Федор Панфёров - Бруски. Книга I
Все, на кого ни посмотрит Катай, выросли у него на глазах, поженились, иные уже парнями обзавелись, девками-невестами.
Они еще долго, нехотя, вяло тянулись в долину и ожили, когда из конца Кривой улицы с ревом выскочил трактор и понесся на конопляники. Катай еле разглядел: за трактором шли артельщики, впереди всех Степан Огнев, Панов Давыдка, Иван Штыркин, а за ними бабы, а позади всех Яшка и Стешка.
– Неразлучники, – проговорил Катай и позвал: – Яшка! Яшок, забери, милай, меня, меня забери.
Яшка повернулся к нему.
– А-а-а, самый главный! Стешка, ты чего крестного своего покинула… забыла, как он тебя просватал?
Стешка кинулась к Катаю и, смеясь, будто над Аннушкой, заговорила:
– Батюшки, дедуня, ты что отстал?
– Вот так, – Яшка подхватил его под руку, – Стешка, бери под другую. Комиссаром ты у нас, дедок, будешь. Присядь вон под ветлой да покрикивай на нас.
– А то бы домой шел… Отвести, дедуня? – предложила Стеша.
– Не-ет, домой – нет.
Знал Катай нрав мужицкий. Изведал его за свою жизнь. Помнит, раз они в голодный год в город с барским сеном ехали. Около дороги в снегу на корточках чужой мужик сидел, из сил выбился и Христом-богом просил прихватить его с собой:
– Я только рукой держаться за воз буду, мужики! – молил он.
Мимо проехали молча.
А на обратном пути видели: как сидел мужик, так и окоченел, только чуть на спину откинулся, рыжую бороду наискось в небо уставил. Помнит Катай эту рыжую бороду и с тех пор знает: зверь мужик, когда голоден.
«Себя спасает, – думает он, – каждый себя… Силен, так спасется, не силен – так свалится, свалят. Вот чего боятся».
– Вот тут и сиди, – Яшка опустил Катая под ветлой. – А лопатку-то нам давай, пригодится кому.
– Не-е-ет, ты лопатку-то не замай… Я еще подымусь, соберусь.
– Ну, собирайся, а ежели что – меня крикни…
– Кликну, кликну. Ступайте… Да народ разом растревожьте, а то он завянет – тогда трудов стоит… Чего это они там копаются, мешкают?
По долине в группе мужиков ходили Кирилл Ждаркин и Степан Огнев. Они измеряли шагами расстояние, расходились, ложились на животы, перекликались:
– Вершков на пять выше будет. Подползай ближе!
Яшка нагнулся к Катаю.
– Планы строят, дедок.
– Чего?
– Планы, говорю. Теперь без планов ничего не делается. Вон у нас на «Брусках» без планов дело шло – уничтожить пришлось такое дело. В весну с планами будет, чтоб все, как пять пальцев на руке, тебе ясно было, а то – втемную…
Из кустарника выскочил Петька Кудеяров. Став на бугорок, он воткнул обгрызенную лопатку в землю.
– Эй, анжинеры лапотны! Скоро? А то солнышко на обед клонит.
– А ты только встал – и уже обедать, – заметил ему Никита Гурьянов и тут же спохватился: «Зачем травлю? Вот злобы сколько появилось… на всех злоба».
Петька вытянулся, растерялся, потом выпалил:
– Не к тебе обедать хожу!
– Эко, сморозил, – прорвалось у Никиты. – Не к тебе! На кой это дьявол ты мне нужен?! Чай, собаку, вон – Цапая – кормлю, от него польза.
Мужики заржали, а Илья Максимович дернул за рукав Никиту.
– Не надо, – прошептал он. – Пошто это? Ни к чему это…
Кирилл и Огнев еще долго размеряли долину, советовались с мужиками, где лучше провести канаву, устроить плотину. Каждый гнул по-своему, и у каждого в предложении сквозило одно: ближе к своему огородику. А Илья Максимович – хотя и тихонько, будто так, случайно, – предложил канаву провести за дорогой. Это всех удивило. Зачем канаву за дорогой? К чему она там?
– На свой участок тянет, – затараторил Митька Спирин и ткнул лопаткой через дорогу на Коровий остров. – Мало – землю с Чухлявом заграбастали, теперь и воду им… и свет вот весь им, и все, а нам – сиди и душись…
– Да нет, – Илья Максимович отвернулся, – что это у тебя за мысли?
– Ты об этом и не говори, – зло сорвалось даже у Никиты Гурьянова. – И не говори и в мыслях не держи. Ни к чему это.
– Я – что? Я ведь не неволю. Я то говорю – канаву за дорогой проведем, оттуда и на все загоны вода ручейками… Гляди, вышина там какая.
– На небушко вон еще провести, – Митька ткнул лопаткой в небо. – Оттуда пойдет… Хахаль!..
– Да, гожа бы оттуда, – прохрипел Плакущев и выше подобрал полы пиджака.
– Ни стыда, ни совести, – тихо, но внятно проговорил Захар Катаев.
Илья Максимович сжался, задрожал на месте. Мужики за Кириллом и Огневым отошли в сторону.
– Рассердился, – Шлёнка всплеснул руками. – Как молодайка, губы загнул.
Илья Максимович стоял в стороне. Думы у него ползли густые. Вчера, когда мужиков прогоняли через двор Николая Пырякина, он сказал:
– Я ни туды ни сюды… Подумаю…
Об этом думал Илья Максимович, решал, куда податься, и все больше склонялся к тому, что надо идти со всеми, а там видать будет, и в то же время ругал себя за то, что добровольно, не подумав, вчера сам себя за шиворот из народа выбросил…
«Ишь, чего придумал – я ни туды ни сюды, – нашел чего!» – издевался он над собой.
Мужики решили канаву провести серединой долины: хотя лучше было бы провести верхним краем, как советовал Плакущев, и, выгнув коленом, вывести воду на возвышенность, – но так решили. Плотину же решено было устроить вверху, за полверсты от долины, на стыке двух рек – Алая и Крутца.
– Ну! – предложил после такого решения Кирилл. – Граждане-товарищи! Приступать давайте. Кто на канаву – иди на канаву, кто на плотину – иди на плотину…
– Чай, скажи, с богом, – в шутку посоветовал Захар.
Широковцы задвигались. Бабы, молодежь, что группками сидели в разных местах долины, поднялись. А Петька Кудеяров стал около своего огородика:
– Я вот здесь порою сажня три – и домой.
Глядя на него, и Митька Спирин с огорода Никиты Гурьянова перебежал на свой:
– И то верно баишь, а то у чужого ковыряй.
И не успел Кирилл договориться с Огневым о том, кого поставить на плотину, как широковцы быстро разбежались по своим огородикам.
Огнев засмеялся:
– Гляди-ка, армия твоя вся рассыпалась…
– Индивидуальное хозяйство.
А Яшка вытянулся на бугре, закричал вслед убегающим:
– Эй, беги! Скорей беги! А то вода сейчас хлынет!
– Эй, – подхватил и Огнев. – Что ж это, мы с артелью на плотину идем, вам плотину, выходит, устрой, а вы только канавку у своих лоскутов пророете – и довольно? Не-ет, такого уговора не было. Ну-ка, Кирилл Сенафонтыч, отруби-ка вот этот уголок.
Кирилл поднял лопату и человек сорок, во главе с Никитой Гурьяновым, повел на плотину.
– Чай, на своем-то огороде спорее, – протестовал Петька Кудеяров, – свою-то я мигом, а тут…
– Иди, иди, – Кирилл за рукав потянул его, – говорить потом будем.
И, расставив всех по местам, Кирилл скомандовал:
– Приступай! – и обежал глазами широковцев.
Их было много. В середине, рядом с Павлом Быковым, стояла Улька и, глядя на Кирилла, улыбнулась. И Кирилл улыбнулся. Перекличку улыбками заметил единственный человек в долине – Илья Максимович, – и за себя и за свою дочь Зинку он круто обиделся на Кирилла.
3
Рядом с Кириллом, то и дело поглядывая на Широкое, нехотя, не сгибая спины, ковырял лопатой землю Митька Спирин. Кирилл злился, ждал, когда он раскачается, потом не выдержал:
– Расколешь землю.
– Чего?
– Землю, говорю, расколешь. Вишь, как осторожно, ровно со стеклом.
Митька заворчал:
– Удумали хреновину какую-то… А мне-то что? Мне-то больше всех надо?… – и громче: – А я, что, нанялся к тебе? Нанимал, что ль, ты меня? Деньги, что ль, мне платил?
Кирилл, словно от укуса пчелы, дрогнул:
– Да за деньги-то я тебя, бы и минуты не держал.
– А я бы и не пошел… Что, выкусил? – Митька скособочился и выпятил вперед сивенькую бороденку.
– Тьфу, – плюнул Кирилл.
– Плюнь себе в… – Митька зажевал последние слова и так же нехотя продолжал ковырять землю.
Кирилл поднялся на бугорок, посмотрел на широковцев.
Мужики курили, чесались, топырили бороды в знойное небо, бабы перекликались, а кое-где уже завязалась перебранка из-за пастьбы, из-за лугов. Только Захар Катаев сплеча рубил землю, да на плотине, около Огнева, кипела работа – там возили щебень, навоз, трактор подтаскивал сваи. А в стороне, у ветел, тыча лопаткой, прыгал Шлёнка.
– Ты чего это там?
– А вот ужонок, Кирилл Сенафонтыч, через лопатку, мошенник, никак не перемахнет. Он в сторону, а я лопатку, а он и не перемахнет.
Кирилл в упор посмотрел на Шлёнку.
«Все ведь он нарочно… чтоб растравить меня».
– Тебе не нравится, а?… – Шлёнка, причмокнув, перерубил ужонка лопатой и ушел на канаву.
– Товарищи! – закричал, вытягиваясь на бугре, Кирилл. – Вы все вообще работаете, как на чужого дядю. Так мы сгорим, к осени не кончим. Для себя как – так давайте и поторопимся.
Широковцы торопливей застучали лопатами, но через миг опять так же вяло, не сгибая спин, ковыряли землю.
– Ну, что ты тут будешь делать? – пробормотал Кирилл и крупным шагом подошел к Огневу. – Не работают.
