Виктор Стариков - Звезда победы
— А ты попроси, тебя и отпустят, — настаивал отец.
— Нет, не могу.
Этого Семен Семенович не понимал.
За несколько дней до своего отъезда, Владимир получил письмо со штампом полевой почты. Писал товарищ, лежавший с ним в госпитале, сообщал, что он сумел добраться до своей части и сейчас готовится опять к боям.
Письмо обрадовало Владимира.
— Эх, надо и мне в свою часть попасть, — мечтательно говорил он. — Своя часть — это как семья. Ты всех знаешь и тебя все знают, ты знаешь, на кого можно положиться, и тебе цену знают.
Провожали Владимира всей семьей. Пришла и Варя. На платформе она стояла под руку с Зиной, как бы уже войдя в семью Клемёновых. К самому отходу поезда на вокзале появился и Степан.
Поезд тронулся. Владимир стоял на площадке и все махал платком, пока не скрылась платформа.
Молчаливые, все вернулись домой к своим обычным, как показалось теперь, делам.
Через несколько дней к Клемёновым зашла Варя и с тех пор все чаще и чаще стала бывать у них, сближаясь теснее с семьей. Семен Семенович так и смотрел на нее, как на близкого к дому человека. «Ишь, тысячница, как парня окрутила», — с ласковым добродушием думал он про себя.
11
Вскоре уехал из дома и Степан.
Произошло это неожиданно и для самого Степана. Еще накануне он рассказывал, что снарядный завод после войны будет перестроен в машиностроительный, и ему предлагают сейчас начать подготовку к строительству дополнительных цехов, составить проект рабочего городка. Отцу это показалось странным. Война еще идет. Рано думать о мирной жизни.
Но вдруг все переменилось.
Ночью позвонили по телефону из Москвы. Степан долго разговаривал с каким-то высоким начальством, и по его голосу отец догадался, что в жизни сына наступает перемена.
— Домой еду, — сказал Степан, повесив трубку. — Приказывают сдать все дела и послезавтра вылететь на самолете.
— Там же немцы! Куда ты полетишь?
— Есть сообщение — бои идут на окраине города и не сегодня-завтра город будет освобожден.
— За семьей, значит? Говорил тебе — напиши. Видишь, понимают люди.
— Не только за этим, папа. Поручают восстановить завод, который я взрывал.
— Совсем с Урала?
— Наверное… Говорят — строил этот завод, хорошо знаю все хозяйство, сам взрывал его, мне и восстанавливать. Ну, конечно, знают, что и семья моя там осталась.
— Так… — старик Клемёнов помедлил. — Что же, Степан, рад за тебя. Домой… Многие домой собираются. Война пошла теперь к концу. А ты вот что… Твои там, наверное, при немцах всего натерпелись. Посмотри, как они там, а в случае чего присылай к нам жену и детишек. Отходим… У нас тут полегче, войной не тронуты.
— Спасибо, папа.
Весь день Степан пробыл на заводе, сдавая дела назначенному на его место заместителю, а вечером приехал домой. Мать начала собирать ему вещи в дорогу.
— Я детишкам сладостей приготовила и кое-что из вещичек.
— Ничего не нужно, — сказал Степан. — А если будет нужда, напишу.
— А ты слушай мать. Она дело говорит. Там увидишь — нужно или не нужно. Лишнее отдашь кому-нибудь.
Степан не стал спорить. Он видел, что старики расстроены, провожая его, и эти хлопоты помогают им справиться с собой.
Отец поставил на стол бутылку водки и сказал:
— Выпьем перед дорогой. Помнишь, как ты приехал к нам: в шляпе и летнем пальтишке. Я тогда не поверил тебе, думал, болтаешь, — какой из тебя строитель. А ты завод городу построил. Люди будут помнить, что этот завод строил Степан Клемёнов. Верю, что и у себя без дела сидеть не будешь, работать умеешь и любишь. Не напрасно тебя так спешно вызывают.
— А я, — задумчиво произнес Степан, — все последние дни думал, как бы о семье справки навести? А сейчас и ехать не хочется, жалко с Уралом расставаться. Хорошие у нас тут места. На всю жизнь работы хватит. На юге я строил все в обжитых местах, а тут в тайгу надо итти, не только заводы, но и города строить.
— А вот и возвращайся. Бросил ты Урал.
— Может быть, и приеду сюда строить.
Он прошел в свою комнату и принес фотографии развалин завода.
— Вот и мой завод, — произнес он, раскладывая веером перед отцом фотографии. — Это наши воздушные разведчики два месяца назад сфотографировали, а мне их из Москвы на память прислали. Этот завод я своими руками разрушил. Хорошо разрушил! Ничего немцы не смогли восстановить. Не работал завод на немцев. А я думаю, что месяца через четыре первые цехи смогу пустить. А через год и весь завод восстановим. Секреты у меня такие есть. С умом взрывали. Здесь труднее было, а за четыре месяца завод построили.
До поздней ночи проговорил Степан с отцом. На рассвете все поехали на аэродром провожать Степана.
За ночь выпал иней, и когда самолет разворачивался для взлета, он оставлял колесами две широкие зеленые полоски на траве.
Вылет самолета задерживался. Брат с сестрой ходили по бетонной взлетной дорожке.
— Я тебе очень благодарна, Степан, — говорила Зина. — Ты помог мне понять себя. Сейчас мне и самой удивительно, как я могла думать, что музыка никому не нужна. Ведь люди нуждаются в радости, а музыка — это всегда радость. После того разговора с тобой я опять начала ездить по концертам и мне всегда было немножко стыдно. Так я плохо думала о себе. Вообще все как-то вдруг изменилось… Я себе место в жизни нашла.
Степан взял ее под руку и, прижимая к себе ее локоть, сказал:
— Вот и хорошо, что ты все это поняла. А знаешь, — он мечтательно прищурился, — буду пускать завод и закачу рабочим превосходный концерт. Приезжай на гастроли.
Она засмеялась:
— Да ты прежде посмотри, что там есть.
— Я верю, что все будет хорошо.
Степан в последний раз расцеловался со всеми. Взревели моторы. Пассажиры поднялись в машину. Последним вошел в самолет Степан, оглянулся на своих и помахал им шляпой.
Самолет побежал, набирая скорость, по широкому полю. Семен Семенович стоял, опираясь на трость, и ветер шевелил его седые волосы. Глаза у него были влажноваты и красны.
Вот самолет оторвался от земли, круто взбираясь в холодную голубизну неба, сделал круг над аэродромом и, уменьшаясь, скрылся за лесом.
— Все разъехались и разлетелись, — с грустью промолвил Семен Семенович, надевая шапку.
Через месяц от Степана пришло первое письмо. Он сообщал, что семью нашел. Все это время она прожила на каком-то хуторе. Жене нужно бы поехать полечиться, но она и слышать не хочет об этом и уже начала работать на восстановлении завода. Письмо было бодрое, радостное.
12
В ночь, когда стало известно о конце войны с Германией, Семен Семенович работал на заводе. Готовились пускать чугун. Рабочие уже собирались кувалдами ударить в пику, чтобы пробить отверстие в летке.
Из цеховой конторки выскочил чумазый парнишка и звонким срывающимся от возбуждения голосом закричал:
— Товарищи! Войне конец! Товарищи! Немцам капут! Капитулировали!
Рабочие опустили кувалды.
Мальчишка, выкрикивая эти короткие слова, бежал через литейный двор к прокатному цеху. А за ним уже бежали люди.
Появился парторг завода.
— Только что передали по радио. Немцы в Берлине капитулировали. В Москве сейчас будет салют.
Начался митинг. Семену Семеновичу казалось, что все это происходит во сне. Гулко билось сердце.
Выступали рабочие… А рядом доменщики опять взялись за кувалду. В том месте, где они пробивали летку, показался огненный глазок, он быстро расширялся, и струя чугуна, озаряя ярко цех, вырвалась из домны.
Очередной оратор замолчал.
Все было, как всегда. Чугун тугой струей вырывался из летки, бежал по жолобу и падал в ковш, раскидывая искры. Стремительно неслись по молочно-розовой поверхности темные кусочки шлака. Но все это было не как всегда. Этот чугун уже лился в часы победы, в часы, когда кончилась война.
Клемёнов шел ночной улицей. Во всех окнах горел свет. Большой праздник пришел в город ночью, поднял людей с постели, вывел в толпы на улицы.
Семен Семенович подумал, какое же прекрасное утро ожидает людей — утро мира и радости.
В доме Клемёновых тоже все были на ногах. Семен Семенович не удивился, увидев и Варю.
Ночью же сели писать письмо Владимиру и Сергею Ивановичу. Степану решили послать телеграмму. Девушки оделись и ушли на телеграф.
Они вернулись часа через два и рассказывали, что очередь перед телеграфом стоит на улице. Во все концы страны летели телеграммы.
Так до утра, пока встало ясное майское солнце, и не расходились.
— Будем теперь ждать своих, — сказал Семен Семенович.
Ждать пришлось долго. Только осенью пошли первые эшелоны с демобилизованными. Каждый день к вокзалу подходили длинные составы с солдатами, возвращающимися домой. Они ехали из Берлина, Праги, Вены, Будапешта, Софии, Белграда — со всей Европы. Загар от солнца чужих стран лежал на лицах солдат.
