Павел Федоров - Пограничная тишина
— Обертку выбросили?
— Конечно, — ответил Юстас.
— Далеко? — Терехов нахмурился.
— Близко. Там, на бережку, — ответил Пятрас. — Их, наверное, можно еще найти.
— Если ветер не слизнул бумажки, — заметил Юстас.
— Оставьте тут свои велосипеды, а сами со мной в машину, — проговорил младший лейтенант.
Мальчики послушались. Отвели велосипеды с дороги и положили у борозды.
— У меня, Пятрасик, от тех проклятых шоколадок становится во рту солоно, — подходя к «газику», прошептал Юстас.
XI
Бор гудел мощно и повелительно. В такую ветреную погоду, когда деревья кланяются земле, одинокому человеку становится не по себе. Хотя Люцинка и выросла в лесной деревушке, но всякий раз, войдя в лес, чуточку робела перед высокими скрипучими соснами, перед дубами великанами, которые давили своей мощью и первозданной силой. Ей казалось, что деревья живут своей особой, бесконечной жизнью, говорят между собою, как люди — то ласково, то хмуро, а по утрам вслух приветствуют солнце. Первыми, наверное, это делают сосны, потому что у них самые длинные ноги и верхушки ближе к небу. Сейчас хотелось быть там, высоко, и Люцинке; там, где целуется с кудрявыми шапками порывистый ветер, где сплошное море голубого света. Оттуда видно все, что делается под каждым кустом, и совсем некуда будет скрыться незнакомцу с лукавым, неуловимо-холодным взглядом. А вот у того, черноглазого, молдаванина взгляд прямой, смелый, жаркий, от него может испариться вода в Черной Ганьче... Ей почему-то было приятно думать о тех глазах, о темном, спадающем на висок чубе Архипа, о его складных речах, обволакивающих душу. Сидела она тогда голоногая, пересыпала руками песочек и думала, что сидит не на берегу Черной Ганьчи, а под густущей чинарой, на берегу Днестровского лимана... Тешил он ее, завораживал сказочками. Убегала она от него, а у самой ноги подкашивались. Люцинка старалась отогнать такие неподходящие мысли прочь. Она не должна потерять даже крупицу внимания. После того, как отправила Олесю, незнакомец показался только один раз: высунул из куста голову, осмотрелся и опять нырнул в зелень. «Что он там делает?»
Томительно тянется время. Трудно смотреть в одну точку. В глазах рябит. Высокий молодой малинник вздрагивает, шевелится. Порывы ветра тормошат седой, вывернутый наизнанку малиновый лист.
Люцинка напрягает слух и старается не думать ни о чем постороннем. Может, она боится? Но в этом она не признается даже самой себе. Как бы там ни было, она все-таки лесовица, родилась и выросла в лесу, за нее все деревья и кустики. Против только одно болото с его удушающим запахом, с его мочагами и бездонными топями. Вот там страшно! Но если надо, Люцинка пойдет и туда.
День нежится, разгуливается, становится теплее. Девушка укрылась в коротконогом разлапистом ельнике, рядом с которым по краю мочага ютятся болотные недоросли — гнутые косолапые сосенки, истерзанные сыростью. Люцинка долго наблюдает из своего укрытия. Сквозь игольчатые лапы утомительно рябит густая синева неба.
Чтобы еще понадежнее укрыться, Люцинка осторожно наломала лапника, умело и быстро сплела венок и надела на голову. Понатыкала веток и за пояс черных брючек: если придется идти, так получится незаметно движущийся кустик. Такой способ не раз применяли в лагерях ЮДП.
...Незнакомец появился из кустов неожиданно и быстро пошел по направлению к болоту. Легко держа сумку в одной руке, он шагал, как самый обыкновенный грибник, идущий по давно знакомому месту. Переходя от куста к кусту, Люцинка двинулась следом за ним. Шла и слышала стук своего сердца, останавливаясь, хватала руками трепещущие ветки. А сверху шумел Шештокайский бор.
XII
Покрытое вечнозеленой тиной и рыжими, заросшими багульником кочками, болото даже зимой не замерзало, обдавая все живое прелым, терпким запахом. Оно же укрывало нарушителей границы. За это его не любили пограничники. Чтобы полнее охватить контролируемое пространство, майор Засветаев разделил свою группу и приказал продолжать поиск в трех разных направлениях.
Поисковой группе сержанта Галашкина, в подчинение которого вошли ефрейтор Мельник и рядовой Ицынков, приказано было двигаться по кромке шештокайского болота. Обходя топкие места, они двигались больше часа, но пока не обнаружили ни единого следа. Все изрядно устали. Больше всех страдал сам сержант — давали знать «обновленные» сапоги, а неутомимый Амур сильно надергал Григорию руку, потому что все время рвался вперед. Во время коротких остановок он тоже вел себя беспокойно, все время ворчал, настороженно водил острыми ушами и при всяком удобном случае кидался в кусты.
— Что это он у тебя, будто чумовой, бросается за каждой птичкой-невеличкой? — спросил Володя Ицынков. Как обычно, он говорил быстро, нанизывая слова одно на другое.
— Не за птичкой, — ответил Галашкин. — Он что-то чует...
— Черта лысого чует твой Амур... — Превозмогая боль в ногах, ефрейтор Мельник недоверчиво следил за каждым движением собаки.
— Отставить такие разговоры, — прислушиваясь к чему-то, приказал Галашкин.
— Есть, отставить! — Мельник прихлопнул ладонью комара на щеке и потихоньку выругался. — Як тигры грызут, пляши и смейся...
Володя тоже махал рукавом, отгоняя от лица желтых, неправдоподобно крупных болотных комаров. Амур огрызался, щелкал зубами, а в одном месте так рванул поводок, что едва не свалил сержанта с ног.
— Совсем сдурел наш пес, — не утерпел Мельник.
— А ну тише! — понизив голос, приказал сержант. Несмотря на промах с сапогами, Галашкин был неплохим инструктором и хорошо изучил все повадки Амура. Он работал с ним самозабвенно, действовал больше всего лаской, и они хорошо понимали теперь друг друга. Сержант знал, что Амур беспокоился не зря. Наклонившись к нему, спросил:
— Что там, Амур?
В ответ Амур радостно подал голос и дотронулся теплым языком до руки сержанта.
— Тихо, хлопцы, — снова предупредил Галашкин.
Амур поднял ушастую голову и напряженно выгнул спину, словно собираясь прыгнуть. Для надежности сержант еще раз обвил руку поводком. Слабый порыв ветра качнул чахлую сосенку, растущую у края тропы, на которой, прислушиваясь к шуму леса, стоял Мельник. Амур снова резко рванулся вперед, но, почувствовав, что его крепко держат, быстро повернул голову и сердито заворчал.
— Ефрейтор Мельник, приказываю выдвинуться вперед. Осмотреться. Себя не обнаруживать. Ицынков — в прикрытие! Выполняйте. За мной, Ицынков!
Пригнувшись, Мельник скрылся в кустах. Даже через натянутый поводок Галашкин чувствовал, как дрожит Амур, казалось, что на его шкуре трепещет каждая шерстинка.
— Ну так шо, сержант? — зашептал Ицынков. — Может, собаку...
— Успеем... Надо убедиться, а то вдруг грибники...
Галашкин не ошибся. За кустами послышался детский крик, тут же голос Мельника позвал:
— Сюда, хлопцы!
— Что там? — продолжая сдерживать, казалось, совсем ошалевшего Амура, спросил Галашкин.
— Лесовицу застукал, — ответил Мельник.
— Чудило... Слышно, там ребятишки, — сказал Володя.
Пограничники знали сестру Люцинки все до единого. Она ежедневно бултыхалась в канале и бегала по берегу с удочкой. Сейчас ее светлые растрепанные волосы, губы и щеки, вымазанные ягодным соком, освещало утреннее солнце. Остановившиеся глаза девочки немигающе смотрели на рычащего Амура. Правда, сердился он недолго. Обласканный сержантом, проворчал последний раз, зевнул и презрительно отвернулся, словно хотел сказать:
— Стоило поднимать шум из-за такой чумазой.
Амур чуял, что у этой глазастой девчонки от страха душа ушла в пятки, хотя сейчас, окруженная солдатами, она расхрабрилась и трещала как заведенная.
— Погоди, погоди! — остановил ее сержант. — Значит, Люцинка сказала, что будет его стеречь?
— Ну ясно же, ясно! Мамочки! Да разве от Люцинки можно спрятаться! — вскрикнула Олеська.
— А далеко это? — спросил Мельник.
— Не очень...
— Ты найдешь дорогу?
— О-ох! — вырвалось у Олеськи. Сердце у нее опять застучало часто, как вначале, когда она увидела выскочившую из кустов рычащую собаку. У нее сразу же обмякли колени, и она начала доказывать, что Люцинка находится на краю гибели...
— Хорошо. Будешь показывать дорогу, — сказал Галашкин.
— А разве он не знает? — показывая на Амура, спросила Олеся.
— Ты только скажи ему, куда идти, а там он уж и Люцинку найдет, и того типа, — ответил Галашкин.
— Найдет Люцинку?
— Конечно! Тебя же нашел.
— Он нашел меня?
— А как же!
— Ничего подобного! Меня бы сроду никто не нашел... Это я, когда увидела зеленую фуражку, сама сказалась...
— Интересно, как это ты сказалась? — спросил Ицынков.
