о Букрееве. — Море любит...
— Ну, к этому сама профессия обязывает, — заметил командующий, словно даже сопротивляясь тому хорошему, что сказал Мохов о Букрееве. Но сопротивлялся-то он слишком мягко, чувствовал Мохов, сопротивлялся, почти поощряя на новую похвалу Букрееву.
— Профессия, конечно, обязывает, — согласился Мохов. — Но все-таки командиры разные бывают. А Букреев как раз из тех, кому жизнь в базе всегда сложнее кажется. Сложнее, чем в море.
— Плавающему командиру так и должно казаться, — сказал командующий. — Сколько лет ты в начальниках штаба ходишь? — неожиданно спросил он.
— Седьмой год, товарищ командующий. — И в этом сдержанном, сухом, без какого бы то ни было нетерпения ответе было то, что, по мнению Мохова, всегда и ожидается от подчиненного: да, уже столько-то лет на этой должности, но я понимаю, что так, значит, и следует, так и должно быть, раз оно так есть.
Командующий молчал, а Мохов подумал, что в эти секунды, может быть, решается его дальнейшая служба. Так, видно, всегда и случается: строишь свою жизнь годами, а за какие-то мгновения одним поворотом, одной своей мыслью о тебе, мыслью, которая в каждую следующую секунду может и сорваться, помешай сейчас несвоевременный телефонный звонок или появление дежурного с пустяковым докладом, — кто-то все изменяет в твоей судьбе...
Нет, телефон не зазвонил, в коридоре не слышно было ничьих шагов, и никто не помешал своим появлением, но командующий, видимо, все же отвлекся от своих мыслей (а может, отвлекся лишь после того, как принял окончательное решение?) и сказал вдруг, уже вставая:
— А Букреев умеет подбирать кадры. Хороший экипаж сколотил. А что упрямый... Так на упрямых воду возят. Они почему-то чаще всего и берут приз главкома.
И все. Попрощался и уехал. Но вопрос, который он задал, — вопрос о том, сколько лет он, Мохов, в начальниках штаба ходит, — конечно же не мог быть случайным, и, вспоминая шаг за шагом весь разговор, восстанавливая последовательность вопросов, Мохов все больше и больше склонялся к тому, что должность командира соединения — это уже не отдаленная для него мечта, а, вероятнее всего, завтрашние его будни.
И, придя в хорошее расположение духа, он теперь подумал и о Букрееве как о возможном своем преемнике, начальнике штаба.
Что ж, такой и сам будет работать до посинения, и других сумеет заставить. Хотя, конечно, его еще многому учить надо, даже, кстати, и вопросу о подборе и выдвижении кадров.
Ничего, научится. Было бы только желание. В конце концов, и жизнь заставит, сама жизнь...
Доложив о выполнении суточного плана, Букреев спросил разрешения идти, но Мохов как будто и не услышал, задумчиво прошелся по кабинету и спросил мягко:
— Хотите дружеский совет?
Дружеский?! Совсем не такими были их отношения, и Букреев с нескрываемым удивлением посмотрел на Мохова.
— Скажите, Юрий Дмитриевич... — Мохов остановился перед Букреевым. — Если подчиненный быстро дорастает до своего начальника... Это как?
— Значит, хороший подчиненный, — сказал Букреев.
— Можно и так, — согласился Мохов. — А можно... Вы вот доложили командующему, что вашего старпома пора в командиры двигать...
— Могу и сейчас подтвердить.
Мохов поморщился: есть все же что-то примитивное в такой прямоте. А он, Мохов, любил сложные беседы, с недомолвками, с нюансами, со значением, с домысливанием подтекста...
— А знаете, — сказал он, — начальство ведь иногда и так подумать может: слишком уж быстро этого командира догонять стали его подчиненные... А?
— Не хотел бы служить с таким начальником, — нахмурился Букреев.
Мохов усмехнулся:
— А мы себе начальников не выбираем, Юрий Дмитриевич. Начальство само нас выбирает. И ему иногда хочется, чтобы подчиненный хотя бы на голову ниже был. Лучше бы даже — на две, но ведь кому-то и дело надо делать...
— Это что-то новое в подборе кадров, — сказал Букреев.
«А я все-таки тебя умнее считал», — подумал Мохов, но тут же и улыбнулся себе: а зачем особенно умнее?
— Э-э-э, Юрий Дмитриевич, — махнул он рукой, — старое... испытанное старое правило. Не для кино, конечно, не для романов — для жизни.
— Ясно, — мрачно сказал Букреев. — Поколенный подбор кадров. — Он даже показал, до какого уровня должен быть своему начальнику его подчиненный, чтобы не скоро дорасти.
— Пожалуй, несколько цинично, — улыбнулся Мохов, — но, в принципе, не лишено, не лишено...
— Выходит, в помощники я должен себе тупиц подбирать? — сказал Букреев.
Мохов разочарованно посмотрел на Букреева и вздохнул:
— Ох, Юрий Дмитриевич, привыкли мы с вами в море — все в лоб да в лоб. А земные дела — это тебе не «право на борт», тут и посложнее бывает.
— У меня, видно, всегда будет в лоб, — упрямо сказал Букреев. — Пока я командир лодки.
— А если завтра начальником штаба станете? — рассмеялся Мохов.
Букреев не понял, чем развеселил так Мохова, и спросил:
— А какая разница?
«Вот это и плохо, — подумал Мохов, — что никакой разницы ты не видишь. Но если тебя все же назначат?.. Работать-то вместе тогда...»
— Юрий Дмитриевич, — миролюбиво проговорил Мохов, — почему вы все хотите умнее начальства быть?
— Такой цели не ставлю, товарищ капитан первого ранга.
— А что на деле получается? Посылаю к вам корреспондента центральной газеты, не к кому-нибудь — к вам посылаю! А вы? — Мохов укоризненно посмотрел на Букреева. — Битый час доказываете ему, что ваши трюмные не совершили никакого подвига. О чем вы думаете?!
— Думаю — кому это надо?
— Что надо?!
— Да в подвиг превращать...
— Людям надо, Букреев. Людям!.. А вы забыли о них. Из-за своей сомнительной философии.
— Какой еще философии?
— Что надо, мол, плавать, а не подвиги совершать, — напомнил Мохов. — На чем же вы тогда воспитываете личный состав? На каких примерах?
— На примере с трюмными, товарищ капитан первого ранга.
— Букреев, — уже не сдерживаясь, процедил Мохов, — вы прежде всего военнослужащий. И потрудитесь поменьше философствовать.
