Юрий Бородкин - Поклонись роднику
И действительно, достав из-за печки топор, она сидела на лавке на кухне до тех пор, пока не забрезжил рассвет. Лида с дочкой тоже несли дежурство, чутко прислушиваясь к каждому шороху: все чудилось, будто кто-то крадется к окнам…
Ночные «туристы» завершали свой поход с рюкзаками, набитыми иконами. Был и другой воодушевляющий трофей: в одном из домов Алик нашел бутылку водки и две банки рыбных консервов. Предложил тут же, в избе, выпить, но приятели не посоветовали, дескать, надо убираться восвояси. Чтобы спрятать рюкзаки, решили пойти к Никольскому роднику: там, в овраге, место подходящее, и посидеть можно, попить чистой водички. Иконы схоронили в мелком еловом подросте, после чего с чувством облегчения расположились за удобным столиком.
— Во, братцы, и бутылочка даровая! — торжествующе потер ладонями Алик.
— Хлеба только нет.
— Пустяки! Перебьемся.
— А все-таки напрасно мы это… — высказался Генка.
— Чего ты, в натуре? — встрепенулся Алик.
— Как ни крути — воровство.
— Ты, Генаха, морали нам не читай, и киснуть нечего, — посуровел Алик. — Мы ничего не знаем, ничего не брали, и — ша! Я тебе говорю, что эти иконы нее равно сгниют вместе с избами. Наливай, Вадик!
Выпили по очереди из банки, которая всегда была вспрокинута на срубе родника. Сразу заметно приободрились, даже Генка почувствовал некоторое примирение с совестью, утешая себя мыслью, что в чужие избы он все-таки не лазал.
— На работу придется идти не спавши, — посетовал он.
— Ничего, где-нибудь покемарим, — ответил Вадим, захмелевший больше всех. Когда подходил к роднику, чтобы зачерпнуть воды, его поматывало, все поправлял назад вялым движением руки длинные волосы, а они спадали обратно на лоб и виски.
— Надо развести костерок: чего мы в потемках с фонариком путаемся? — предложил он.
Сухие еловые ветки взялись споро и прогорели быстро. Алик своей бестрепетной рукой оторвал доску от стола, бросил ее в огонь. Разгулялись, некому было их одернуть. Только вековые ели с молчаливым укором наблюдали эту ночную сцену…
Рано утром, Логинов еще не ушел на работу, прибежала из Еремейцева легкая на ногу Манефа.
— Ой, батюшка, дай поотдышаться, — начала она, присаживаясь на табуретку в прихожей.
— Что случилось? — спросил он, чувствуя ее встревоженность.
— Беда, чистая беда! Какие-то бродяги ночью хозяйничали у нас в деревне, по нежилым домам шастали. Меня Лида будит: у Петровых свет! А оне рамы выставили и расхаживаются там бессовестным образом. Ведь страшно жить-то стало, форменным образом одолевают. Принимай, Алексей Васильевич, какие-то меры! Ой, батюшки! Ну, что у нас, ни одного мужика в деревне — твори что хочешь.
— Сколько их было?
— Кажись, трое.
— Понятно. Это — студенты, которые работают у нас, — сразу определил Логинов, потому что обеспокоенный командир отряда уже приходил к нему, мол, пропали трое стройотрядовцев.
— Неужели студенты?! — всплеснула руками Манефа. — Как им не совестно? Веришь, нет, мы всю ночь у окон просидели, так переволновались, что до сих пор всю бьет. Я как увидела свет у Петровых — руки и ноги задрожали. Ну-ка, студенты! Надо под суд отдать мазуриков! Лида так напугалась, что, говорит, на будущее лето в деревню не приедет.
— Не волнуйтесь, разберемся, — заверил Логинов. — Сейчас позвоню Карпову.
Снял телефонную трубку. Ответила жена участкового, потом послышался хрипловатый бас его самого, видимо разбуженного звонком:
— Доброе утро, Алексей Васильевич!
— Не сказал бы, что доброе, Иван Иванович: кто-то похулиганил в Еремейцеве, обшарили нежилые избы.
— Не Мухин ли объявился? — предположил Карпов.
— Нет, думаю, это студенты отличились. Трое из них не ночевали в общежитии. Пожалуйста, займись этим делом. Манефа Андреевна вот пришла, она тебе все расскажет.
— Сейчас съезжу на место, посмотрю.
— Тогда ее возьми по пути.
Через полчаса желтый милицейский мотоцикл, в коляске которого сидела Манефа, неторопливо покатился в сторону Еремейцева. Карпову, при его опыте работы, не составляло труда представить ход ночных событий, было ясно, что студенты «охотились» за иконами. А вернувшись в село, узнал о происшествии на роднике. Вместе с директором пошли туда.
Карпов был человеком, мало склонным к эмоциям. На Логинова представшая картина произвела угнетающее впечатление: в недоумении стоял над оскверненным источником, в котором плавал окурок, а на дне поблескивала консервная банка. От стола была оторвана доска, валялись осколки разбитой бутылки, совершенно неуместно было видеть здесь остатки потухшего костра.
— Дикари! — сокрушенно выдохнул Логинов. — Надо же так набезобразить!
Иван Иванович похаживал по примятой траве, отыскивая улики.
— Может быть, и не студенты отличились: своих пьяниц хватает, — предположил он.
— Нет, Иван Иванович, свои не позволят себе так распоясаться, — убежденно произнес Логинов. — Худа та птица, которая свое гнездо марает. А этим — хоть трава в поле не расти. Ведь, подумай-ка, родни-ик оплевали и загадили! В голове не укладывается!
Он выкинул из колодчика окурок, потом, засучив рукав, достал со дна банку с остатками томатного соуса. С тяжелым чувством стоял над родником, как будто глубоко оскорбили и самого лично, и всех белореченцев. Не столько воровство, сколько это варварство возмутило его.
— Н-да… Одно ясно, что здесь, у костра, ночевали, пили водку, — рассуждая как бы сам с собой, Карпов трогал носком ялового сапога головешки.
— Чего ломать голову? Надо допросить этих троих, — предложил Логинов. — Поднажмем на них — признаются.
— Где они сейчас?
— Сегодня я попросил студентов поработать в поле: съездим туда.
— Обожди, давай поищем вокруг, потому что в общежитие они не могли принести иконы.
Стали ходить вокруг родника, внимательно осматривая лес, и буквально шагах в тридцати — сорока Карпов обнаружил два рюкзака, набитых иконами и старинными книгами.
— Вот, Алексей Васильевич, теперь картина ясна, тем более что на одном из рюкзаков шариковой ручкой проставлены инициалы.
— Черт знает что! Помешались нынче на иконах! В контору, что ли, их отнесем?
— Пусть пока остаются на месте…
Когда на поле остановилась директорская машина и из нее вместе с Логиновым вышел кряжистый участковый, не только студенты, но и механизаторы, остановив технику, стали собираться в кружок. Командир отряда назвал имена троих, отсутствовавших ночью в общежитии.
— Садитесь-ка вот сюда, на кипы, а товарищи пусть послушают, что вы ответите, — сказал Логинов, присматриваясь к лицам провинившихся…
— Ну, голубчики, рассказывайте про свои ночные похождения, — начал Карпов, сняв фуражку и вытирая платком потный красный лоб.
Герои ночи не на шутку струхнули, потупились, только беззастенчивый Алик изредка затравленно стрелял взглядом по сторонам, как бы ища поддержки.
— Мы ждем, в молчанку играть бесполезно. Так чем занимались ночью? — повторил вопрос участковый, положив на планшетку бланк акта.
— Выпивали на кладбище, — ответил Алик. При этом он прямо глянул в глаза участковому, дескать, можешь проверить, не вру.
— Всю ночь?
— Почему всю? — парень несколько замешкался. — Потом пошли на реку, развели костерок.
— Так было? — спросил Карпов Вадима с Генкой.
— Так, — не очень уверенно подтвердил Вадим, а Генка лишь кивнул головой. Он совсем пал духом, заметно подрагивала нижняя губа.
— Костерок вы развели гораздо позже, и не на реке, а у родника. Сначала же пошли в Еремейцево, обворовали три нежилых дома. Так?
— Ничего мы не воровали, — пожал плечами Алик.
— Что это один ты отвечаешь? Лидер, что ли? Тогда скажи, лидер, куда подевали ворованные иконы? — без обиняков подступил Карпов.
— Не брали мы никаких икон, — упорствовал Алик, зыркая черными глазами и нервно перебирая в загорелых руках белую кепочку с прозрачным пластмассовым козырьком.
Студенты и трактористы, стоявшие полукругом, возмущенно переговаривались между собой.
— Значит, не брали? — раздумчиво произнес Карпов, побарабанив короткими пальцами по планшетке. — А если я сам покажу спрятанные вами иконы?
Все трое удивленно вскинули потупленные взгляды: неужели нашел?
— Вот смотрю я на вас и стараюсь понять, что же у вас за душой? — вмешался в разговор Логинов. — Как вы могли учинить такое безобразие на роднике? Это место чтут все сельские жители, а вы взяли и плюнули на наши чувства. Как жить-то дальше будете с таким эгоизмом и равнодушием к людям?
Трое подавленно молчали, только Вадим вяло буркнул:
— Выпивши были.
— Это не оправдание. Пьяного грехи, да трезвого ответ, — сказал Карпов.
— Чего с ними разводить турусы — дать по морде, чтобы неповадно было! — встрял горячий Сашка Соловьев.
